Религия и жизнь /обсуждение/

[Lurdes.com]

Девушка, а вы не подумали что Ислам наоборот защищает права женщин?

не наю не знаю...Знаю. что женщина если разведется с мужем (вернее он скорее с ней разведется, мужчине достаточно крикнуть 3 раза развожусь) то дети по их закону не могут уйти с матерью....И женщину выгоняют одну...И в том, что на ней в данный момент находится. (отсюда обычай носить как можно много золота на себе)

[Александр М]

Ужас...

а в чем ужас?в чем? четко написано и все уважаемые ученые Ислама давно трактовали это, как Вы правильно написали:

то мужу разрешается побить жену, не причиняя ей сильных страданий.

Однако наказание это должно быть символическим: нельзя ударить ее так, чтобы остались следы, чтобы появилась кровь, остались шрамы или сломалась кость. Запрещено бить жену по лицу. После того как жена образумится, нужно относится к ней так, чтобы она забыла о случившемся.

в чем проблема? не для кого не секрет, что девушки такими бывают моральными уродками, что волосы дыбом встают, все правильно тут написано, многие жены лживые, неверные и т.п а потом еще и удивляются, почему же ее муж избил до полусмерти?) Есть четкое описание, как это должно быть...и никакого ужаса тут нет.и Вы упускаете оч.важную деталь, перед этим, он обязан ее "вернуть" на истинный путь или "научить"(смотря какая ситуация) это самая крайняя мера.Прем-Кокус

молодец,все верно описал. это только Кяфирам(неверным) кажется,что женщина унижена и обижена, на самом деле так защищает, что обычным законам тяжело потягаться будет с ними.

Скажем, жена, имеет много прав, скажем, что ей принадлежит, муж вообще не имеет право трогать, а если она заработала, то тратить тока на саму себя, а если муж зарабатывает,то он тратит и на нее.

В Исламе, даже прописано, как и что следует делать во время близких отношении, и все четко и понятно расписано, почему нельзя анальный секс, и почему нужно мыться до и после отношении... Все четко,другое дело идиотов тоже хватает, но это к самой сути Ислама отношении вообще не имеет.

[Прем-Кокус]

Девушка, а вы не подумали что Ислам наоборот защищает права женщин?

не наю не знаю...Знаю. что женщина если разведется с мужем (вернее он скорее с ней разведется, мужчине достаточно крикнуть 3 раза развожусь) то дети по их закону не могут уйти с матерью....И женщину выгоняют одну...И в том, что на ней в данный момент находится. (отсюда обычай носить как можно много золота на себе)

Даже при разводе Ислам защищает женщину:

1)Мужчина не может дать развод жене в период ее менструального цикла

2)Мужчина не может дать развод жене если имел с ней половые отношения после менструаций, до тех пор пока не выясниться беременна она или нет.

3)Мужчине не может дать развод жене в период ее беременности и послеродовой слабости("идда" - этот период длится от 3 до 9 месяцев).

И кстати, мужчине не достаточно "крикнуть 3 раза развожусь", ему нужно объявить о разводе в течении трех месяцев, соблюдая вышеперечисленные условия.

А вот женщина может требовать развода в шариатском суде если

1) муж бесплоден

2) муж страдает половым бессилием(в Исламе муж должен посещать свою жену не менее трех раз в неделю)

3) муж отказывает ей в содержании

4) муж оскорбляет и унижает ее

5) муж заболевает неизлечимой болезнью или сходит с ума

6) муж пропал без вести

7) муж солгал ей при заключении брачного контракта

[Александр М]

Прем-Кокус

все верно, кстати,

1) муж бесплоден

2) муж страдает половым бессилием

жена ждет год лечения.если не получается, то предпринимаются дальнейшие действия.\

а у нас что творится? начинают гулять..это и есть обман, соответственно теряется доверие и смысл брака. а тут все четко.

[zyxel]

не наю не знаю...Знаю. что женщина если разведется с мужем (вернее он скорее с ней разведется, мужчине достаточно крикнуть 3 раза развожусь) то дети по их закону не могут уйти с матерью....И женщину выгоняют одну...И в том, что на ней в данный момент находится. (отсюда обычай носить как можно много золота на себе)

так и должно быть, мусульмане это тебе не западные распи..дяи и пьяницы.

[Maki]

Прем-Кокус

Было бы все, так как ты говоришь точнее, так и должно быть. Но многие привыкли, или специально искажают, извращают все то, что говорится в Коране.

[zyxel]

Кстате люди забыли что такое страна Афганистан и Пакистан. Так что ислам там непричем, вот арабские эмираты к примеру, Турция и т.д. Ислам наоборот религия очень практичная и женщин защищает.

[sylphizium]

zyxel

В Турции, например, справнительно мягкие приговоры выносятся насильникам.

Ежедневно в Турции насильственной смертью умирает три женщины. Женские организации требуют от турецкого правительства принять срочные меры в связи со случаями убийства женщин в стране.

Организации также требуют разрешать им выступать в качестве соистцов на судебных процессах, разбирающих дело об убийстве.

В период между январем и августом прошлого года в Турции были убиты 953 женщины, в этом году – еще 226. Только в октябре этого года насильственной смертью погибли 23 турчанки, 16 были избиты, 15 подверглись изнасилованию, причем семь из них были несовершеннолетними, согласно Bianet News.

По данным женских организаций, причины убийства турчанок бывают самыми разными: то, что женщина надела белые брюки, не передала соль за столом, отправила смс, не приготовила вовремя обед или кокетливо спросила, который час.

Убийцами зачатую становятся мужья, неадекватно реагирующие на поведение своих жён.

СМИ, сообщая об этих случаях, обычно становятся на сторону убийцы, а пародийные телепередачи обыгрывают нападения, убийства и насилия так, что они начинают восприниматься как нечто обыденное.

«Убийство женщин достигло уровня фемицида, но никаких мер для борьбы с этим не предпринимается. Убийцы не получают того наказания, которого они заслуживают. Насилие и убийство женщин происходит не от случая к случаю, а регулярно. И причиной тому служат не извращенность, культура или мещанство, а патриархальный уклад общества. Жестокость по обращению к женщине воспринимается как метод оказания давления и удержание контроля над женщиной», – говори представитель Комиссии по этике.

Еще одна проблема состоит в том, что жертвы жестокого обращения и изнасилований редко обращаются в суд. Поэтому женские организации требуют от правительства принять меры для того, чтобы поощрять жертв насилия бороться за свои права и одерживать победу в суде. Другим требованием остается открытие большего числа приютов для пострадавших – их в стране на данный момент всего 38.

Европейские наблюдатели также отмечают, что Турции еще предстоит много работать над проблемой ранних браков, убийств чести и насилия в обществе.http://antalyatoday.ru/articlerd/antalya-64.html

А ведь Турция еще одна из самых "мягких" мусульманских стран.

Еще известны случаи в Сомали, когда женщин избивали прямо на улице плетьми за ношение брюк под их традиционной одеждой.

Ну а кроме того, мусульманские богословы даже считают, что женщины не имеют души, поэтому в загробном мире им нет места. Зато там будут гурии - вечно юные девы идеальной красоты, созданные Аллахом для услаждения праведников, попавших в рай...

