Всесибирская акция на Переписи-2010 "Я - Сибиряк!"

Johnny B · 22 октября, 2010

Сибиряки – белому свету.
Перед переписсю насельников Россеи 2010 года арава сибирских вобчесвенных дейшыков вымолвили загарку выказать на переписи ихню народну належнось – сибиряк. Така загарка дык стоко шырно была поддоржана, чо ею самопровозвестилися сибиряки как народница. Ето сбывишше позакончило с долготным уроженнем и колыбаннем сибирской самоси.
Мы смогли передавить натужно понужанне дружной самоси, понарушенне нашенсково жизнеуряда, зажым вольготы слова, чо задорживало нашенско самопределенне и розвитте.
Перед нами стоят большы задачи, которы мы должны буем порешыть. В числе головных и первочерьодных сыскиваютса: политическо околыбанне нашенской самоси, розрешенне вобчесвенных и домовшынных асудалов, очошшенне Сибири от долготново и могутново промысловово загрезнення. Мы должны закрепить свойо право на вольготу и право быть хозяевами на свойой земе.
Како петанне сибиряков-тех в дружных народницов и народов, каки есь в белым свете?
Перво дело, сибиряки начисто примают кляшшы задумки, сказаны во Всевобчем оголошенни прав людя-тово, в Уставе ВСН и в Хельсинским докончальном дейсве. С нашенсково панталыку, таки задумки сурйозно сментовали людьов к луччей жыси и по праву приявляютса сьодня кондовиной промежнародных петанньов. Отменно от политических колыбов свойово самопределення, мы станем доржаться ступицы, кака высказана в етих грамотах.
Второ дело, сибиряки не грозятса никакому народу в белым свете, не хочут на ково напассь, преточно осужают войну и насильсво, не примают двойны стандарты. Мир и соробота на кондовинах ровноправвя и вобчево привета – евон каки ступицы, которыми мы голимса в пенаннях ко всем дружным людям.
Третте дело, сибиряки привечают розвитте и продвиг всех народов в белым свете, розвитте веды и техники, чо, с нашенсково панталыку, шыбко важно и нужонно гля всей людноси. Особливо заводны усилли мы собралися содеять в деле порешытельной и безповоротной убиранки голода и безграмотноси.
Мы ся зырим как постать людноси, и твердо собралися поклась все силы гля всевобчево розвитя. Мы загаркивам всех народов с присоветом мира, дружки и ровноправной сороботы.
Сибирско народно вече

Clondike вы же здравомыслящий человек и не будете оккупировать территорию для своей нации и терроризировать Российский народ, если вам откажут в воплощении ваших интеллигентских планов?

rafex · 22 октября, 2010

т.е территория которая называлась раньше "Золотой Ордой"

nomad101 · 22 октября, 2010

т.е территория которая называлась раньше "Золотой Ордой"

Россия что ли?)

Sargo · 22 октября, 2010

у нас уже полсотни сибирцев на форуме, становится опасно.

nomad101 · 22 октября, 2010

у нас уже полсотни сибирцев на форуме, становится опасно.

Русских минимум 120 миллионов, так что нечего так беспокоиться.))

Alexsvatov · 22 октября, 2010

у нас уже полсотни сибирцев на форуме, становится опасно.

в основном галочки за сибиряков там ставила бесправная школота. Нечего беспокоиться.

Clondike · 22 октября, 2010

=-Ярослав-=

Почему ты за меня решил выбрать мою национальность?

Помнится раньше он был русским националистом бурятской национальности, что еще бредовее.

nomad

Ничего бредового не вижу. Считаю, что человек вправе сам выбрать свою национальность. Ты же выбрал - ты по матери русский, а записался бурятом.

rafex · 22 октября, 2010

Россия что ли?

территоря которая составляет от Урала до Станового хребта(или как там еще)

Clondike · 22 октября, 2010

Стоит еще добавить: Мы Сибиряки также желаем отделится от РФ, территоря которая составляет от Урала до Станового хребта(или как там еще). И создать собственное государство Сибирское, со своей культурой и традициями

Не надо этого добавлять. Как я уже писал, сибирские регионалисты стремятся к созданию Сибирской Республики в составе РФ, а не к отделению от РФ.

CustomS · 22 октября, 2010

Мдаа...Вот така загарка. Не позорились бы "сибирское народное вече". Терь осталось пером написать в Госдуму, и еще приписать в конце "челом бьем". Пусть поржут.

у нас уже полсотни сибирцев на форуме, становится опасно.

Намного меньше. Ибо ответы на вопрос "кем вы запишетесь?", еще не означают, что все таковыми и записались.

Clondike · 22 октября, 2010

Регионалисты всей России

Регионалисты и разные народы всей страны проводят свои акции на Переписи-2010. Это дальневосточники, сибиряки, уральцы, казаки, залесцы, поморы, ингерманландцы и др.

Вот, к примеру, ролик наших братьев - казаков. Ролик называется "Национальность - Казак!" Снят с помощью донской группы "Атаманский дворец".

[sibvid]249794[/sibvid]

На Юге России слышны гордые слова: "За Свободную Казакию!"

О казаках можно почитать на казачьих сайтах:

http://dikoepole.com/

http://forum.fstanitsa.ru/

http://forum.kazakia.info/

petrovna · 22 октября, 2010

Украинцы назвали себя украинцами.

Украинская нация исскуственно созданная. Ополяченнаые русские крестьяне.

После революции большевики продолжили дело в своих интересах, выделяя "Украинство".

Украинский язык в царское время был распространён среди неграмотного сельского населения. Всё изза того, что находясь под поляками народу приходилось перенимать разговорную речь своих хозяев польских баринов. В городе же где население имело возможность изучать родную речь никакого суржика не появилось. И уже после 1917 года украинский язык стал вводится в программу обучения во всех школах. А как пишем так и разговариваем. Так в течении 100-150 лет была созданна исскуственная нация Украинцы.

Подробнее:

Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения в Галичине XIX-ХХвв. — М.: Имперская традиция, 2007.
Стр. 22, 23
ЯЗЫК? НАРЕЧИЕ?
На каком языке писать? Какой язык станет литературным? Этот вопрос стоял перед будителями едва ли не всех славянских стран. Разные деятели решали его по-разному. Писать на языке богослужения — чешском — призывал своих протестантских словаков Коллар. Сильное влияние церковно-славянского и русского литературного языка испытала литература Сербии — так возник славяносербский язык, на котором писали и ученые, и литераторы кони?. XVIII — начала XIX в., более или менее приближаясь к живому народному языку. Лишь смелая реформа Караджича сделала этот народный язык литературным, а предложенное им фонетическое правописание утвердилось доныне. По другому пути пошли иллиры, предложив всем югославянам принять единый «иллирский» язык по штокавскому наречию. Этот опыт частично удался, и наследие его — сербохорватский язык, официально существующий доныне.
Когда Галичина с опозданием входила в общеславянское движение национального возрождения, у первых ее будителей не было четкой языковой программы. Не вдаваясь в решение лингвистичес¬ких проблем, мы остановимся здесь лишь на констатации тех явлений, которые наблюдались в 30-40-е годы. Было прежде всего понимание, что нужно сохранить кириллицу и русский язык вопреки активному польскому нажиму. (Недаром делались попытки издавать богослужебные книги греческого обряда латинскими буквами. Эти книги Лозинский считал древними, а Шашкевич подчеркивал в своей полемической работе, что они могли появиться только после введения унии.) Сохранять родной русский язык было необходимо, но что представлял собой этот «русский», «руский», «руський», «южнорусский», «малорусский» язык — разные галицкие будители на этот счет не имели единого мнения. Сейчас украинские исследовате¬ли галицкого национального возрождения пытаются нас уверить, что «Русялка Лнестоовая» написана по-украински. Однако для 30-х гг.
XIX в. украинского литературного языка в нашем понятии вообще не существовало. В своей Пространной грамматике Греч называет язык, который мы позже назовем украинским, «малороссийским наречием». Наречием называли его не раз и другие деятели первой половины XIX в. (еще задолго до того, как этого стала требовать официальная политика в России 2-й пол. XIX в.). Правда, была уже написана «Энеида» Котляревского, которой зачитывались галицкие будители, знали они и Квитку-Основьяненко, Гулака-Артемовского. Однако «основное значение в создании современного литературного украинского языка имело творчество Т.Г.Шевченко» (БСЭ, изд. 3, т. 26, с. 596), а в пору создания «Русалки» еще не были написаны ни «Кобзарь», ни «Гайдамаки», не было опубликовано ни одного из знаменитых украинских произведений Шевчен¬ко. Не существовало и общепринятого украинского правописания. Хотя есть сведения, что впервые украинское фонетическое правописание было предложено в 1818 г. Ол.Павловським, а И.Франко подчеркивал, что фонетическое правописание «идет по крайней мере от Котляревского», однако распространения оно не получило. Позднее Максимович в статье «О правописании малороссийского языка» 1840 г. предложил свое правописание, довольно сложное, оно также не удержалось. Начиная с 50-х гг. П.А.Кулиш начинает интенсивно вводить в написание украинских текстов фонетическое правописание, его порой даже считали изобретателем украинской «фонетики».
Представляют интерес высказывания М.А.Максимовича, недаром именно он, известный украинский ученый, издал собрание украинских песен. В своем письме из Киева 22 апреля 1840 г. он пишет Зубрицкому, в 30-е гг. уже хорошо владевшему русским литературным языком — только отдельные слова и обороты порой выдавали в нем галичанина: «Письмо Ваше для меня чрезвычайно было приятно во всех отношениях — и самый Русский язык, ежечасно здесь слышимый, становится чем-то новым, более внятным и родным, бо¬лее красноречивым в Ваших устах, чем под пером наших немногих писателей. Возрождение Русской словесности в Червоной Руси есть явление утешительное. На каком бы ни писали языке Галичане, все равно, лишь бы писали они о своей Руси; но молодому — нынешнему и будущему поколению надо писать на своем родном языке. У нас, в Империи Руской, Руским языком стал Великорусский язык, которым и говорим, и пишем, и думаем, как языком общим, живое употребление и в Украине (в образованном классе народа) имеющим. Потому все, что у нас пишется по-Малороссийски, есть некоторым образом уже искусственное, имеющее интерес областной только. У нас не может быть словесности на Южнорусском языке, а только могут быть и есть на оном сочинения. Но для Русинов Австрийской Империи живой язык — Южнорусский; пора польского языка для них давно прошла; пора Великорусского языка Аля них еще не наступила. Потому весьма желательно, чтобы они подобно Вам усвоили себе Великорусский язык; но Ваша Червоноруская словесность — по моему мнению — должна быть на Вашем родном Русском языке, т.е. на Южноруском.
В 1839 г. Максимович писал в своей «Истории древней русской словесности». «Собственно РУССКИМ языком называется у нас теперь язык Великороссиян, которые сами себя зовут и в Малороссии называются собственно Русскими; народный же язык Южной Руси называется обыкновенно Малороссийским наречием. Но в Галиции и по сю пору тамошний язык не перестал называться просто языком Русским — тем именем, которое и всей Южно-Русской речи принадлежало исстари, которым называлась она первая, еще прежде чем усвоилось оно языку Великороссиян (как и самое имя Руси или Русской земли сперва принадлежало Киевской земле или Украине». В южнорусском языке, говорит далее Максимович, «можно различить, и то не очень резко, только два наречия: Восточное — Украинское или Малороссийское и Западное Галицкое или Червонорусское». Позднее в письме к М.П.Погодину Максимович скажет: «Южнорусский язык состоит в двух наречиях: 1) Малороссийском, существующем издревле оба-полы Днепра на Украине, Подольи, Волыни и в Северщине и 2) Червонорусском, существующем издревле обои-пол Днестра в Галиции и в Карпатах». Заметим, что и доныне считается: «Современные диалекты украинского языка объединяются в три основные наречия: северное, юго-западное и юго-восточное (легло в основу литературного украинского языка)» (БСЭ, изд. 3, т. 26, с. 595). В этих условиях подвигом «Русской троицы», и прежде всего Шашкевича, было издание альманаха на родном языке с применением собственной фонетической транскрипции, употребленной по предложению Шашкевича. Однако среди самих галицких будителей не было единого понимания родного языка, об этом говорит хотя бы тот факт, что, по замечанию Нила Попова, «Вагилевич переписывался с Погодиным на местном наречии, отчасти им самим изобретенном. Вместо русского "т" он писал латинское "t". Кроме того, он менял сам свое правописание почти с каждым письмом». Подлинники писем, хранящиеся в отделе рукописей РГБ, подтверждают это замечание. В дальнейшем развитие галицко-русской литературы шло под влиянием как «южнорусских», т.е. по-нынешнему украинских, образцов, так и в еще большей мере церковно-славянского, а также русского литературного языка. Писать на последнем галицкие будители, за редкими исключениями, в 30-40-х гг. еще не могли, т.к. хорошо его не знали, а русские книги были малодоступны. В 1841 г. Максимович во 2-м томе своего «Киевлянина» напечатал большую статью «О стихотворениях червоноруских». Она написана с большой теплотой, в нее включены отрывки и целые стихотворения, но непредвзятый читатель сразу увидит, что это стихи вовсе не украинские в нашем нынешнем понимании. Нужно еще помнить, что интеллигенция русинов тогдашней Галичины состояла б.ч. из представителей духовного сословия, а известно, что полонизация конца XVIII — начала XIX в. коснулась его очень сильно, и порой даже домашним языком был язык польский. Для того чтобы писать на родном языке, надо было его хорошо знать. Для научной деятельности народные наречия — будь то бойковское, лемковское или гуцульское — были вовсе непригодны. Решить вопрос мог бы только гениальный лингвист типа Караджича, такого в Галичине не было. Да и был ли он нужен, когда русский литературный язык давно уже существовал? Но перейти тогда на него могли лишь Я.Головацкий да Зубрицкий, и то только в письмах, и лишь позднее в научных трудах. Большая часть галицких будителей-священников обращалась к своему читателю на том же языке, как к пастве, понятном ей — смеси народных говоров, церковнославянского и русского языков. Именно этот язык и получил название «язычия». Лишь с начала XX в. галицкие писатели и поэты русского направления переходят на русский литературный язык. «Язычие» лингвисты называют искусственным языком, но для галицких будителей из среды духовенства этот язык был, думается, не искусственным литературным, а естественным. (Недаром позднее и Наумович, и Хиляк, и другие писатели находили отклик у широкого галицкого читателя.)
Понятия «второй родной язык» тогда не существовало, однако мы, вероятно, наблюдаем здесь именно это явление — наряду с переходом на «язычие», а позднее на русский литературный язык поэты продолжали писать на своем родном наречии. Никакого противоречия в этом галицкие будители, как и позднейшие деятели русского направления, не усматривали. Наступление русско-украинского антагонизма в Галичине и ее литературе, наблюдаемое лишь с конца 60-х гг. XIX в., как нам думается, имело скорее политические, а не лингвистические причины.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 25, 26, 27, 28, 29.
Малорусское наречие и его говоры.
Восточная ветвь славянства, известная под названием русской, делится ныне на три племени: белорусское, великорусское и южнорусское; южнорусы в пределах России называются малороссами, в Австро-Венгрии же буковинцами, угрорусами и галичанами (бывшая Червоная Русь). Все эти русские племена составляют, по удачному выражению академика Корша, триединый русский народ. Племена, на которые делилась Русь на заре своей истории, были, как известно из летописей, более многочисленны, но говоры этих племен все принадлежали одному древнерусскому языку, который знаменитым ученым Ягичем рассматривается как сумма всех этих говоров или разноречий — диалектов; таково же мнение и громадного большинства русских лингвистов: Соболевского, Пыпина, Срезневского, Колосова, Флоринского, малоросса Потебни и недавно скончавшегося малоросса-украинофила Житецкого. Последний, по аналогии с историческим развитием других индоевропейских языков, признает для всех русских наречий общерусский момент и разумеет под общерусским языком (или русским праязыком) всю совокупность элементов и форм, лежащих в основе всех русских наречий, с единством лексики (то есть корнеслова), синтаксиса и, отчасти, морфологии, но при известном разнообразии в фонетике (звуках). От этого общерусского языка (продукта природы) Житецкий отличает древнерусский язык. По Соболевскому деление древнерусского языка на говоры до некоторой степени совпадало с делением русского народа на древние племена.