Так что, ничего хорошего вообще-то, все хорошее только на уровне теории.

Ну а по поводу того, что есть женщиные "отмороженные" и их надо бить... Ну молодцы ребята, воины)) Только с женщинами и воевать.

[Dersu_Uzala]

видимо, кое-кто тут мусульманин *67

[Прем-Кокус]

Ну а кроме того, мусульманские богословы даже считают, что женщины не имеют души, поэтому в загробном мире им нет места. Зато там будут гурии - вечно юные девы идеальной красоты, созданные Аллахом для услаждения праведников, попавших в рай...

Так что, ничего хорошего вообще-то, все хорошее только на уровне теории.

Девушка, зачем вы повторяете лживые выдумки шовинистов? Аллах сказал: «А те мужчины и женщины, которые совершают некоторые из праведных поступков, будучи веру­ющими, войдут в Рай, и не будут обижены даже на величину выемки на финиковой косточке» (4, «Ан-ниса»: 124).

[sylphizium]

Прем-Кокус

За что купила за то и продаю) хмм, рассказы о женитьбе на 72 гуриях - не правда?

Факт в том, что при всем "равенстве" мужчини и женщин в Коране, на практике такие отношения не соблюдаются. Да и высказывания на счет того, что

многие жены лживые, неверные и т.п а потом еще и удивляются, почему же ее муж избил до полусмерти?)

Это ведь о женах сказано. Во-первых, смотреть надо на ком женитесь, а во-вторых, разве развода не достаточно?

И еще, если развод происходит по инициативе женщины, то не теряет ли она право на все совместно нажитое имущество, а заодно и средств к существованию? Ведь по Корану, содержать ее должен муж и работать без его разрешения она не должна.

[Прем-Кокус]

Прем-Кокус

Факт в том, что при всем "равенстве" мужчини и женщин в Коране, на практике такие отношения не соблюдаются.

В Исламе нет абсолютного равенства между мужчиной и женщиной: у мужчин свои права и обязанности, у женщин свои. И это хорошо - потому что мужчины остаются мужчинами, а женщины женщинами. Желаете иметь те же права что и мужчины? Но тогда придется иметь и те же обязанности, что б все было "по чесноку". Вот вам лично понравиться если ваш муж откажется нести тяжести в одиночку и предложит разделить вес поровну? Или если он откажется защищать вас от хулигана, предоставив вам шанс доказать что вы "ничуть не хуже мужчин"?

Прошу прощения за излишнюю резкость в прошлой дискуссии о Исламе. Я тогда считал вас мужчиной.

[sylphizium]

Прем-Кокус

Есть разница в неравенстве на бытовом уровне и на законодательном)

Даже если это законы Шариата.

Мой муж сам таскает тяжелые сумки, может защитить меня если что, и никогда-никогда не поднимет на меня руку. Худшее, что он может мне сделать - это защекотать. И при этом он не мусульманин. И в глазах закона мы равны)

[TTH]

   

[Alexsvatov]

Прочитайте Суад Сожженная заживо http://lib.babr.ru/?book=3505

Для начала первую главу

Я девушка, а девушка должна идти быстро, низко опустив голову, словно она считает шаги. Глаза ее не должны ни подниматься, ни уходить вправо и влево от дороги, потому что, если вдруг встретятся с глазами мужчины, вся деревня сочтет, что она шармута.

Если замужняя соседка, или старуха, или кто угодно заметит девушку одну на улице, без матери или старшей сестры, без овцы, без охапки сена или корзины с инжиром, то про нее опять скажут: «шармута».

Девушка должна быть замужем, чтобы иметь право смотреть вперед, заходить в лавку торговца, делать эпиляцию и носить украшения.

Если девушка не вышла замуж до четырнадцати лет, как моя мать, деревня начинает над ней насмехаться. Но чтобы выйти замуж, девушка должна ждать своей очереди в семье. Сначала старшая, а потом все остальные.

В доме моего отца слишком много девушек. Четыре, и все невесты. Есть еще две дочери от второй жены нашего отца. Но они девочки. Единственным мужчиной в семье является наш всеми обожаемый брат Ассад, родившийся среди сестер четвертым. Я занимаю третье место.

Мой отец Аднан недоволен моей матерью Лейлой, которая родила ему столько девочек. Он также недоволен и своей второй женой Айшей, потому что и у нее одни девочки.

Нура, самая старшая, вышла замуж поздно, когда мне самой было уже пятнадцать. Вторую сестру, Кайнат, никто не хотел брать замуж. Я слышала, что один человек говорил с отцом обо мне и что я должна ждать свадьбы Кайнат, прежде чем думать о своей. Но, возможно, Кайнат недостаточно красивая, а может, она слишком ленива в работе... Я не знаю, почему к ней никто не сватается, но если она останется старой девой, то станет посмешищем для всей деревни, и я стану вместе с ней.

С той поры, как я себя помню, у меня не было ни игр, ни удовольствий. Родиться девочкой в нашей деревне — это проклятие. Мечта о свободе связана с замужеством. Покинуть дом отца ради дома мужа и больше никогда туда не возвращаться, даже если муж будет тебя бить. Если замужняя женщина возвращается в дом отца, это позор. Она не должна искать защиты нигде, кроме дома мужа, и в противном случае долг ее семьи — вернуть ее в дом мужа.

Мою сестру бил муж, и она опозорила отца, придя к нему жаловаться.

Но все-таки ей повезло, что у нее есть муж, о котором я пока только мечтаю.

С тех пор как я услышала, что один человек говорил обо мне с отцом, меня пожирали любопытство и нетерпение. Я знала, что этот парень жил в двух шагах от нас. Иногда я могла его разглядеть с высоты террасы, где развешивала белье. Я знала, что у него была машина, он носил костюм и при нем всегда портфель. Он никогда не одевался как работяга, должно быть, работал в городе, в хорошем месте и имел всегда безупречный вид. Мне хотелось увидеть поближе его лицо, но я всегда боялась, что кто-нибудь из моей семьи застанет меня за подглядыванием. Поэтому, когда меня посылали на конюшню за сеном для больного барана, я быстро шла по дороге в надежде увидеть его близко. Но он ставил свою машину слишком далеко. Благодаря моим наблюдениям я примерно знала, в котором часу он выходит на работу. В семь утра я делала вид, что складываю высохшее белье на террасе, или собираю созревший инжир, или вытряхиваю ковер, чтобы несколько секунд посмотреть, как он уезжает на машине. Я должна была все делать быстро, чтобы никто ничего не заметил.

Я поднималась по лестнице, проходила через комнаты и шла на террасу. Я энергично трясла ковер и смотрела через цементную стену, слегка скосив глаза вправо. Если кто-нибудь наблюдал за мной издалека, он никак не мог догадаться, что я смотрю на улицу.

Иногда мне удавалось его заметить. Я была влюблена в этого человека и его машину! На своей террасе я фантазировала: вот вышла за него замуж и смотрю, как его машина удаляется, как и сегодня, так что я ее уже не вижу, но на закате солнца он вернется с работы. Я сниму с него ботинки и, стоя на коленях, вымою ему ноги, как моя мать отцу. Я подам ему чай, буду смотреть, как он закуривает свою длинную трубку, сидя как король перед дверью своего дома. Я буду женщиной, у которой есть муж!

И я смогу пользоваться косметикой, ездить с мужем на машине и даже поехать в город. Я вынесла бы что угодно, лишь бы обрести свободу и, когда мне захочется, одной выйти за порог и пойти купить хлеба!

Но я никогда не буду шармута. Я не буду глядеть на других мужчин, я буду ходить быстро, но прямо и гордо, не считая шаги и не опуская глаз, и никто в деревне не посмеет сказать обо мне плохо, потому что я буду замужем.

Именно на террасе началась моя ужасная история. Я уже была старше, чем моя сестра ко дню своей свадьбы, я надеялась и теряла надежду.

Мне должно было скоро исполниться восемнадцать, а может быть больше, я не знаю.

Моя память унеслась вместе с дымом, в тот день, когда на меня пал огонь.

[scream88]

Только в прошлом году без вести пропали 50 миллионов девушек.

Что-то не очень то верится в эту цифру.

Афганистан захватил лидерство благодаря тому, что здесь 87% женщин остаются неграмотными

Мужчин грамотных там не намного больше.

Есть такие девки которые этого заслуживают, серьезно, ну вот когда мужик бабе изменит там значит в ход сковорода, скалка, кочерга идет, а тут подумаешь за измену по попе ремнем, ну по спинке

За измену в исламе женщину по попе ремнем? Уважаемый мне интересно - вы реально верите в то что пишите?

P.S.

Поржал над доводами о том что в исламе женщина почти равна мужчине. Особенно на фоне того что в чечне недавно были сняты ролики, где девушек без хиджаба (по виду так вполне себе чеченок) на улице из пейнтбольных ружий расстреливали (ютуб знает это - я гарантирую). И Рамзан таки сказал, что это вполне себе даже не осуждает

[Прем-Кокус]

Прем-Кокус

Есть разница в неравенстве на бытовом уровне и на законодательном)

Даже если это законы Шариата.

Мой муж сам таскает тяжелые сумки, может защитить меня если что, и никогда-никогда не поднимет на меня руку. Худшее, что он может мне сделать - это защекотать. И при этом он не мусульманин. И в глазах закона мы равны)

Я сам таскаю тяжелые сумки, мне уже приходилось защищать свою жену, и я никогда не поднимал и не подниму на нее руку. И я мусульманин. Девушка, может быть проблема не в мусульманах, а в ваших предрассудках? Советую вам посмотреть фильм "Меня зовут Кхан" http://ulanovka.ru/forum/viewtopic.php?t=182770 Там озвучена простая истина - есть хорошие люди и есть плохие, и религиозные убеждения, цвет кожи или разрез глаз тут ни причем.

[Alexsvatov]

Суад Сожженная заживо http://lib.babr.ru/?book=3505

Продолжение:

Память

Я родилась в крошечной деревушке. Говорили, что она расположена где-то на иорданской территории, затем — на границе иорданской территории, затем — к западу от иорданской территории, но, поскольку я никогда не ходила в школу, я ничего не знаю об истории моей страны. Говорили, что я родилась там то ли в 1958-м, то ли в 1957-м... То есть сейчас мне примерно сорок пять лет. Двадцать пять лет назад я говорила только по-арабски, не выходила из своей деревни дальше, чем на несколько километров от последнего дома, знала, что где-то далеко существуют города, но их никогда не видела. Я не знала, круглая Земля или плоская, я не имела ни малейшего представления о мире. Я знала, что надо ненавидеть евреев, захвативших нашу землю, мой отец называл их свиньями. К ним нельзя было подходить, прикасаться к ним, разговаривать, иначе сам станешь свиньей, как они. Надо было молиться, по крайней мере, два раза в день, произносить молитвы, как это делали моя мать и сестры, но я узнала о существовании Корана только много лет спустя, в Европе. В школу ходил мой единственный брат, король нашего дома, но не девочки. Родиться девочкой у нас в семье — это проклятие. Жена должна родить сначала сына, хотя бы одного, а если у нее родятся одни девочки, над ней смеются. Надо иметь две или самое большее три дочери, чтобы они работали по дому, в огороде или ухаживали за скотиной. Если в семье происходит по-другому, это большое несчастье, от которого надо избавиться как можно скорее. Я очень быстро узнала, как от него избавляются. Так я прожила почти семнадцать лет, не зная ничего другого, потому что я была девушка, а это хуже, чем быть скотиной.

Такова моя первая жизнь, жизнь арабской женщины на западном берегу реки Иордан. Она продолжалась двадцать лет, и потом я умерла. Умерла физически, социально, навсегда.

Моя вторая жизнь началась в Европе, в конце 70-х годов, с международного аэропорта. Я была человеческими останками, умирающими на носилках. Я ощущала смерть в такой степени, что служащие, которые несли меня к трапу, стали возражать. Меня спрятали за шторкой, но все равно мое присутствие было для них невыносимо. Мне говорили, что я выживу, но я прекрасно знала, что нет, и ждала смерти. Я умоляла ее забрать меня. Смерть была лучше, чем страдание и унижение. От моего тела ничего не осталось, зачем же они хотели заставить меня жить, когда я желала одного — не существовать больше ни телом, ни духом.

Даже сегодня мне случается думать об этом. Это правда, я хотела умереть больше, чем встретиться с этой второй жизнью, которую мне так щедро подарили. Выжить в моем случае — это чудо. И оно дает мне сейчас возможность свидетельствовать от имени всех тех женщин, которым не выпал этот шанс, которые до наших дней продолжают умирать только потому, что они женщины.

Я должна была выучить французский, слушая, как говорят другие люди и, заставляя себя повторять слова, смысл которых мне объясняли знаками: «Больно? Не больно? Есть? Пить? Спать? Ходить?» А я отвечала знаками «да» или «нет».

Гораздо позже я научилась читать слова по газете, терпеливо, день за днем. Сначала я разбирала только маленькие объявления, некрологи, короткие фразы с небольшим количеством слов, которые я фонетически повторяла. Иногда у меня появлялось чувство, что я животное, которое учат говорить по-человечески, в то время как у меня в голове звучали арабские слова, и я себя спрашивала, где я была, в какой стране и почему я не умерла там, в своей деревне. Мне было стыдно, что я еще жива, но никто об этом не знал. Мне было страшно от этой жизни, но никто этого не понимал.

Я должна была сказать все это перед тем, как попытаться собрать обрывки моей памяти, потому что я хотела, чтобы мои слова были написаны в книге.

В моей памяти много пустоты. Первая часть моего существования состоит из образов, странных и жестоких сцен, как в телевизионном фильме. Иногда я не верю сама себе, так мне больно собрать их по порядку. Можно ли, к примеру, забыть имя одной из сестер? Или сколько лет было брату, когда он женился? И при этом не забыть коз, овец, коров, помнить печь для хлеба, стирку в саду, помнить, как собирали цветную капусту, кабачки, помидоры, инжир... хлев и кухню... мешки с пшеницей и змей? Террасу, где я подглядывала за моим возлюбленным? Пшеничное поле, где я совершила свой «грех»?