Отдельную группу говоров составляли говоры кривичей (словен); это весьма родственные между собою говоры: новгородский, псковский и полоцко-смоленский. Первый ныне, кроме Новгородской губернии, распространился почти во всей северной полосе России; территория двух остальных очень ограниченна.
Среднерусский говор — говор вятичей и их колонистов на обоих берегах Верхней Волги — является родоначальником современного великорусского наречия; он разделился на почти тождественные говоры северные, или окающие (сохраняющие неударяемое О), и южные, или акающие (заменяющие неударяемое О через А или другие звуки).
Старый западнорусский или белорусский говор — говор древних дреговичей — был некогда чрезвычайно близок к среднерусскому говору.
Древний киевский говор — говор полян — ныне, по-видимому, исчезнувший, оставил всего четыре авторитетных памятника XI—XIII веков. Если судить по Помяннику Киево-Печерской лавры (1480— 1591), состоящему из длинного ряда собственных имен и имеющему яркие особенности южно-великорусской фонетики, то можно думать (Соболевский), что в Киеве даже в начале XVI века слышался говор более или менее близкий к южновеликорусским акающим говорам. То же подтверждает и академик Шахматов, говоря, что древнейшие южнорусские говоры относились к среднерусской группе, и притом к той ее части, которая вошла позднее в состав великорусского наречия. О древнем переяславско-черниговском говоре — говор северян — ничего определенного нельзя сказать. Можно лишь упомянуть, что автор Несторовой летописи видел в северянах племя родственное с новгородскими кривичами («северо от словен»), что малороссы XVII века видели в коренных жителях Чернигова «московских» людей. Потомков севе¬рян Соболевский наиболее склонен видеть в сильно акающих жителях брянского уезда орловской и путивльского уезда Курской губернии.
Галицко-волынский говор, то есть говор дулебов-волынян, — предок современного малорусского наречия. Немногочисленные фонетические особенности этого говора, как можно судить по древним памятникам, сближали его с говорами белорусским, полоцко-смоленским и даже новгородским.
В древнейшую эпоху говоры южнорусские, среднерусский и западно или белорусский были почти тождественны. После того как все они претерпели исчезновение глухих («ъ» и «ь»), в говоре галицко-волынском наступило образование долгих гласных «о» и «е»; оно свойственно также западнославянским языкам — польскому и чешскому. В следующей стадии (к XIV веку) в значительной части галицко-волынского говора эти долгие гласные, а также гласная «э», превратились в «и» и «у» (кунь). Таким образом, произошло обособление двух частей русского языка, юго-западной и северо-восточной, иначе говоря — окончательное образование наречия малорусского, с одной стороны, и других более северных наречий, с другой; эти последние к XIV—XV веку сложились в три группы: окающую северновеликорусскую (из говоров древнего новгородского и части среднерусского), акающую южно-великорусскую (сюда вошла другая часть среднерусского и смоленско-полоцкий говоры) и акающее белорусское наречие (где мягкие «д» и «т» перешли в «дз» и «ц». Ту же основную мысль кратко формулирует и академик Шахматов, говоря, что общерусский язык распался на восточнорусские (откуда говоры великорусские и белорусские) и западнорусские наречия.
Общие черты сближают между собою русские наречия настолько, что сходство их друг с другом замечается даже предубежденным глазом. Давно замечены черты общие наречиям белорусскому и малорусскому, что давало даже некоторым лингвистам повод включать первое в состав второго. Близость южновеликорусского и белорусского наречий столь велика, что не требует никаких доказательств. Точно так же давно обращено внимание на то обстоятельство, что северная часть несомненно малорусских говоров ближе стоит, по фо-нетике, к северновеликорусским окающим говорам, чем, например, к украинскому и галицкому говорам своего же малорусского наречия. Чтобы схема диссеминации русского языка стала более наглядной, остается сказать еще несколько слов о территориальных границах главнейших русских наречий.
Южновеликорусское наречие, которым говорили жители сравнительно небольшой области между верховьями Волги, Дона и Донца, с XVI века стало двигаться на восток по Волге и на юг к морям Азовскому и Каспийскому. В лице одного из своих говоров — московского — оно легло в основу нашего современного книжного языка.
Северновеликорусское наречие распространилось к XVI веку на север Европейской России, а с покорением Казанского царства продвинулось в Приуралье и Сибирь.
Белорусское наречие с XVI века почти не изменяло своих границ. Можно указать лишь на распространение его в нынешнюю Черниговскую губернию, где «литовское» наречие (как его тогда окрестили) стало слышаться, вероятно, не ранее начала XVII века.
Малорусское наречие, первоначально занимавшее большой угол между Черным морем, Дунаем и Карпатами и еще до XVI века расши¬рявшееся в своих пределах, в этом столетии значительно подвинулось к востоку и югу и заняло земли от Днепра до Дона и побережья Черного моря.
Мнения почти всех ученых о возрасте малорусского наречия близки между собою. Украинофил Житецкий говорит, что наречие это по преимуществу — историческое и стало типичным лишь несколько веков, причем в XII—XIII веке явились лишь главные черты малорусского вокализма; происходя с великорусским наречием из одного общего источника, малорусское наречие диффенцировалось лишь с эпохи татарщины, а современную фонетику оно получило с XV—XVII веков. Профессор Срезневский, академик Корш и польский публицист Л.Василевский (Плохоцкий) относят появление малорусского наречия к XIII— XIV векам, причем оба последние склоняются только к позднейшей дате.
В общем малорусском наречии резче всего выделяются два поднаречия северномалорусское и южномалорусское (украинско-галичское). Первое наблюдается в северных уездах губерний Волынской, Киевской, Полтавской и Черниговской и в южных уездах губерний Минской и Гродненской, а также в Холмщине (части Люблинской и Седлецкой губерний). Южномалорусское поднаречие занимает всю остальную часть малорусской этнографической территории в России, а за рубежом — северозападную Буковину. В говорах Галичины, как установлено академиком Шахматовым, встречаются рядом северномалорусские и южномалорусские черты. Совершенно аналогичное явление наблюдается и в Угорской Руси: коренной чистый говор находится здесь в ближайшем родстве с Северномалорусским поднаречием, хотя в отдельных диалектах наблюдаются и особенности поднаречия южномалорусского.
Крайне важно то обстоятельство, что северномалорусские говоры представляют из себя промежуточные звенья между тремя ветвями русского народа; большинство этих говоров, как доказано академиком Шахматовым, в сущности, говоры белорусские или частью южновеликорусские, подвергшиеся сильному малорусскому влиянию.
Следовательно, и зарубежные южнорусы являются, по языку, одинаково близкими всему русскому народу, а не одной какой-либо его ветви, и имя Руси должно быть родным и дорогим каждому потомку нашего великого народа.
Русский народ издревле обладал громадной ассимиляционной силой. Инородческая финская кровь, входившая в обилии в течение многих веков и входящая даже доселе в великорусское племя, не сделала русских северян ни финнами, ни финнорусами.
Кроме нескольких слов, существующих в окраинных северных и восточных великорусских говорах и чуждых русскому книжному языку, финны не внесли в русский язык ничего. От эпохи татарского ига и великорусские, и отчасти южнорусские наречия почти не пострадали ни в фонетике, ни в морфологии, унаследовав лишь кое-что из лексического материала (отсюда, например, малорусские слова: бугай, кавун, тютюн, люлька, баламут, булава, чумак). Однако П.Житецкий определенно указывает, что язык южнорусов подвергался даже переворотам. Историк М.Грушевский напоминает о законе, по которому язык претерпевает изменения от ассимиляции данным племенем инородцев. Для южнорусов закон этот действительно мог иметь место, ибо здесь ассимиляция происходила при весьма неблагоприятных для славянского элемента условиях.
Южнорусские княжества окружены были (в IX—XII веке) с юга полукольцом кочевых тюрко-иранских племен: половцев или куманов, печенегов, черкасов, торков, турпиев, берендеев; еще южнее обитали оттиснутые кочевниками к Черному морю южнорусские племена тиверцев и улучей (по Шахматову, участвовавших в творении южномалорусских наречий). В XII—XIII веке мы видим в степях довольно многочисленных русских кочующих «бродников», которые умели уживаться с кочевниками-азиатами. К югу от Киева — непосредственно за рекой Росью — в Поросье — возникли в XI веке целые слободы, заселенные наполовину русскими, наполовину торками. С появлением у южного рубежа Руси, в XI веке, хищных половцев русские князья ради политических соображений часто вступали в кровное родство с половецкими ханами (Мстислав Галицкий, Святополк Изяславич, Юрий Суздальский, Владимир Северский). Вероятно, не отставал от князей в таких браках, хотя и не интересуясь политикой, народ, у которого даже сложилось знаменательное присловье о «красных девках половецких». Под давлением татарским (в XII—XIII в.) толпы полуобруселых инородцев, бродников и, быть может, тиверцев вдвигались в южнорусскую черту оседлости. От этих народов и народцев остались на память потомству названия их старых поселков: село Печенежин в Восточной Галичине; три села Половецких в Киевской и Волынской губерниях), Торчин и Торков в Подольской губернии, а также Торчица, Кумановка, Черкассы, Бердичев (из Берендичев), Турбов (из Турпиев) и местечко Дашев — все Киевской губернии; последнее название происходит от туранских корней Dash-ow, что значит «каменный городок». Любопытно, что между прозвищами «мирных» (оседлых) половцев встречаются совершенно тождественные по конструкции с современными малорусскими фамилиями (Кунячук, Билюк).
Наконец, название племени гуцулов, живущих в Карпатах, Восточной Галичине и Венгрии, производится польским историком А. Яблоновским от корня Uz, входившего в название некоторых торкских кочевых племен. Интересно отметить, что гуцулы, имеющие ныне значительную примесь молдаванской крови, от других соседних русских племен отличаются наружностью, обычаями и нарядами.
После всего сказанного невольно напрашивается предположение, что переваривание степных инородцев южнорусами не должно было пройти для последних столь же гладко, как ассимилирование великороссами финнов на севере. Уже переход русских «бродников» и, вероятно, тиверцев на полукочевую жизнь обнаруживает ту, по меньшей мере, нестойкость культуры, тот недостаток национального пепсина, которые могли делать ассимиляцию склонной на компромиссы. Мог явиться промежуточный южнорусский жаргон, который при позднейших этнографических сдвигах привел к малорусскому наречию с его удлиненными гласными, напоминающими протяжную речь жителей Востока.
В последующие века (XIV—XX) малорусское наречие подвергалось многочисленным и многосторонним влияниям, способствовавшим дроблению его на диалекты и изменениям в лексике и морфологии. Соприкосновение малорусского наречия с другими наречиями русского языка привело к тому, что в настоящее время существуют даже диалекты малорусско-белорусские и малорусско-великорусские.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 33, 34, 35, 35, 37.
Южная Русь под Литвой и Польшей. Книжный южнорусский язык.
К половине XIV века удельные княжества южнорусские под влиянием внутренних усобиц и татарских разгромов утратили всякую связь с новым Владимиро-Суздальским центром и дошли до полной государственной дезорганизации, Отсюда был один лишь шаг до утраты самостоятельности. В 1360 году литовский князь Ольгерд присоединил к Литве Черниговское княжество, чрез 3 года — Подолию и Киевскую землю, а в 1377 году — Волынь; в 1386 году превратилась в польскую провинцию Галицкая Русь. Литовско-русское государство уже в начале XV века после сейма в Городле, открывшего широкое поле для окатоличения высших классов, стало в липе многочисленных русских православных бояр как малорусского, так и белорусского происхождения тяготеть к Москве и искать у нее помощи. Это обстоятельство, не входившее в расчеты бояр-католиков (ополячившихся), ускорило заключение между Литвой и Полыней Люблинской унии 1569 года, по которой вся Литовская Русь превратилась фактически в ряд польских прови иций, К тому времени на южном рубеже Подольской, Киевской и Черниговской земель, или, по старинной административной терминологии, воеводств, образовались для отпора частым набегам крымских татар полувоенные поселки, а кое-где и крепостцы. Вооруженные люди, защищавшие эту окраину или украину польского государства, называли себя козаками подобно военным пограничникам московского государства, населения коих (при Иоанне Грозном) тянулись от города Темникова (ныне Тамбовской губернии) до городов Рыльска и Путивля. В обоих случаях название «козак» позаимствовано, очевидно, у татар, у которых козаками называлось рядовое войско в противоположность высшему военному разряду. Религиозный и экономический гнет со стороны поляков вызвал в Южной Руси ряд бунтов, руководимых православным южнорусским козачеством и известных под названием козацких войн. Не прошло и ста лет от Люблинской унии, как предводителю Козаков, гетману Богдану Зиновию Хмельницкому, удалось освободить фактически восточную половину Южной Руси от польского владычества. Ссылаясь на исторический авторитет М. Драгоманова , мы можем констатировать с удовольствием то обстоятельство, что в это время в южном козачестве была достаточно пробуждена национальная сознательность, что государственный идеал их был монархический, а потому Хмельницкому было нетрудно в 1654 году на Переяславской раде начать воссоединение Южной Руси с остальной Русью — Русью Московской.
Первые попытки Козаков воссоединиться с Москвой относятся (как указывает М.Грушевский) еще к 1625 году. Нужно думать, что кровное родство свое с великороссами многие козаки сознали незадолго пред тем, когда во время Московского междуцарствия участвовали в рядах польской армии в походах 1605—1608 годов.
Присяга Хмельницкого Царю Восточному была, как справедливо говорит Драгоманов, актом не только натуральным, но и вполне национальным, тем более, что этой присяге предшествовала массовая эмиграция южнорусов из-под Польши в Московские земли. К сожалению, часть Южной Руси (Русь Галицкая) находится за нашим рубежом доселе, Волынь и Подолия вошли в состав русского государства лишь по 2-ому разделу Польши (1793 г.); царю же Алексею Михайловичу удалось удержать за собой на юге лишь воеводства Черниговское и Киевское (по рекам Днепр и Ирпень). Эти воссоединенные земли вошли в титул русского государя под именем «Малой России». Термин «Малороссия» мы встречаем впервые в 1335 году в одной грамоте галицко-волынского князя Юрия 1, где он титулует себя, как dux totius Russiae Minoris. Константинопольские патриархи в том же XIV веке под именем разумели всю Южную Русь в противоположность Великой Руси — Московской. Самый термин «Россия» мы встречаем в грамоте византийских императоров X века, в которой они титулуют великого князя Киевского Владимира «князем России».
Еще в XIV веке книжный язык Древней Руси (в Галиче, Киеве, Новгороде, Владимире и Москве) был один, в основу его лег, по понятным причинам, церковнославянский (староболгарский) язык (Ламанский и Житецкий). Ламанским доказано даже, что многие южнорусские памятники XVI и XVII веков писаны на том же языке, на каком писали тогда в Москве, Новгороде, Вологде и на Поморье. Малорусское наречие дальше устного народного обихода не поднималось и не имело ни письменности, ни официального (государственного) значения. Старые западнорусские памятники (акты Литовской Руси) морфологически нисколько не отличались от всех древнерусских памятников.
Западнорусский актовый язык заключал, однако, в себе много малоруссизмов (в том числе элементов северномалорусских поднаречий) и белоруссизмов, из коих первые преобладали в XIV веке, а последние — в XV веке. Полонизмы в западнорусском книжном языке появились с половины XVI века (от Люблинской унии); в Галицком воеводстве они появились, конечно, гораздо раньше (XV в.) и в значительно большем количестве.
К половине XVII века книжный язык Западной Руси, под влиянием польско-латинской школы и моментов общественно-политического характера, подвергся довольно резкой полонизации как в лексике, так и в морфологии, подчиняясь даже влиянию латинского синтаксиса; немало южнорусских писателей перешло тогда совсем на польский язык.
Воссоединение Киева (крупного научного центра) и восточной половины Малороссии с Великой Россией было и началом воссоединения западнорусского книжного языка с восточнорусским и постепенного слияния их в один общерусский язык. Хотя антинациональность русской государственной политики доходила до того, что еще в XVIII веке читались на польском языке многие лекции даже в Харьковской коллегии, то есть там, где и кости польской не было, тем не менее западнорусский язык хирел и исчезал, растворяясь в общерусском русле.
Явление это было вполне естественным; сквозь выдыхавшиеся латинизмы и полонизмы в книжном языке Южной Руси блистал как самоцветный камень здоровый русский корень. По воссоединении Малороссии с Россией двинулись на север сперва в Москву, а потом и на берега Невы, ученые питомцы Киевской академии, славного рассадника просвещения на нашем Юге; пришли они не как иностранцы, а как родные братья; понятною москвичам речью заговорили они о плодах западной науки; как пчелы несут мед в соты родного улья, так приносили они питательные соки в созидаемую русским книжным людом русскую книжную речь. Извиняясь пред читателями за терминологию — «sui generis» львовского профессора М.Грушевского («украинца Соборной Украины»), мы не можем отказать себе в удовольствии — подтвердить его же собственными словами родство между Южной и Московской Русью. «Центром украинской культуры, по словам господина Грушевского, и после перехода Восточной Украины под верховенство Москвы по-прежнему оставался Киев; во второй половине XVII века и первых десятилетиях XVIII он был источником просвещения и для Московского государства. Отсюда выходили пионеры культуры, насаждавшейся московским правительством и духовенством, отсюда шла книжность и образцы школьной организации, и в общем украинская ученость оказала весьма заметное воздействие на подъем культурной жизни Москвы». «Во времена Дорошенко и Мазепы, говорит господин Грушевский, украинцы были первыми учителями в Московщине, пересаживая туда приобретения украинской культурной жизни, а в Петровскую эпоху почти все высшие духовные должности в Московщине заняли украинцы — питомцы Киевской академии — и даже заводили было сперва по московским школам украинский выговор». «Московская славяно-греко-латинская академия основана и ведена была питомцами Киевской; ими же составлен был и Петровский «Духовный Регламент». Тот же историк подчеркивает значение, какое имела южнорусская наука XVII веке на развитие письменности и культуры Московского государства.
С меньшим тщеславием, но с еще большей откровенностью рисует судьбу южнорусского книжного языка украинофил П.А. Кулиш. По его словам, когда Южная Русь или, как обыкновенно ее называют, Малороссия, присоединилась к Северной или Великой России, умственная жизнь на севере тотчас оживилась притоком новых сил с Юга, и потом Южная Русь постоянно уже принимала самое деятельное участие в развитии севернорусской литературы. Известно каждому, сколько малороссийских имен записано в старых летописях русской словесности. Люди, носившие эти имена, явились на Север с собственным языком, каков бы он ни был чистый южнорусский или, как утверждают некоторые, полупольский, живой народный или черствый академический, — и ввели этот язык в тогдашнюю русскую словесность, как речь образованную, освоенную с общеевропейской наукою и способную выражать ученые и отвлеченные понятия. Природные москвичи оставили язык своих разрядных книг и грамот для этой речи, и в Российском государстве, мимо народного северно- и народного южнорусского языков, образовался язык, составляющий между ними средину и равно понятный обоим русским племенам.
В одобренном для галицких школ учебнике литературы А.Барвинского мы находим категорическое утверждение, что перенесение с половины XVII столетия просвещения и науки в Московщину было для киевских ученых тем более легким, что они писали подобно тому, как и в Москве в ту эпоху, языком, созданным на Руси на церковнославянском фундаменте. Тот же педагог украинского лагеря не скрывает, что южнорусская литература и наука имели значительное влияние на Московскую Русь еще с конца XVI и начала XVII веков, а именно произведениями Смотрицкого, Копыстенского и Петра Могилы. С половины же XVII века, особливо после воссоединения левобережной Украины с Московщиной, киевская наука устроилась в Москве как дома и продолжала там развиваться. В конце XVII века переселяются на Север киевские ученые Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий, Димитрий Ростовский, Феофан Прокопович и Стефан Яворский (галичанин родом); они создают в Москве постоянный кружок, в котором концентрируется наука и литературная деятельность того времени.