Я плохо помню мое раннее детство. Иногда в глаза бросится цвет или предмет, и в памяти вспыхивают и смешиваются образы, персонажи, крики, лица. Часто, когда меня о чем-то спрашивают, в моей голове зияет совершенная пустота. Я безнадежно ищу ответ, а он не приходит. Или бывает, что вдруг появится какой-то образ, а я не знаю, чему он соответствует. Однако эти картинки впечатались в мою память, и мне их никогда не забыть. Невозможно забыть собственную смерть.

Меня зовут Суад, я девочка с западного берега реки Иордан, вместе с моей сестрой мы ухаживаем за овцами и козами, потому что у моего отца есть стадо, и я работаю как лошадь.

Я должна была начать работать к восьми-девяти годам, а первые месячные должны были начаться в десять лет. У нас говорят, что девочка созрела, когда это с ней случается. Мне было стыдно за эту кровь, потому что ее надо было скрывать даже от матери, тайком стирать шаровары, придавать им белизну, а потом быстро сушить на солнце, чтобы мужчины и соседи их не увидели. У меня было всего двое шаровар. Я вспоминаю, что в качестве прокладок я пользовалась бумагой в эти проклятые дни, когда тебя презирали, будто ты больна чумой. Тайком я зарывала поглубже в помойное ведро эти знаки моей нечистоты. Если болел живот, мать готовила отвар из листьев шалфея и давала мне его пить. Она туго обвязывала мне голову платком, и наутро у меня уже ничего не болело. Это единственное лекарство, о котором я помню, и я пользуюсь им до сих пор, потому что оно очень эффективно.

С утра мы с сестрой Кайнат, которая была старше меня на год, отправлялись в конюшню, я свистела в два пальца, чтобы собрать овец вокруг нас. Девочки не должны выходить одни или с младшими сестрами. Старшая служит гарантией для младшей. Моя сестра Кайнат милая, круглая, немного жирноватая, а я маленькая и тощая, но мы хорошо ладим.

Мы обе выходили с овцами и козами из деревни и шли на луг, находившийся в четверти часа ходьбы от деревни, мы шли быстро, опустив глаза, до самого последнего дома. Зато на лугу мы были свободны, могли говорить друг другу всякие глупости и даже немного смеяться. Я не помню, чтобы между нами были долгие разговоры. В основном мы болтали о том, когда съесть сыр, взрезать арбуз, как присмотреть за овцами и, особенно за козами, способными сожрать все листья с инжира за несколько минут. Когда овцы собирались в кружок, чтобы вздремнуть, мы тоже засыпали в тенечке, опасаясь, как бы какая-нибудь овца или коза не забрела на соседское поле, ведь тогда не миновать последствий после возвращения. Если животное забиралось в огород или мы возвращались в конюшню, опоздав на несколько минут, нас пороли ремнем.

Наша деревня казалась мне очень красивой и зеленой. Там росли фиговые деревья, виноград, фрукты, лимоны и было несметное количество олив. Моему отцу принадлежала половина всех обрабатываемых земель деревни, ему одному... Он не был богачом, но жил неплохо. Большой каменный дом, окруженный стеной с большими железными воротами, выкрашенными в серый цвет. Эти ворота были символом нашего заточения. Когда мы входили внутрь, ворота захлопывались, чтобы не дать нам выйти. Через эти ворота можно было войти с улицы, но не выйти. Был ли от них ключ? Или они открывались автоматически? Я помню, что мать и отец выходили, но не мы. Мой брат, в отличие от нас, был свободен. Свободен, как ветер: он ходил в кино, он выходил, он возвращался через эти ворота, он делал что хотел. Я часто смотрела на эти ворота, говоря себе: «Никогда я не смогу выйти через них, никогда...»

Деревню я знала не очень хорошо, потому что мы не имели права выходить. Закрыв глаза, чтобы сконцентрироваться, с большим усилием я могу сказать, что видела. Вот дом моих родителей, немного подальше, на той же стороне, дом, как я его называю, богатых людей. А напротив дом моего возлюбленного. Только перейти дорогу, и вот он, я его вижу со своей террасы. Еще я вижу несколько разрозненных домов, не знаю сколько, но очень немного. Дома окружены стенами или железными оградами, за ними огороды, как и у нас. Я покидаю дом, только чтобы выйти на рынок с отцом или матерью или пойти на луг с моей сестрой пасти овец. И это все.

До семнадцати-восемнадцати лет я не видела ничего другого. Я ни разу не ходила в наш деревенский магазин, рядом с домом. Проезжая с отцом на его грузовичке на рынок, я видела торговца, всегда стоящего у дверей с сигаретой. Перед его лавкой было две лесенки: справа можно было купить сигареты, газеты и напитки, туда шли одни мужчины. Слева продавались овощи и фрукты.

На той же стороне дороги был еще один дом, где жила замужняя женщина, у которой было четверо детей, и она имела право выходить. Она могла войти в магазин, я видела, как она стояла на лестнице со стороны овощей и фруктов, держа в руках прозрачные пластиковые мешки.

Вокруг нашего дома был большой участок. Там выращивали кабачки, тыквы, цветную капусту, помидоры, много всяких овощей. Наш огород примыкал к соседскому, отделенному невысокой стенкой, через которую можно было легко перелезть, но никто из нас никогда этого не делал. Заточение было для нас привычным. Девочке из нашего дома даже в голову никогда не приходило перелезть через эту символическую преграду. Куда пойти? Окажись она в деревне одна, на дороге, ее очень быстро вернут домой, а честь семьи будет запятнана.

В саду я занималась стиркой. Там, в углу, был колодец. Я разводила огонь и грела воду. Брала из запаса вязанку хвороста, сама на коленке ломала сучья и нагревала воду... довольно долго. Пока вода грелась, я делала что-нибудь другое, подметала, мыла пол, пропалывала огород. Потом я стирала вручную и шла на террасу развешивать белье на солнце.

Дом у нас был современный, очень удобный, но не было горячей воды ни в кухне, ни для умывания. Воду надо было греть в саду, а потом нести в дом. Позже отец провел горячую воду и установил ванну и душ. Все девочки пользовались для умывания одной и той же водой, и только брат имел право на отдельную воду для него одного и, разумеется, отец.

Ночью мы с сестрами спали на полу на овечьих шкурах. Когда было очень жарко, располагались на террасе, прямо под луной. Девочки спали с одной стороны террасы, прижавшись, друг к другу, родители и брат — с другой.

Рабочий день начинался рано. С восходом солнца, часа в четыре, а то и раньше, поднимались отец с матерью. На время уборки зерна мы брали еду с собой и шли все вместе, отец, мать, мои сестры и я. Во время сбора инжира выходили тоже довольно рано. Мы собирали его по штучке, не пропуская ни одной, укладывали в коробки, и отец вез их на рынок. До рынка добирались на осле добрых полчаса, приходили в маленький городок, в самом деле, очень маленький, я забыла его название, а может никогда и не знала его. Половина рынка у входа в город была занята его продукцией, и торговцы продавали ее. Чтобы купить одежду, надо было ехать в городок побольше и добираться туда на автобусе. Но девочки туда никогда не ездили. Туда ездила только мать в сопровождении отца. Это было так: мать с отцом покупали вещи, мать давала своим дочерям платья. Нравилось нам или не нравилось — мы должны были это надевать. Ни сестры, ни я, ни даже наша мать не имели права высказать свое мнение. И это было так, и никак иначе.