Таким образом, судьба южнорусского книжного языка, выразившаяся в ассимиляции его с книжным великорусским, была почтенна и продуктивна: это была смерть семени, попавшего в благоприятную почву и принесшего добрый плод.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 93, 94, 95, 96, 97
За выработку украинско-руского языка принялось «Научное общество имени Шевченка», в председатели коего господин Грушевский попал фактически с первого же года своего пребывания во Львове. Имея своим заданием эволюционировать вплоть до украинско-руской академии наук, Общество ни одним из готовых языков не могло воспользоваться, ибо в результате получилась бы немецкая, русская или польская академия.
Оставалось выдумать такой язык, который бы обслуживал территорию «от Тиссы до Кубани». «Записки» научного Общества, а с 1898 года и основанный господином Грушевским во Львове же месячник «Литературно-науковий» имели половину сотрудников (если не более) из России, а половину на месте в Галиции. Казалось бы естественным, ввиду всего вышесказанного, поставить на первую очередь заботу о нуждах малороссов (большинства) и подчинить такому постулату интересы галичан (меньшинства). Реформаторы, однако, справедливо опасались приближения к литературному общерусскому языку, которое, идя параллельно со школьной и социальной культурой народа, превратило бы всю работу новых просветителей в ребяче¬скую и бесплодную затею. Отлично учитывая это обстоятельство, львовские новаторы приналегли на червонорусское наречие, а для выражения сложных и отвлеченных понятий черпали полной рукой из польского и (изредка) немецкого языков. Галицкой интеллигенции польский язык и теперь знаком прекрасно, а 20 лет назад был известен еще лучше, и с этой стороны пародирование не представляло трудностей; кстати, и многие диалекты живой червонорусской народной речи богаты полонизмами и, отчасти, германизмами.
Лингвистика Галичины мало изучена, но весьма интересна. Все говоры Галиции П.Житецкий подводит под четыре главных диалекта «подгорский, гуцульский, лемковский и бойковский»; последние два он склонен, впрочем, считать за разновидности одного диалекта. Лемки, занимающие северо-западный форпост Червоной Руси, теряют свою индивидуальность и язык от ассимиляции с поляками (они частию усвоили себе даже несвойственное русским говорам неподвижное «польское» ударение) и, особенно, — со словаками; и названием-то своим лемки обязаны частице «лем» — только (словацкое «Len»), которою изобилует их разговорная и поэтическая речь. По обеим сторонам Днестра тянется центральный галицкий диалект подгорский, легший в основу «украинско-руского» искусственного языка; к Западу и Югу он граничит с гуцульским и бойковским диалектами, а с Востока в Галицию врывается диалект подольский (по Головацкому — подольско-волынский), который слышен в районах Золочева, Теребовли, Тернополя и даже под Львовом.
Со слов академика Шахматова, указано было, что в говорах Галичины встречаются рядом северномалорусские и южномалорусские черты и что первые из них являются историческим мостом к говорам белорусским и южновеликорусским. Еще более определенно высказывается по этому поводу современный сотрудник М.Грушевского М.Возняк: по его убеждению, даже в первой половине XVII века все говоры Галичины принадлежали к северномалорусскому поднаречию, и лишь во время козацких войн туда привнесены были южномалорусские элементы. Господин Возняк думает даже, что это обстоятельство вызвало возникновение новых говоров в Галиции; такой тезис страдает, по нашему мнению, преувеличением. Влияние козацких походов сводилось к проникновению в Галицию козацких дум, продуктов южномалорусского поднаречия (в частности так называемого украинского диалекта). Об этом поднаречии известный галицкий филолог Головацкий говорит, действительно, что оно распространилось вместе с думами по всей Галичине, причем, однако, горцы (гуцулы, бойки и лемки) хотя и поют козацкие песни по украинскому (южномалорусскому) выговору, но в песнях лирических и обрядовых сохраняют свое местное наречие.
Горские диалекты, защищенные природой от иноязычных влияний, интересны и в лексическом отношении. Легко убедиться, что здесь народ сберег, почти на протяжении тысячелетия многие древнерусские слова, утерянные современной малорусской речью, но сохранившиеся более или менее неизменно, в наречии великорусском.
При наличности таких, правда, стирающихся ежегодно архаизмов народной речи в Карпатской Руси стремление последней к русскому слову, русской науке и русской культуре должно быть признано природным и даже инстинктивным, а отнюдь не навеянным извне и не случайным; можно заушать, оплевывать и душить это движение, как это делают австрийские немцы, поляки и партия Грушевского, но объяснять его «русскими рублями» было бы филологическим невежеством. Мы поверим словам поляка-русофоба графа Тарновского, что до 1860 года книжный язык галичан впитывал в себя «множество слов и выражений чистороссийских.
Рецепт изготовления руско-украинского языка довольно сложен. В основание его, как упомянуто было выше, положен подгорский диалект, говоры которого наиболее засорены польскими и немецкими словами. Подмесь малорусских диалектов — подольско-волынского и украинского, к чему многочисленные сотрудники львовских изданий из России были весьма склонны, допускалась с большими предосторожностями: каждое малорусское слово или фраза, в коих замечаемы были общерусские признаки в фонетике, лексике, морфологии или синтаксисе, либо браковались, либо подвергаемы были калечению. Охотнее всего руско-украинские реформаторы перекраивали на свой лад готовые польские слова и через 15 лет (к 1906 г.) превратили свой язык, быть может и неожиданно для самих себя, в польско-галицкий жаргон.
Многие малорусские слова, очень ходкие на Юге России, не попали в украинско-руский язык из-за того, что предпочтены были их галицкие синонимы; иногда, впрочем, такие малоруссизмы бывают допускаемы, но с обязательной интерпретацией их для галицкой интеллигенции при помо щи подгорского диалекта. Такими чуждыми «украинско-рускому» уху словами оказываются, например, «ворины» (забор), «годованец» (питомец), «котюга» (пес), «мережка» (узорная вышивка), «намено» (имя), «окип» (окоп), «ремствуваты» (нарекать), «рядно» (полотно), «царинка» (сеножат), «ялыв-ник» (молодой гулевой скот) и даже такие архималорусские выражения, как «у борозну» и «у пидруку» (направо и налево).
После 1906 года центром издательской деятельности М.Грушев¬ского и его сотрудников сделался Киев. Число полонизмов осталось в фабрикуемом языке почти прежнее, но увеличилась пестрота кованых слов. Приходится постоянно наталкиваться на произвол отдельных пи¬сателей, а также на различия в языке их, обусловливаемые происхожде¬нием каждого писателя и степенью знакомства его с тем или иным говором южнорусской народной речи.
Такими же чертами отличается и научный украинско-руский язык, начало созданию которого положено львовским «Научным обществом имени Шевченка». Единства в языке отдельных сотрудников «Записок» не замечается: каждый пишет на свой лад, но обязательно под руссофобским флагом. Поэтому все они заполняют свою речь чужими, преимущественно польскими или — реже — немецкими выражениями и неологизмами самого пестрого чекана. Украинские слова заимствуются, главным образом из польского языка. Образцами переноса неизмененных польских слов могут служить самое название общества (Наукове товариство), а также слова: часопись (журнал), штука (искусство), складач (наборщик), аркуш (лист бумаги), вплыв (влияние), видмо (призрак), згола (совсем), половичный (половинный), уставичный (безпрестанный). Нередки слегка измененные польские слова: книгарня (ksiоgarnia), приемне вражинне (przyjemne wrazenie), потяг (pocig), видродженне (odrodzenie), варунок (warunek), выняток (wyfotek), потвар (potwarz), скуток (skutek) и так далее. Морочит ли господин Грушевский в своих попытках писать на «родном» языке только читателей или и себя вместе с ними, судить не беремся.
Очень откровенную оценку украинско-руской научной терминологии дал в 1907 году сам М.Грушевский, Есть у нас, говорит он, научная и школьная терминология, созданная преимущественно на галицкой почве, созданная в значительной своей части на скорую руку и не всегда умелыми руками; благодаря этому в ней много сору.
Очевидно, профессор в умелости своих рук не сомневается. Далеко не разделяет его мнения польский писатель Равита-Гавронский, который об украинско-руской мове в исторических трудах господина Грушевского дал недавно хотя и мягкий, но не особенно похвальный отзыв: «Язык этот, — по мнению польского критика, — носит следы спешной работы. Дело в том, что народный говор, которым пользовался Шевченко, вполне соответствовал лирической и патриотической поэзии, выражающей несложные рефлексы народной души, но для писания истории он был негоден; и вот в последнее двадцатилетие (1891 — 1911) мы замечаем страшную спешку в сочинении новых слов и в приспособлении этого говора для научных сочинений путем иноязычных позаимствований и фабрикации неологизмов; в результате — международная лингвистическая мозаика, разящая ухо шероховатым и тяжелым слогом».
Польские деятели похлопотали в Вене, и с 1895 года фонетическая орфография признана министерством народного просвещения за официальное правописание для Галиции и Буковины.
Читающая публика с трудом переваривала переход на фонетику (и на новый украинско-руский язык). Так, публицист Франко рассказывает, что номера журналов и газет, вводящих упомянутые новшества, нередко возвращались в редакции с надписями подписчиков: «Чи сказывся?» — Не смште мени присылаты такой огиднои макулатуры. — «Возвращается обратным шагом к умалишенным». Ядовито аттестует фонетику в галицком письме и поляк-русофоб Воринский, называя ее чудовищным покушением на законы лингвистики.
Ходатайства о фонетике мотивированы были не столько научными и педагогическими соображениями, сколько политическими; между последними прямо указывалось, что для Галицкой Руси «и лучше, и безопаснее не пользоваться тем самым правописанием, какое принято в России». Цель домогательств была достигнута: литература на новом языке обзавелась своим правописанием.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 98, 99.
Споры, предшествовавшие введению фонетического правописания в Галиции, не предвещали ничего доброго дальнейшей судьбе этой реформы. Пятнадцатилетний юбилей ее введения показал полный развал этой ненаучной авантюры. Научный педагогический журнал «Наша школа», издаваемый педагогическими обществами — львовской «Учительской громадой» и черновецким «Товариществом имени Сковороды», в январе 1911 года поместил статью «По вопросу об орфографии в Галиции», где рисует очень безотрадную для народной грамотности картину. «В одной лишь Галичине, — говорит журнал, — не считая российской Украины, употребляется теперь целых четыре более или менее различных в своей основе варианта украинской орфографии, которые, смешиваясь и переплетаясь между собой, дают целую скалу дальнейших орфографических нюансов, вводя в литературу и прессу всеобщую путаницу, а у нашей публики получается в результате незнание нашего правописания». Автор статьи негодует и умоляет «украинские» культурные институции и организации «по цей и по той бик кордону» устранить господствующую ныне «галиматью».
Председатель «Наукового товариства» М.Грушевский еще в 1907 году констатировал те же факты.
Мы имеем, развязно заявил он, несколько вариантов правописания; каждый из них имеет свои хорошие и дурные качества.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 172, 173, 174.
Грамматика украинского филолога Е.Тимченко верна традициям закордонного «Научного Общества имени Шевченко»: избегая русской терминологии, она бросается в объятия польской грамматической терминологии. Таковы термины: «речiвник» — имя существительное (польск. rzeczownik), «стосування» — склонение (stosowanie), «чаавник» — глагол (czasownik), «часування» — спряжение (czasowanie). Последний термин может без нужды наводить учащегося на грустные ассоциации, ибо слово «часування» на обыкновенном малорусском языке обозначает предсмертную агонию. Мы полагаем, что книга Тимченко вполне заслуживает похвального отзыва от Краковской академии наук. Шерстюк написал украинскую грамматику под влиянием учебников профессора Крымского и Залозного, но обнаружил малое уважение к официальной грамматической терминологии в Галиции или же недостаточную заботливость о «чистоте украинского языка». Так, галицко-украинское слово «приiменник» господин Шерстюк заменил чрез русско-украинское слово «нарiччя», а вместо галицко-украинского «прислiвник» (предлог) господину Шерстюку угодно было воспользоваться термином «приiменник» (только что в другом месте забракованным). В результате ровно ничего не получается, кроме путаницы.
Покойный М.Драгоманов в 1894 году сказал о львовской педагогической литературе, что она «не может иметь значения для русской Украины», ибо «язык галицких авторов кажется русским украинцам тяжелым, смешанным, часто совсем варварским». Относительно галицких грамматик мы имеем и недавний (1911 г.) отзыв журнала «Свiтло», который полагает, что «лишь у нас в России есть кое-какие грамматики украинского языка, а в галицких грамматиках берется во внимание, главным образом, наречие галицкое.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 178, 179, 182, 183, 184, 185
В Восточной Галиции, стране старой польской культуры, вся малорусская интеллигенция прекрасно владеет польским языком, который ей нужен на каждом шагу; то же можно сказать в пользу русского языка относительно малорусского интеллигента в России. Следовательно, всякий книжный малорусский (украинский, если хотите) язык будет в зависимости от культурного словесного багажа автора неизбежным коверканием либо польского, либо русского языка. Выражаясь вульгарно, такое «кование» новых слов при помощи малорусской фонетики и морфологии является бездарнейшим лингвистическим плагиатом, весьма близким к семинарской шуточной латыни. Литературный малорусский язык в прозе Кулиша, Старицкого и в стихах Костомарова, Конисского и других был пародией русского языка. Украинский язык, фабрикуемый во Львове господином Грушевским и К0 в Россию, был, есть и будет кустарной пародией языка польского.
Предлагая в 1906 году на широких просторах Южной Руси и простым грамотеям, и «сознательной» интеллигенции свою львовскую книжную стряпню, господин Грушевский горячо превозносит язык этих изделий и заявляет, с чисто рекламным пошибом, будто «украинский язык — есть культурный орган одной из значительнейших народностей Европы, а украинская литература обладает крупными произведениями высокой культурной ценности». Громкая реклама не помогла: уже в следующем году господину Грушевскому пришлось печатно признаться, что со стороны читателей (как украинофилов, так и «сознательных» украинцев) сыплются многочисленные протесты по поводу неудобоваримости украинского языка. Язык этот протестанты часто называют «галицким», «кованым», «твердым», непонятным ни народу, ни интеллигенции, читатели негодуют, как можно называть «родным» тот язык, которому нужно учиться, и требуют перестройки литературного языка на говорах Приднепровья, чтобы приблизить его к языку Шевченко.
Редакция «Засiва», производившая в нынешнем году анкету, получила от одного подписчика дружественный, но для соборно-украинского дела убийственный совет — помещать в газете переводы произведений галицких (украинских) письменников.
Если мы начнем филологическую экскурсию по юным плантациям украинской литературы с произведений самого М.С. Грушевского, то увидим, что ему чужд дух русского слова и что он не особенно дружен с грамматикой.
Так, выражение «зайняв студiваннем» обозначает у него «занялся изучением», хотя взятый им глагол имеет в действительном залоге совсем иное значение и требует прямого дополнения (в винительном падеже). Глагол «тямити» (понимать) профессор, не стесняясь, употребляет в смысле «помнить». Выражение «человек подходящий (удобный) для украинцев» звучит на его жаргоне, как «пидхожiй для», хотя последнее слово имеет лишь значение «схожiй» и требует сочетания с предлогом «до». Господину Грушевскому хочется употреблять слово «представляе» в русском понимании, но он забывает, что малорусское слово выражает лишь понятие притворства или исполнения сценической роли. Слово «причинок» означает не «добавление» или «вклад», как думает профессор, а только «причину». Слово «осидок», употребленное им в смысле «местопребывания», в действительности ровно ничего не обозначает.
Журнал «Лiтер.-наук. BICTHИK», редактируемый господином Грушевским, является трибуной образцового украинского языка. Большинство неологизмов на его столбцах, если исключить полонизмы, сводится между тем к бездушному калечению общерусских слов.
Русские слова «тенистый, причем» и выражение «н-да» костюмированы в «тинистый, причим и н-так»; вместо слова «сопоставление» обретаем «зиставленне»; слово «бегло» превратилось в «побижно» и т.п. Встречаем в журнале такие выраженьица, как — «в синяках», «утiшала» («утешала»), «партiя лица» («часть физиономии»), «мимозiно нiжно» («нежно на манер мимозы»). Есть однако и неологизмы более колоритные. Так, «громовинне свитло» означает «электрическое освещение»; «коловорит пес» должно соответствовать «репертуару пьес», хотя коловорот (слово популярное в каждой деревне) имеет совсем другое значение. Еще бессмысленнее неологизмы «поступь» (прогресс) и «поступовец» (прогрессист): по малорусскому словообразованию они могут обозначать какое угодно движение (во все стороны и даже назад), а не исключительно движение вперед. «Безгришный» — синоним праведника, а не безденежного человека, как полагает журнал.
Из органов украинской прессы наиболее строгие требования чистоты языка и осторожности в неологизмах мы вправе предъявить к педагогическому журналу «Свiтло». Вообразите же себе положение читателя, который прочел в журнале фразу о комплексах «вчуттiв, уявлюваннiв, перейманнiв, розумiннiв и мiркуваннiв». Словари, разумеется, бессильны. О том, что речь здесь идет о комплексах «ощущений, представлений, восприятий, понятий и рассуждений», можно догадаться лишь по счастливой случайности.
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 186, 187, 188, 189
Ставить в слове «моторный» (латинизм) ударение на первом слоге не менее странно, чем употреблять слово «голосовый» в смысле «звуковой»: не все звуки происходят от голоса.
Каждый номер газеты «Рада» есть testimonium paupertatis украинского языка. Укажем несколько примеров.
Совершенно чужды малорусскому наречию такие выражения, как «с тых пир» (с тех пор), или слово «неточность» («в словах богато неточностей»). Недостаточно от русского наречия «потом» произвести прилагательное «потомный», чтобы по-малорусски это соответствовало понятию «следующий». Слово «хозяин» не может иметь двух форм родительного падежа во множественном числе («xoзяiв» и «хозяiнiв»), как это допущено в статье одного автора. «Хропты» (храпеть) нельзя переделывать в «хропiть». Слово «свiтський» в смысле «светский» может у малоросса вызвать лишь улыбку недоумения, а перед словом «кириня» способны спасовать даже опытные отгадчики ребусов, не говоря уже о лицах, уповающих на словари. Недурны также словечки «мiрило» («мерило», «масштаб») и наречiе «iще» («еще»).
Народная газета «Свiтова зiрниця» отличается полной бесцеремонностью в изготовлении неологизмов.
Из русского слова «лишь» она делает якобы чисто украинское «лыш»; слово «любимый» употребляет в смысле «любой»; русскую глагольную форму «окрепнет» превращает в «окрiпне», хотя малоросс омонимически поймет это слово иначе («окрiп» — кипяток, а также растение - укроп). Из малорусского выражения «порохи постиряе» (сотрет пыль) газета делает украинское «порохи постиряе», хотя слово «порох» не имеет множественного числа. Термин «млекопитающiе животныя» газе¬та изображает чрез очень краткое, но не весьма благозвучное слово «сцаки».
Народная газета «Рьлля» хочет уверить читателей, что всякое яйцо нужно называть «крашанкой» и что малорусское «година» и русское «погода» синонимы.
Почему журнал «Украiнська хата» полагает, что выражение «сидив загаданный» должно обозначать «сидел в раздумьи», это секрет редакции, которая, вероятно, затруднилась бы понять выражение «загадана цина». Как объяснить в фразе «проснувся ранок, степ и гай» еретический остракизм слова «прокинувся», предоставляем ответить редакции «Рiдного краю».
Уделим несколько слов языку отдельных работников на ниве современной украинской литературы.
Беллетрист Винниченко мог бы написать на своем украинском знамени излюбленное им выражение «ничого подiбного».
Писатель С.Ефремов не признает образования превосходной степени прилагательных, по малорусской грамматике, через частицу «най», а пользуется для этой цели великорусским оборотом «самый». От слова «пiхви» (ножны) он требует при склонении отречения от своего корня, ибо пишет (в родительном падеже) не «пixoв», а «пихов».
Столп и краса обоих украинских научных журналов (львовских и киевских «Записок») В.Дорошенко отождествляет, к соблазну читателей, наименование бога супружеской любви Гименея со словом «гимен» (узкоанатомический термин из половой сферы).