Поэтому у нас были длинные платья с короткими рукавами, какой-то сорт хлопка, серые, иногда белые, очень редко черные, ткань была очень жаркой и колола кожу. Воротник всегда был высокий и закрытый. Но сверху мы должны были надевать рубашку или, в зависимости от времени года, кофту с длинными рукавами. Зачастую было так жарко, что мы задыхались, но рукава были обязательными. Показать участок кожи на руках или ногах еще хуже, чем на шее, это позор. Мы всегда ходили босиком, у нас никогда не было обуви, только иногда замужние женщины носили обувь.

Под длинным, застегнутым на пуговицы до самой шеи платьем я носила шаровары — это белые или серые штаны, очень широкие, а под ними еще были большие, как шорты, трусы, которые доходили до верха живота. Мои сестры были одеты так же.

Моя мать часто была одета в черное. Отец носил белые шаровары, длинную рубаху, а на голове красно-белый платок, как у палестинцев.

Мой отец! Как сейчас вижу его сидящим перед домом, прямо на земле, под деревом, с трубкой в руках. Он маленького роста, цвет лица очень бледный, с рыжими веснушками, у него круглая голова и злые голубые глаза. Однажды он упал с лошади и сломал ногу, и мы, дочери, были очень этому рады, потому что он не мог быстро бегать за нами с ремнем, чтобы отлупить нас. Если бы он умер, мы бы радовались еще больше.

Я очень хорошо его вижу, моего отца. Я никогда не смогу его забыть, будто его фотография приклеена у меня в голове. Он сидит перед домом, как король у дворца, с красно-белым платком на голове, скрывающим его лысый рыжий череп. На нем ремень, а на коленях согнутых ног лежит палка. Я очень хорошо его вижу, маленького и злобного, — он расстегивает свой ремень и кричит: «Почему овцы вернулись одни?»

Он хватает меня за волосы и тащит по земле на кухню. Он бьет меня, пока я стою на коленях, он тянет меня за косу, как будто хочет ее оторвать, а потом отрезает ее огромными овечьими ножницами. У меня нет больше волос. Я могу плакать, кричать, умолять, но получу только пинки ногами. Это ведь я виновата.

Было очень жарко, и я заснула вместе с сестрой, а овцы ушли. Он бил нас так сильно своей палкой, что иногда я не могла заснуть, не могла лечь ни на правый, ни на левый бок, так мне было больно. Кажется, нас били палкой или ремнем каждый день. День без побоев — это было что-то из ряда вон выходящее.

Может быть, как раз тогда нам с Кайнат связали руки за спиной и ноги, заткнули рты платком, чтобы мы не могли кричать, и привязали. Так мы оставались всю ночь — привязанными к перекладине в конюшне, с животными, но хуже, чем животные.

Вот так было в деревне, где правили законы мужчин. В некоторых домах девочки и женщины бывали биты каждый день. Иногда мы слышали, как они кричат. Впрочем, это было нормально — бить, отрезать волосы или привязывать в конюшне к перекладине. Просто не было другого образа жизни.

Мой отец был всемогущим, как царь, который обладает, решает, бьет и мучает. И он спокойно курит свою трубку перед домом, в котором заперты его дочери, потому что он ставит их даже ниже животных. Мужчина берет жену, чтобы она рожала сыновей, чтобы была для него рабыней. Как и дочери, если ей выпадет несчастье родить их.

Часто я думала, глядя на своего брата, которого я, как и вся семья, обожала: «Чего у него такого больше, чем у меня? Ведь он вышел из той же утробы, что и я...» — и никогда не находила ответа. Это было так, а не иначе. Мы должны были служить ему, как и отцу, ползая на коленях и опустив глаза. Я помню, что даже поднос с чаем надо было подавать мужчинам в семье, подползая на коленях и считая шаги, согнув спину и не говоря ни слова. Мы не говорили. Мы только могли ответить на вопросы. В полдень ели сладкий рис, овощи с курицей или бараниной. И всегда был хлеб. В семье всегда была еда, мы ни в чем не испытывали недостатка.

Было много фруктов. Виноград я собирала только на террасе. Были апельсины, бананы и особенно много инжира, черного и зеленого. Ранним утром я шла его собирать, и это воспоминание никогда не изгладится из моей памяти: плоды инжира, чуть треснувшие от ночной прохлады, сочатся сладким соком, похожим на мед, и это было самое лучшее лакомство.

Очень много хлопот доставляли овцы. Вывести их из конюшни, привести на луг, следить, вести обратно, стричь овечью шерсть, которую отец сдавал торговцам на рынке. Я беру барана за ноги, укладываю его на землю, связываю и стригу большими овечьими ножницами. Они слишком велики для меня, и через некоторое время начинают болеть руки.

Сидя на земле, я дою овец. Я зажимаю ноги животного между своими коленями и дою молоко, чтобы приготовить сыр. Часть молока оставляем на холоде, чтобы его пить, оно такое жирное и питательное.

В доме моего отца почти все, что нужно для еды, выращивается на огороде. Мы все делаем сами. Отец покупает только сахар, соль и чай.

По утрам я готовлю чай для сестер, наливаю немного оливкового масла в тарелку, кладу оливки, грею воду в тазу на углях в печи для хлеба. Зеленый чай стоит в мешке из бежевой ткани в углу кухни, на земле. Я запускаю руку в мешок, беру горсть и насыпаю в чайник, добавляю сахар и иду в сад за кипятком. Таз тяжелый, и мне больно нести его обеими руками. Выгнув спину, чтобы не обжечься, я возвращаюсь в дом и медленно выливаю воду в чайник, на чай и сахар. Сахар стоит дорого. Я знаю, что если просыплю несколько крупинок на пол, меня побьют. Поэтому я все делаю осторожно. Если же я такая неловкая и просыпаю сахар, то мне надо не подмести его, а тщательно собрать и высыпать в чайник. Мои сестры приходят есть, но отец, мать и брат никогда не едят вместе с нами. На запомнившихся мне утренних чаепитиях я вижу сидящих на полу кухни сестер. Я пытаюсь вспомнить, сколько мне тогда было лет, но это трудно. Старшая, Нура, была ли она уже замужем?

Мне не удается расположить мои воспоминания по порядку, в соответствии с моим возрастом, я думаю, что моя память более точна за год или два до свадьбы Нуры. Кажется, мне было тогда лет пятнадцать.

Итак, в доме кроме меня оставались моя сестра Кайнат, которая была старше меня на год и еще не замужем, и моя младшая сестра, имя которой от меня ускользнуло. Я пыталась вспомнить, как ее звали, но мне не удалось. Но, говоря о ней, мне надо как-то ее называть, поэтому я назову ее Ханан, но пусть она меня простит, если это не настоящее ее имя. Я знаю, что она занималась нашими двумя сестрами по отцу. После того, как отец расстался со своей второй женой Айшей, он привел девочек к нам в дом. Я видела эту женщину и не испытывала к ней ненависти. Что отец взял ее, это было нормально. Он хотел всегда иметь сыновей, но и с Айшей у него этого не получилось, и у нее родились две девочки, опять девочки! Поэтому он бросил ее и привел двух новых сестричек к нам в дом. Это было нормальным. Все было нормальным в этой жизни, в том числе и удары палкой и все остальное. Я и не представляла, что есть что-то другое. Впрочем, я совсем ничего не представляла. Я думаю, что в моей голове не было ни мечтаний, ни точных мыслей. Никаких игрушек, никаких игр, только подчинение и покорность.