«Мастер» украинского слова, поэт О.Олесь, выступил недавно с (прозаическим) переводом немецких и арабских сказок для детей. По отзывам украинских рецензентов, перевод сделан настолько литературно, что «непонятность книги может отбить у юных читателей охоту к чтению на родном языке». Очевидно, по рассеянности, свойственной поэтам, господин Олесь включил в «родную» речь такие слова, как «натощак», «мачти», «очевидно», «торговец»; иные русские слова своеобразно украинизированы, например, «вiтерець», «прохолодный». Арабского моряка переводчик не хочет склонять по-малорусски и пишет «Гiндбаду» вместо «Гiндбадовi».
Попытку создать что-нибудь на соборноукраинском языке представляет выпущенный в Киеве весною настоящего года некоей М.Грушевской перевод дюжины мелких рассказов А.Доде. Для наших малороссов здесь имеются такие «москализмы», как «представте coбi», «одушевлюеть ся» (воодушевляется) и компромиссно-безграмотное выражение «над вечером», сложенное из русского наречия «вечером» и малорусской формы «над вечир». Для галичан, вероятно, приятно прочесть такие словечки, как «повниськш» (полный, «гравесонькiй» (веселый), «зачаени картачныци» (заряженные пушки), «двобиш» (по-видимому — барабанщик), «пструг» (форель), «нава» (?), «бишкокты» (по-видимому — абрикосы) и «стрих» (чердак). Для иллюстрации красоты слога и изящества перевода приведем фразу о том, как мальчики пробрались чрез уличную толпу, расталкивая публику: «з помичю попихання, штовхання мы таки перепихалися».
Поэт Олекса Коваленко пишет иногда такие непонятные фразы, что украинские рецензенты не в состоянии их расшифровать, например, первое слово и общий смысл двустишие. «Перебiqний любий промiнь ниже радугу пiсень». Поэта Грицька Чупринку сами украинцы уличают в неудачных неологизмах. Например, его обещание «заллюсь в передзвонах на лiрi» из чисто музыкальной области переносит читателя, благодаря сказуемому «заллюсь», в сферу сострадания к человеку, имеющему «захлебнуться».
Поэт и прозаик Будяк в Галицию за словами не ездит, а занимается изготовлением московско-украинского соуса; наряду с простыми позаимствованиями, как «наряды», «дома», «удирали», мы найдем жаргонные прелести вроде «упроголодь», «пирожне», «переварювали» (о работе желудка), а также совершенно враждебные малорусскому уху комбинации, как «к литу» и «треба необхидно».
Переходя от писателей, не чуждых талантливости, к бездарным горе-письменникам, мы погружаемся в пучину жаргонной малограмотности.
Так, у поэтов Неприцкого-Грановского и Вдовиченко «Рада» констатирует «безграмотность в флексиях, неправильность ударений, неглубокое знание языка, непонятные неологизмы («кружина», «памання»), провинциализмы и москализмы». Последнее отмечено и у поэта Герша Нухимовича Кернера, пишущего под фамилией Кернеренко. Язык стихотворений Н.Михновского, появившихся в свет в настоящем году, «Рада» называет «языком-калекой» с «непонятными» словами и оборотами и с «беспорядочным» синтаксисом, как будто автор «никогда не учил грамматики».
Беллетрист Т.Осадчий так увлекается политической начинкой своих произведений, что совершенно забывает о незнакомстве своем с малорусской речью. Язык его блещет такими перлами, как «незабеспека, наклабучка, одкровеннисть, отвисный, вштиво (учтиво), на щот, на тощака, роспрощуватися, роспристертися, знистожить, пойняти и вспихае» (вспыхивает). Очень часты у него: неправильное согласование слов, образование превосходной степени прилагательных чрез «самый» и употребление несвойственных малорусскому наречию причастных форм («прямувавшая з Крыму дорога» или «росходившаяся стихiя»).
Из популярных «украинских» брошюр, появившихся за последнее шестилетие, нам попалась одна, почти безупречная по языку; это — брошюра господина Волошиновского (редактора-издателя газеты «Свiтова зiрниця») под названием - Дрiжджi (Дрожжи). Написана она на правобережном подольско-волынском диалекте, и автор, вероятно, не ожидал, что именно за чистоту языка получит нагоняй от украинской критики.
Язык книжки, говорит «Рада», делает ее весьма доступной для населения правобережной Украины, но, с другой стороны, будет служить препятствием к ее распространению в других местностях нашей страны; по нашему мнению, такие (то есть народные) книжки следовало бы писать промежуточным языком («посередньою мовою»), без местных особенностей («локальних вiдзнак»).
Другими словами, «Рада» требует, чтобы популярная литература (для крестьян) не пользовалась чистым народным наречием. Взгляд со стороны «демократического» органа самоубийственный.
По наивному заявлению одного органа украинской прессы, украинский язык журналистики и всякого рода научных книг и брошюр не удовлетворяет людей, знакомых с красотой нашего простонародного языка, языка песен. Мы в праве, кажется, после приведенных примеров, распространить подобную сентенцию и на украинскую беллетристику, но присовокупим, что украинский язык, уже по искусственности своей, не удовлетворяет и требованиям здравого смысла, практичности и педагогики. Особенно возмутительно обстоит дело с индивидуальным произволом и чисто любительским невежеством при сочинении научной и вообще специальной терминологии.
Потуги раздуть значение украинского языка и доказать его пригодность служить орудием во всех отраслях науки оказываются, разумеется, несостоятельными. Напрасно призывает орган господина Грушевского «техников и натуралистов идти на выручку филологов, этнографов и историков в национальной украинской работе». Жалкие попытки создать новую терминологию «в 24 часа» дают продукт крайне низкопробный.
В 1910 году Киевское науковое товариство выпустило в свет на украинском языке «Сборник» своей «медицинской» секции, под редакцией двух врачей членов Товариства. Для ознакомления с лингвистической физиономией сборника приводим ряд выдержек из статьи врача-малоросса, помещенной в газете «Киевлянин». Врач-читатель возмущается бьющей в глаза вздорной тенденциозностью идеи издания, неудобопонятностью текста и малограмотностью сотрудников и редакторов сборника. Вот что он, между прочим, пишет:
Неудобоваримость сборника происходит от загромождения его на всем протяжении 120 страниц пестрой грудой самых рискованных, самых удивительных неологизмов.
Богатая сама по себе иностранными терминами русская научная литература соблазнила авторов на дальнейшие смелые вылазки в этом направлении; укажу для примера на существительные квантитет —
количество, рурка — трубка и уформуванне — образование, на прила¬гательное специфичный — удельный (о весе) и глагольные формы импрегноваты — вымочить, занотуваты — отметить, пропонуваты — предлагать и экскрецюваты — выделять, а также на глагол вариюваты в смысле варьировать, хотя во всем Юго-Западном Крае слово это соответствует понятию беситься (полонизм).
Богат в сборнике запас руссицизмов как результат школы, где авторы воспитывались, и той среды, в которой они вращаются. Здесь я отмечу в первую очередь ряд слов чисто русских, как даных (данных), евреи, зачатки, линейный, малокровный, противодовод, прогулки и раз-ряды, причем редакция сборника, очевидно, забыла, что по-малорусски даных значит купчих крепостей, а прогулки — переулки. Русифициро¬вание малорусской «мовы» как явление, в общем, здоровое, можно было бы, впрочем, только приветствовать, если бы авторы сборника не прибегали, ad majorem Ukrainae gloriam, к искусственному калечению и, так сказать, выворачиванью суставов у русских слов, что напоминает обращение профессионалов-нищих с уворованными детьми.
К этой категории относятся слова: вдушуванне — вдавление, видтинок — оттенок, всысанне — всасывание, выпяте — выпячивание, заворит и выворит — заворот и выворот, кисiйка — кисея, нарва — нарыв, настрiй — настроение, неростяжнисть — нерастяжимость, осибность — особенность и тверджение — утверждение, а также выражения: впродовж — впродолжение и пропустыв — пропустил. Кроме таких невинных и прозрачных суррогатов встречаются в книге и перекраивания двусмысленные: дыханне — не дыхание, а дутье или веяние: замитно — не заметно, как полагает автор, а сугробисто (о снеге); запалинне — не воспаленье, а пыл; нагнiй — употреблено в смысле нагноения, а по духу языка должно означать унавожение; середньовичный — средневековой, а для малорусского уха слышится понятие «возмужалый» (чоловик середнього вику).
Третья категория неологизмов, самая многочисленная, от русских первообразов еще более отклоняется, но и к украинской мове (ссылаюсь на словарь Б. Гринченко) также не пристала. Сюда относятся существительные: видпорнистъ — сопротивляемость, вказывка — указательный палец, видтулына — отверстие, вправа — упражнение, дративник — раздражитель, науз — узел, нахил — наклонность, небутъ — отсутствие и плын — жидкость, а из других частей речи такие прелести, как богатояминный (имеющий много впадин), видводный (отводящий), власновильный (произвольный), долитнiй (пожилой), защапывся (ущемился), навпоперечный и тотожный (тождественный). Слова вышенаведеный — вышеприведенный и вышезгадан-ный — вышеупомянутый, оба не годны никуда, ибо малоросс сказал бы переднийше-згаданный. Наконец, встречаются и таинственные агрегаты букв, как обвiя и зовзы, долженствующие, по-видимому, соответствовать русским словам «бинт» и «железы».
Удивительна расточительная щедрость авторов в деле изобрете¬ния «украинских» терминов. Хотите иметь новое слово, получайте сразу Два. Безглазие (как таковое и как отсутствие глазного яблока) авторы «переводят» (употребляю это сказуемое с умыслом) чрез безочче и безбанче ока, слой (stratum) — чрез лустка и поклад; но слово лустка обозначает ломоть (от разрезывания хлеба), а не слой; покладом же называется яйцо, подкладываемое под курицу (иногда также — помет).
С.Н. Щеголев. Украинское движение, как современный этап южнорусского сепаратизма. Киев. 1912г.
Стр. 190, 191, 192, 193
Уретру предлагают называть то сенником то сечепуском, а мышьяк — то аршинником, то мышаком, впадая, в первом случае, в полонизм (arszenik), а во втором, сталкиваясь с омонимами: мышиным калом или любым конем серой масти. Такая неустойчивость понятна у авторов-творцов, но едва ли извинительна, хотя бы в лексикологическом смысле, для редакторов издания.
Последние примеры вводят нас в крайне интересную область бесцеремонного использования готовых малорусских слов не в общенародном, а в желательном почему-либо для авторов смысле. Такие поступки составляют уже несомненное злоупотребление доверием читателей, ибо мы вправе требовать от автора любой статьи на любом языке, чтобы он называл вещи их собственными именами, а не шифровал их по прихоти или капризу.