Во всяком случае, эти две девочки теперь жили с нами. Ханан оставалась дома, чтобы за ними присматривать, и в этом я уверена. Их имена, к сожалению, тоже ушли из моей памяти в забытье. Я их звала всегда «младшие сестрички»... В моих первых воспоминаниях им было по пять-шесть лет, и они еще не работали. Они находились на попечении Ханан, которая крайне редко выходила из дому, лишь в случае необходимости, когда наступал сезон уборки овощей.

В нашей семье дети следовали один за другим примерно через год. Моя мать вышла замуж в четырнадцать лет, мой отец был гораздо старше ее. Она родила много детей. Всего четырнадцать. В живых осталось пятеро. Долгое время я не понимала, что означают эти четырнадцать... Однажды дед, отец моей матери, говорил об этом, когда я подавала им чай. Я услышала фразу: «К счастью, ты вышла замуж рано, ты имела возможность родить четырнадцать детей... и у тебя есть сын, это хорошо!»

Хотя я и не ходила в школу, но умела считать овец. Я могла посчитать на пальцах, что нас было пятеро, вышедших из одного живота нашей матери: Нура, Кайнат, я — Суад, Ассад и Ханан. Где же другие? Моя мать никогда не говорила, что они умерли, но как само собой разумеющееся она говорила: «У меня было четырнадцать детей, из них семеро живых». Предполагая, что она считает с нами двух сестер по отцу, потому что мы никогда не говорили «сестры по отцу», а просто «сестры»... тогда нас действительно было семеро... Но не хватало еще семерых других? А если она не считала младших, тогда не хватало девятерых?

И вот однажды я увидела, почему нас в доме было только семеро, или пятеро...

Я не смогу сказать точно когда, но я еще не «созрела», то есть мне было меньше десяти лет. Старшая Нура была со мной. Я многое забыла, но то, что я видела собственными глазами, ужаснуло меня, хотя я и не осознавала, что это преступление.

Я видела свою мать лежащей на полу на овечьей шкуре. Она рожала, и моя тетя Салима была с ней, сидела рядом на подушке. Я слышала крики и матери, и ребенка, и сразу же моя мать схватила овечью шкуру и стала душить ребенка. Она стояла на коленях, и я видела, как младенец ворочается под шкурой, а потом все кончилось. Я не знаю, что произошло потом, но ребенка больше не было, и всё, и только я цепенела от страха.

Значит, это была девочка, которую моя мать задушила при рождении. Я это увидела впервые, потом второй раз, не уверена, что присутствовала при третьем случае, но знаю о нем. Я слышала, как моя старшая сестра Нура говорила матери: «Если у меня будут девочки, я сделаю, как ты...»

Значит, именно таким образом моя мать избавилась от пяти или шести девочек, родившихся после нас, вернее, после Ханан, последней из оставшихся в живых.

Стало быть, это было вполне допустимо, нормально, и ни перед кем не ставило проблем. Даже передо мной, хотя я и думала по-другому, когда увидела это впервые, и мне было так страшно.

Эти маленькие девочки, которых убивала моя мать, были отчасти мною самой. Я начала прятаться, чтобы поплакать, каждый раз, когда мой отец убивал барана или курицу, потому что я дрожала за свою жизнь. Смерть животного, как и смерть младенца, такая простая и такая обыкновенная для моих родителей, повергала меня в ужас, я боялась, что исчезну в свою очередь, как и они, так же просто и быстро. Я говорила себе: «Может быть, в один день настанет и моя очередь или моей сестры, ведь они могут убивать, когда хотят. Старшую или младшую, какая разница. Потому что они дали нам жизнь, значит, имеют право и отнять ее».

Пока я жила у моих родителей, в моей деревне, там всегда присутствовал страх смерти. Я боялась подниматься по лестнице, когда отец стоял внизу. Я боялась топора, которым рубили хворост, я боялась колодца, когда ходила за водой. Боялась, когда отец в конюшне поджидал нас, возвращавшихся с овцами. Боялась скрипа двери ночью, боялась быть задушенной бараньей шкурой, которая служила мне постелью.

Иногда, возвращаясь с лугов, домой, мы с Кайнат немного говорили об этом:

«А если бы мы пришли, а там все умерли?.. Если бы отец убил мать? Ведь достаточно одного удара камнем! Что бы мы делали?» — «Я молюсь каждый раз, когда иду за водой на колодец, потому что он очень глубокий. Я себе говорю, что если меня толкнут в него, никто не будет знать, куда я подевалась! Ты умрешь на дне, и никто не будет тебя искать».

Этот колодец, я его очень боялась. И моя мать тоже, я чувствовала. Также я боялась оврагов, когда мы ходили по лугам, собирая овец и коз. Я оглядывалась по сторонам, боясь, что отец может притаиться где-нибудь и столкнуть меня в глубину. Это было легко ему, и однажды в глубине оврага я и умерла. В меня можно было бросать камни, я была в земле и там оставалась.

Возможная смерть нашей матери занимала нас больше, чем смерть сестер. Подумаешь, одна сестра, есть и другие... Мать была часто бита, как и мы. Иногда она пыталась нас защитить, когда отец бил нас слишком сильно, и он обрушивал свои удары на нее, он валил ее на землю, таскал за волосы... Наша повседневная жизнь день за днем могла прерваться из-за ничего, случайно, просто потому, что отец так решил. Как моя мать решала удавить новорожденных девочек.

Она была беременная, а потом уже не была, но никто не задавал никаких вопросов. Мы не общались с другими девочками из деревни. Только «здравствуйте» и «до свидания». Мы никогда не были вместе, только на свадьбах. Да и разговоры были банальными. Говорили о еде, о невесте, о других девушках, хороши ли они или некрасивы... о замужних женщинах, что им повезло — они могут пользоваться косметикой.

— Посмотри-ка на эту, она выщипала брови...

— А у этой неплохая стрижка.

— А эта-то, у нее туфли на ногах!

Это была самая богатая девушка деревни, она носила вышитые туфли без задника и каблука. (Мы-то ходили по полям босиком, в ноги впивались колючки, и мы должны были садиться на землю, чтобы вытащить их. У матери не было обуви, моя сестра Нура выходила замуж босая.) Вот и все фразы, которыми обменивались на свадьбах, к тому же я была всего на двух или трех церемониях.

Даже и не думай пожаловаться, что тебя бьют, потому что это было обычным делом. Не говорили и о детях, живых или мертвых, разве только о женщине, которая накануне родила сына. Если сын был живым, слава ей и всей ее семье. Если он умирал, его оплакивали, это было несчастье для нее и всей ее семьи. Считались только мальчики, девочки были не в счет.

Я так и не знаю, что станови лось с новорожденными девочками, задушенными моей матерью. То ли их закапывали где-то? То ли давали на съедение псам?.. Моя мать одевалась в черное, отец тоже. Каждое рождение девочки было как похороны. Это всегда ставилось в вину матери, что у нее получались только девочки. Так думал мой отец, да и вся деревня тоже. В моей деревне, если у мужчин был выбор между дочерью и коровой, они выбирали корову. Мой отец без конца повторял, какие мы никчемные: «Корова дает молоко и приносит телят. Что можно сделать с молоком и телятами? Продать. Принести в дом деньги. Корова приносит пользу семье. А дочь? Какую пользу она принесет семье? Никакую. Вот бараны. Что они приносят семье? Шерсть. Можно продать шерсть и принести деньги в дом. Овца растет, приносит других ягнят, дает молоко, из которого можно сделать сыр, его можно продать и принести деньги в дом. Что корова, что баран — гораздо лучше дочери».

Мы, девочки, были в этом убеждены. Впрочем, и с коровой, и с овцой, и с козой обращались лучше, чем с нами. Ни корову, ни овцу никогда не били!

Мы были убеждены также, что представляли для отца еще одну проблему, он всегда боялся, что не выдаст нас замуж. Когда дочь выходила замуж, то из-за плохого обращения она вынуждена была уйти от мужа, вернуться в отчий дом, а это было унижением и позором. Пока она не была замужем, отец боялся, что она останется старой девой и вся деревня будет об этом судачить, а для семьи это драма. Если старая дева идет по улице с отцом и матерью, все смотрят на нее и смеются. Если ей перевалило за двадцать, а она все еще в доме родителей, это ненормально. Каждый понимает, что существует правило, когда девушки в семье выходят замуж по старшинству. Но когда уже стукнуло двадцать, никто ничего больше не ждет. Я не знаю, как это происходит в городах моей страны, но в нашей деревне все именно так.

Когда я исчезла из нашей деревни, моей матери должно было быть не более сорока. Она уже родила двенадцать или четырнадцать детей. У нее осталось пять или семь. Она задушила остальных? Экая важность! Это совершенно нормально.

[Александр М]

TTH

а Вам привести для общего развития, сколько женщин подвергаются насилию в христианских странах?? сколько детей насилуют? сколько [ой]ов развелось в процентном соотношении? Вы что на это закрываете глаза? это уж на порядок больше...не говоря уже о том, сколько проблем имеют немусульманки с рождением детей и здоровьем в целом... если не в курсе, идите лесом, если Вы не видите, что Вам говорят как ДОЛЖНО БЫТЬ ПО ИСЛАМУ , а не как есть.. не тупите. Лучше бы эти режиссеры или еще кто то снял бы фильм о том, как страдают женщины в христианском мире,а? сколько бед им выпадает, мужья бросают,пьют,изменяют,не могут иметь детей, работают на 10 работах..дальше продолжать?))

P.S.

Поржал над доводами о том что в исламе женщина почти равна мужчине. Особенно на фоне того что в чечне недавно были сняты ролики, где девушек без хиджаба (по виду так вполне себе чеченок) на улице из пейнтбольных ружий расстреливали (ютуб знает это - я гарантирую). И Рамзан таки сказал, что это вполне себе даже не осуждает

Мы с Прем-Кокус

не говорили такого,говорили те, кто не понимает, что такое Ислам.

Еще Вам раз говорю, мы говорим так, как должно быть и Вы этого ОСПОРИТЬ НЕ МОЖЕТЕ, Т.К ТО,ЧТО ПРИВЕЛ Прем-Кокус является жизненным и основополагающим, Вы придираетесь к тому, что есть..ясное дело в Чечне бардак..Многие Коран трактуют по своему, отсюда и этот бардак.

[David Blaine]

Многие Коран трактуют по своему,

да и не только Коран))) и УК РФ и Конституцию и тд и тп.

[Alexsvatov]

как же ещё толковать такое?))

Мужья - попечители [своих] жен, поскольку Аллах дал одним людям преимущество перед другими и поскольку мужья расходуют [на содержание жен] средства из своего имущества. Добродетельные женщины преданы [своим мужьям] и хранят честь, которую Аллах велел беречь. А тех жен, в верности которых вы не уверены, [сначала] увещевайте, [потом] избегайте их на супружеском ложе и, [наконец], побивайте. Если же они повинуются вам, то не обижайте их. Воистину, Аллах - возвышен, велик[

[Александр М]

Роланд из Гилеада

Вы не выдирайте из текста,

вот,почитайте и подумайте..

Куран 4:34

34. Мужчины являются попечителями женщин, потому что Аллах дал одним из них преимущество перед другими, и потому что они расходуют из своего имущества. Праведные женщины покорны и хранят то, что положено хранить, в отсутствие мужей, благодаря заботе Аллаха. А тех женщин, непокорности которых вы опасаетесь, увещевайте, избегайте на супружеском ложе и побивайте. Если же они будут покорны вам, то не ищите пути против них. Воистину, Аллах – Возвышенный, Большой.

из тафсира к этому айяту:


Затем Аллах сказал, что если муж опасается непокорности своей жены, если она отказывается повиноваться ему и ослушается его на словах и делах, то муж должен прибегнуть к воспитательным мерам, переходя от простых к более сложным. Вначале ему следует увещевать свою супругу, т.е. разъяснить ей отношение Аллаха к тем женщинам, которые повинуются своим мужьям, и тем женщинам, которые ослушаются их; рассказать ей о вознаграждении за покорность мужу и наказании за неповиновение ему. Если жена перестанет ослушаться, то он уже добился желаемого. В противном случае ему надлежит избегать ее на супружеском ложе, не ложиться с ней в одну постель и не вступать с ней в половую близость до тех пор, пока это не принесет желаемого результата. Если же подобная мера воспитания также не принесет никакой пользы, то мужу разрешается побить жену, не причиняя ей сильных страданий.

Однако наказание это должно быть символическим: нельзя ударить ее так, чтобы остались следы, чтобы появилась кровь, остались шрамы или сломалась кость. Запрещено бить жену по лицу. После того как жена образумится, нужно относится к ней так, чтобы она забыла о случившемся.

.

Это тебе не избить... еще раз повторяю,это теория... а практика другое,если есть предъявы к мусульманам, то сначала оглянитесь на христианок

[Alexsvatov]

В странах с шариатским правом, таких как Судан, Иран и Саудовская Аравия предусмотрена смертная казнь за отступничество от ислама

Добавлено спустя 3 минуты 24 секунды:

Не зря всё это, нечисто что то в исламе раз такое творят:

Насилие в отношении критиков ислама

Ибн Варрак собрал и опубликовал сообщения о бесчеловечном обращении с отрекшимися от ислама, попавшими в руки исламских органов власти.[6]

Христоф Люксенберг, профессор из Германии, вынужден работать под псевдонимом, поскольку опасается, что его новая книга о происхождении Корана сделает его мишенью для насилия.[144]

Туран Дурсун, был первоначально имамом и муфтий, но после интенсивной религиозной учёбы изменил свои взгляды на религию, и стал известным турецким религиозным критиком и правозащитником. 4 сентября 1990 года, Дурсун был застрелен при выходе из дома.

Хашем Агаджари, иранский профессор университета, был первоначально приговорён к смерти за речь, в которой критиковал ряд явлений в иранской исламской практике, которые, по его мнению, противоречили первоначальным принципам ислама, в частности за его слова, что мусульмане — «не обезьяны и не должны слепо следовать своим священнослужителям». Позднее приговор был смягчён и изменён на три года заключения, и в 2004 г. он был досрочно выпущен на свободу.[145][146][147]

В 1980-е гг. были изданы фетвы против писателя Салмана Рушди и активистки Таслимы Насрин за их «оскорбительные комментарии» в адрес ислама.[148]

2 ноября 2004 нидерландский кинопродюсер Тео ван Гог был убит рождённым в Нидерландах Мохаммедом Буйери за его 10-минутный фильм «Подчинение», где критически рассматривалось обращение мусульман с женщинами. Письмо с угрозами автору сценария, Айаан Али Хирси, было приколото к телу ножом. Хирси скрылась немедленно после убийства.[149]

30 сентября 2005 датская газета Jyllands-Posten опубликовала карикатуры с изображением пророка Мухаммеда. Карикатуры были перепечатаны (в ряде случаев — уже на волне разгоревшегося скандала) в ряде газет, в том числе в арабских странах. Это вызвало протесты во всём мусульманском мире, в ряде случаев приведшие к насилию, поджогам датского и норвежского посольств в Сирии, сожжению флагов Дании и Германии в секторе Газа, нападению на здания европейских организаций.[150] В результате данных беспорядков во всём мире погибло не менее 139 человек и 823 получили ранения.[151]

Вскоре после скандала с карикатурами Ахмед Аккари, представитель группы датских имамов, которые отправились в поездку по странам Ближнего востока с целью найти поддержку в скандале с карикатурами, заявил по поводу либерального датского политика Насера Хадера: «…если Хадер станет министром интеграции, не найдётся ли кто-нибудь, кто бы послал двух парней взорвать его самого и его министерство?…», Vid. (Fr.) Хадер заявил, что ему придётся подумать о том, продолжать ли или нет его политическую деятельность. Когда позднее Аккари спросили по поводу его заявления, тот сказал, что «пошутил». Позднее, 1 апреля 2006 г., Хадер объявил, что возвращается в политику. Вскоре Хадер основал движение умеренных мусульман в Дании.

19 сентября 2006 французский писатель и философ Робер Редекер написал редакторскую статью для консервативного журнала Le Figaro, в которой критиковал ислам и Мухаммеда: «Безжалостным был предводитель, истреблявший Евреев и имевший нескольких жён, так описывает пророка Мухаммеда Священный Коран»; Вскоре, он стал получать угрозы и был вынужден скрываться.[152]

4 августа 2007 Эхсан Джами подвергся нападению трёх человек в своём городе Фоорбург в Нидерландах. Общественное мнение считает, что нападение было связано с его деятельностью в Центральном комитете бывших мусульман.[153]

24 декабря 2009 прямо в храме св. Фомы на юге Москвы после неоднократных угроз был застрелен православный священник Даниил Сысоев, его помощник ранен. Настоятель храма святого Фомы отец Даниил был одним из самых активных миссионеров Русской православной церкви. Т.н. «муджахиды» взяли на себя ответственность за это убийство на одном из экстремистских сайтов[154]. Сообщается, что «убийца родом не с Кавказа, но проникся радикальными идеями и принес присягу амиру мусульман Абу Усману». Отец Даниил Сысоев активно выступал с критикой ислама как такового, описывая его как заблуждение, пропагандируя не только осуждение радикальных течений: ваххабизма, доктрины установления т.н. «Всемирного халифата» и терроризма, но развенчание ислама в целом, как подделку послания Бога людям, как мистификацию, подстроенную диаволом при помощи обманутого им Мухаммеда. О. Даниил Сысоев был убеждён, ввиду решения по этому поводу, вынесенного Константинопольским Собором 1180 г., что Аллах мусульман не является Создателем, «…это некая карикатура на Бога, возникшая в голове у Мухаммеда под воздействием злых сил», а Коран - выдумка Мухаммеда, которую он создал, ошибочно поняв отрывки из Ветхого и Нового Заветов[155][156]. О. Даниил ратовал за ограничение возможности предоставления исламу в России равных прав с православием ввиду деструктивных толкований текстов Корана, призывающих убивать неверных, строить всемирный Халифат силой оружия и подавления: «Земля мира» - это страны шариата, «Земля войны» - все остальные страны которые «пока» не живут по законам шариата.[157] Также о. Даниил считал что российское общество должно жить по секуляритивным законам, основанным на христианских ценностях, в частности ценности свободы выбора и свободы человеческой личности - в отличие от шариатского общества, предписывающего казнить человека из числа мусульман, принявшего другую веру по своему свободному выбору. Осуждал О. Даниил и моральный облик исламского пророка Мухаммеда, в частности его семейную жизнь и взятие в жёны 9-летней второй жены Айши, с чего в исламском мире пошла традиция брать в жён девочек с 9-ти лет. Также о. Даниил отмечал такие его негативные черты как злопямятство, другие недостатки, в результате чего, по мнению о. Даниила, со ссылкой на свидетельства духовидцев, Мухаммед, обманутый злыми силами диавола, попал в ад [158]. Отец Даниил Сысоев был автором книги для христианской паствы, то есть внутреннего использования в кругу православных: "Брак с мусульманином". В книге описывались негативные черты ислама. На о. Даниила обрушились с критикой многие религиозные мусульманские, а также некоторые светские деятели. Они осуждали проповедника за разжигание розни между мусульманами и православными. О. Данииил Сысоев отвечал, что эта книга предназачена для узкого круга читателей только из числа христиан, и направлена на внутреннее дело христианского вероисповедания, с целью предостережения православных девушек от браков с мусульманами.[159] Кроме этого, о. Даниил активно проповедовал православие среди «этнических мусульман», будучи сам наполовину татарином, он считал себя имеющим на это моральное право. О. Даниил обратил в православное христианство около 60 человек из числа этнических мусульман. По мнению о. Даниила, основной проблемой, по которой этнические мусульмане не принимают истинную веру, то есть православие — это страх перед смертью от рук исламистов, живущих по законам шариата и предписывающим другим гражданам жить по этим законам. Принял участие в двух открытых диспутах христиан и мусульман в Москве . В глазах последних о. Даниил снискал репутацию "врага Аллаха" и человека, "поносящего ислам", в ходе чего Сысоев неоднократно получал угрозы, причём их количество и ассортимент вызывали по словам самого о. Даниила, улыбку: казнить его обещали разными способами, от мучительного до "приятного". В результате был выбран беспрецедентный способ убийства - в храме Божием

[Александр М]

В странах с шариатским правом, таких как Судан, Иран и Саудовская Аравия предусмотрена смертная казнь за отступничество от ислама

и че дальше?дальше то что? это их жизнь, они уже так давно живут. а мы в какой жопе живем отходя от христианства?

Добавлено спустя 1 минуту 24 секунды:

Роланд из Гилеада

а Вам напомнить, сколько было убито мусульман в Ираке и Афгане? тоже что то не ладное твориться в США и др.странах...

и хватит уже мусульман хаить, лучше похайте своих христиан и буддистов..самокритика помогает, думаю может чем и Вам поможет.

[das Kain]

Александр М, христианство пережило период агрессивного распространения, а вот ислам еще нет. Да и очень уж чуждо мусульманство, европейской культуре.