Atevs · 22 октября, 2010

Всё не уймутся басурмане!

Так и наровят христопродавцы раздробить россею.

Забирайте свои 30 шекелей - заработали!

relaxer · 22 октября, 2010

русский язык был создан искусственно. искать соринку у соседа...

Clondike · 22 октября, 2010

русский язык был создан искусственно

Совершенно верно.

""Русский" язык - это довольно искусственные конструкции Ломоносова на базе староболгарского и польского. На их основе сформирован российский книжный язык, который в 20 веке только, с распространением грамотности, был насильственно внедрен в России. С реальными языками восточных славян: новгородским, донским, сибирским, рязанским, владимирским и другими языками, все это слабо связано." Ярослав Золотарев, лингвист, сибирский активист.

Добавлено спустя 39 минут 45 секунд:

Вот еще интересная статья:

Нерусский русский язык
Достаточно взглянуть на карту расселения этносов времен эпохи великого переселения народов, чтобы понять, что основой складывания великорусского этноса стали именно финно-угорские народы Волго-Окского бассейна
НЕСЛАВЯНСКАЯ РОССИЯ
Начиная разговор о русском (российском) языке, следует прежде всего вспомнить, что Россия - это неславянская страна. К территориям, населенным древними околославянскими народностями, можно отнести лишь Смоленск, Курск, Брянск - территории древних кривичей (славянизированных западными славянами балтов). Остальные земли - финские, где никаких славян никогда не жило: чудь, мурома, мордва, пермь, вятичи и прочие. Сами главные топонимы исторической Московии - все финские: Москва, Муром, Рязань (Эрзя), Вологда, Кострома, Суздаль, Тула и т.д. Эти территории были за несколько веков завоеваны колонистами-ободритами Рюрика, приплывшими с Лабы (Эльбы), однако число колонистов (построивших возле Ладоги Новгород - как продолжение существовавшего тогда полабского Старогорода - ныне Ольденбурга) было в этих краях крайне мало. В редких городках-крепостях, основанных ободритами-русинами и норманнами (датчанами и шведами), жила горстка колониальных правителей с дружиной - сеть этих крепостей-колоний и называлась "Русью". А 90-95% населения края было неславянскими туземцами, подчинявшимися этим более цивилизованным оккупантам.
Языком колоний был славянский койне - то есть язык, служащий для общения между народами с разными диалектами и языками. Постепенно за многие века местное туземное население перенимало этот койне; в Новгородской земле, как пишет академик Янов, этот процесс занял минимум 250 лет - судя по языку берестяных грамот, который из саамского становится постепенно индоевропейским, славянским аналитическим языком (с вынесенными за слово флексиями) и только затем нормальным славянским синтетическим. Кстати, об этом и пишет Нестор в "Повести временных лет": что саамы Ладоги постепенно выучили славянский язык Рюрика и стали после этого называться "словенами" - то есть понимающими слово, в противоположность "немцам", немым - то есть языка не понимающим. (Термин "славяне" не имеет никакого отношения к термину "словене", так как происходит от изначального "склавены"). Вторыми после ладожских саамов стали перенимать славянский койне северные финские народы - мурома, весь (вепсы), чудь, но у них процесс занял гораздо больше времени, а у более южных финнов непосредственно мордовской Москвы и ее окружения принятие славянского койне затянулось до петровских времен, а кое-где и сохранились свои исконные туземные языки - как язык эрзя Рязани или финский говор вятичей. Характерное "оканье" населения Центральной России сегодня ошибочно считается "старославянским", хотя это - чисто финский диалект, который как раз отражает незавершенность славянизации края. (Кстати, лапти - это тоже чисто финский атрибут: славяне никогда лаптей не носили, а носили только кожаную обувь - тогда как все финские народы носят лапти.)
Во время Золотой Орды Московия на три века уходит к этнически родственным народам финно-угров, которые собирали под свою власть ордынские цари. В этот период на язык региона оказывает огромное влияние тюркский язык (как часть вообще огромного влияния Азии). Показательна книга Афанасия Никитина (конец XV века) о "хождении за три моря". Там автор запросто переходит со славяно-финского койне Московии на ордынский язык, разницы в них не видя, а заканчивает свою книгу благодарственной молитвой: "Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Исуса Духа Божия. Аллах велик…" В подлиннике: "Бисмилля Рахман Рахим. Иса Рух Уалло. Аллах акбар. Аллах керим". В то время общей для Московии и Орды была религия, являвшаяся гибридом ислама и христианства арианского толка (равно почитали Иисуса и Магомета), а разделение веры произошло с 1589 г., когда Москва приняла греческий канон, а Казань приняла чистый ислам. В средневековой Московии существовало одновременно несколько языков. Околославянский койне - как язык княжеской знати. Народные языки туземцев (финские). Тюркские языки как религиозные в период пребывания в Орде и после захвата Иваном Грозным власти в Орде (до 1589 г.).
И, наконец, болгарский язык - как язык православных текстов и религиозных культов. Вся эта смесь в итоге и стала основой для нынешнего русского языка, совпадающего в лексике только на 30-40% с другими славянскими языками, у которых (включая белорусский и украинский) это совпадение несоизмеримо выше и составляет 70-80%. Сегодня российские лингвисты в основном сводят истоки современного русского языка только к двум составляющим: это народный язык России (отнюдь не славянский, а славяно-финский койне с большим тюркским и монгольским влиянием) - и болгарский (древнеболгарский), он же "церковнославянский". (В качестве третьего языка России можно назвать современный литературный русский язык, который является совершенно искусственным кабинетным изобретением, эдаким "эсперанто" на основе двух указанных выше языков-источников; на этом "эсперанто" я и пишу статью.)
БОЛГАРСКАЯ СОСТАВНАЯ
Почему нынешний русский язык более похож на болгарский и сербский языки, чем на белорусский и украинский? (При этом в одну языковую группу с русским относят почему-то именно эти два языка, а не болгарский и сербский.) Это кажется странным, ведь территориально Россия не граничит с Балканами, а граничит с белорусами и украинцами, у которых в языках почти нет никакого болгарского влияния, а если оно и находится, то это - привнесенные уже через Россию балканские языковые реалии. В том и дело, что в России своих коренных славян не было (кроме редких поселений украинцев в Суздальской земле в XII веке и массовых порабощений белорусов и украинцев в ходе войн Московии против ВКЛ и Речи Посполитой: только в войне 1654-1667 гг. московиты захватили в рабство несколько десятков тысяч белорусов). А потому изучение туземцами Московии славянского языка шло через религию, которая опиралась на болгарские тексты. Вот почему мордва Рязани, Москвы, Тулы, Костромы, Вятки, Мурома и прочих финских земель познавала славянский язык от болгарского языка - не имея своего местного славянского. И по этой причине даже то небольшое славянское содержание нынешнего русского языка (около 30-40% славянской лексики против 60-70% лексики финской и тюркской) - оно не общее с белорусами и украинцами, а общее с болгарами, от болгарских книг. А вот в Беларуси и Украине ситуация была иной: тут местное население (наполовину балтское в Беларуси и наполовину сарматское в Украине) все-таки имело народные славянские говоры, которые и не позволили внедряться болгарской лексике из православных книг, подменяя свою исконную местную славянскую лексику.
СЛАВЯНСКИЙ ЛИ ЯЗЫК РОССИИ?
Есть три момента, которые усиленно прячут все российские лингвисты (хотя, как в народе говорят, шила в мешке не утаишь). 1) До XVIII века язык Московии не считался никем в мире русским языком, а назывался конкретно языком московитов, московитским. 2) Русским языком до этого времени назывался именно и только украинский язык. 3) Язык Московии - московитский язык - не признавался до этого времени европейскими лингвистами (в том числе славянских стран) даже славянским языком, а относился к финским говорам. Конечно, сегодня все не так: ради имперских интересов завоевания славянских стран Россия оказала огромное влияние на свою лингвистическую науку, ставя ей задачу придания языку России "славянского статуса". Причем, если бы западнее России жили германские народы, то точно так она бы доказывала, что русский язык - из семьи германских языков: ибо таков был бы заказ Империи. И языковые реформы российского языка, начатые еще Ломоносовым, были как раз направлены на акцентирование его слабых славянских черт. Однако, как писал еще 150 лет назад польский славист Ежи Лещинский о родственных славянам западных балтах, "прусский язык имеет намного больше оснований считаться славянским, чем великорусский, у которого с польским языком и другими славянскими гораздо меньше общего, чем даже у западно-балтского прусского языка". Напомню, что Россия стала называться "Россией" впервые официально только при Петре I, который считал прежнее название - Московия - темным и мракобесным. Петр не только стал насильно брить бороды, запретил ношение всеми женщинами Московии чадры на азиатский манер и запретил гаремы (терема, где женщин держали взаперти), но и в поездках по Европе добивался от картографов, чтобы отныне на картах его страну называли не Московией или Московитией, как прежде, а Россией. И чтобы самих московитов стали впервые в истории считать славянами, что было общей стратегией по "прорубанию окна в Европу" - вкупе с просьбой Петра перенести восточную границу Европы от границы между Московией и ВКЛ теперь уже до Урала, включая тем самым впервые в истории географически Московию в состав Европы. До этого польские и чешские лингвисты и создатели славянских грамматик четко разграничивали русский язык (украинский) и московитский, а сам этот московитский язык не причисляли к семье славянских языков. Ибо язык Московии был скуден на славянскую лексику. Как пишет российский лингвист И.С. Улуханов в работе "Разговорная речь Древней Руси" ("Русская речь", №5, 1972), круг славянизмов, регулярно повторявшихся в живой речи народа Московии, расширялся очень медленно. Записи живой устной речи, произведенные иностранцами в Московии в XVI-XVII веках, включают только некоторые славянизмы на фоне основной массы местной финской и тюркской лексики. В "Парижском словаре московитов" (1586) среди ВСЕГО СЛОВАРЯ народа московитов находим, как пишет И.С. Улуханов, лишь слова "владыка" и "злат". В дневнике-словаре англичанина Ричарда Джемса (1618-1619) их уже больше - целых 16 слов ("благо", "блажить", "бранить", "воскресенье", "воскреснуть", "враг", "время", "ладья", "немощь", "пещера", "помощь", "праздникъ", "прапоръ", "разробление", "сладкий", "храмъ"). В книге "Грамматика языка московитов" немецкого ученого и путешественника В. Лудольфа (1696) - их уже 41 (причем, некоторые с огромным финским "оканьем" в приставках - типа "розсуждать"). Остальная устная лексика московитов в этих разговорниках - финская и тюркская.
У лингвистов той эпохи не было никаких оснований относить язык московитов к "славянским языкам", так как самих славянизмов в устной речи не было (а именно устная речь народа является тут критерием). А потому и разговорный язык Московии не считался ни славянским, ни даже околорусским: крестьяне Московии говорили на своих финских говорах. Характерный пример: русского языка не знал и мордвин Иван Сусанин Костромского уезда, а его родня, подавая челобитную царице, платила толмачу за перевод с финского костромского на российский "государев" язык. Забавно, что сегодня абсолютно мордовская Кострома считается в России "эталоном" "русскости" и "славянства" (даже рок-группа есть такая, поющая мордовские песни Костромы на русском языке, выдавая их за якобы "славянские"), хотя еще два столетия назад никто в Костроме по-славянски не говорил. И тот факт, что Московская церковь вещала на болгарском языке (на котором писались и государственные бумаги Московии), - ничего не значил, так как вся Европа тогда в церквях говорила на латыни и вела делопроизводство на латинском языке, и это никак не было связано с тем, что за народы тут проживают. Напомню, что после Люблинской унии 1569 года, когда белорусы создали с поляками союзное государство - Республику (по-польски - Речь Посполитая), ВКЛ сохраняла своим государственным языком белорусский (то есть русинский), а Польша ввела государственным латинский язык. Но это вовсе не говорит о том, что народный язык поляков - это латинский язык. Точно так и русский язык не был тогда народным в Московии-России - пока российские деревни его не выучили. Вот еще пример: сегодня (и исстари) в деревнях Смоленской, Курской и Брянской областей (входивших когда-то в состав ВКЛ) говорят вовсе не на русском, а на белорусском языке. На литературном русском там не говорят, как и никто не "окает" - отражая финский акцент, как в Рязанской или в Московской областях, а говорят совершенно на том языке, на котором говорят селяне Витебской или Минской областей. Любой лингвист должен делать один вывод: в этих российских областях живет белорусское население, ибо говорит на белорусском языке. Но это население относят этнически почему-то к "окающим" восточным соседям, которые во времена Лудольфа там знали только 41 славянское слово. И.С. Улуханов пишет, что говоря о существовании у московитов двух языков - славянского (церковного болгарского) и своего московитского, В. Лудольф сообщал в "Грамматике языка московитов": "Чем более ученым кто-нибудь хочет казаться, тем больше примешивает он славянских выражений к своей речи или в своих писаниях, хотя некоторые и посмеиваются над теми, кто злоупотребляет славянским языком в обычной речи". Удивительно! Что же это за такой "славянский язык" Москвы, над которым посмеиваются за употребление славянских слов вместо своих слов финских и тюркских?
Такого не было в Беларуси-ВКЛ - тут никто не смеется над людьми, использующими в речи славянские слова. Наоборот - никто не поймет того, кто строит фразы, используя вместо славянской лексики финскую или тюркскую. Этого "двуязычия" не существовало нигде у славян, кроме как в одной Московии. (Кстати, Статуты ВКЛ были написаны на самом чистом славянском языке - государственном в Великом Княжестве Литовском и Русском, сугубо славянском государстве, где литвинами были славяне - нынешние белорусы.) Эта проблема "двуязычия" из-за отсутствия в России народной славянской основы преследовала всегда и создателей литературного русского языка - как вообще главная проблема российского языка. (Он прошел "стадии развития термина", называясь вначале московитским, затем российским при Ломоносове - до 1795 г., затем при оккупации Россией в 1794 году (закрепленной формально в 1795) Беларуси и Западной и Центральной Украины пришлось его менять на "великорусское наречие русского языка". Именно так русский язык фигурировал в 1840-х годах в названии словаря Даля ("Толковый словарь великорусского наречия русского языка", где под самим русским языком обще понимался белорусский, украинский и российский), хотя сегодня все российские лингвисты ненаучно исказили название словаря Даля до "Толковый словарь живого русского языка", хотя словаря с таким названием он никогда не писал.)
В 1778 году в Москве была издана брошюра писателя и лингвиста Федора Григорьевича Карина "Письмо о преобразителях российского языка". Он писал: "Ужасная разность между нашим языком [всюду в работе он называет его "московским наречием"] и славянским часто пресекает у нас способы изъясняться на нем с тою вольностию, которая одна оживляет красноречие и которая приобретается не иным чем, как ежедневным разговором. …Как искусный садовник молодым прививком обновляет старое дерево, очищая засохлые на нем лозы и тернии, при корени его растущие, так великие писатели поступили в преображении нашего языка, который сам по себе был беден, а подделанный к славянскому сделался уже безобразен". ("Беден" и "безобразен" - это, конечно, расходится с будущей его оценкой как "великий и могучий". Оправданием тут служит факт, что Пушкин пока не родился для молодого зеленого языка, созданного только что экспериментами Ломоносова.) Опять обращаю внимание: этой проблемы никогда не было у белорусов, поляков, чехов, болгар, украинцев, сербов и остальных славян - где язык селян органично становится языком страны и народа. Это чисто российская уникальная проблема - как сочетать финский язык селян со славянским языком государства (например, в Беларуси это нелепо: спорить о возможном "засилии славянизмов в письменной речи", подразумевая, как в России, засилие болгарской лексики, когда сама белорусская лексика является такой же совершенно славянской лексикой и такими же славянизмами - то есть нет самого предмета для такого спора, ибо славянизмы болгарского языка никак не могут "испортить" и без того основанный только на славянизмах белорусский язык - маслом масло не испортишь).
В итоге российские лингвисты героически порывают "пуповину" многовековой связи культуры Москвы с болгарским языком, который дружно находят "чуждым", "вычурным в условиях России", "тормозящим становление литературного российского языка". И отвергают болгарский язык, смело падая в лоно народного языка ("московского наречия"), который на 60-70% процентов состоит из неславянской лексики. Великими деятелями, которые совершают эту языковую революцию в России, Ф.Г. Карин в своей работе называет Феофана Прокоповича, М.В. Ломоносова и А.П. Сумарокова. Так в самом конце XVIII века Россия отказалась от следования болгарскому языку, который ее веками, как веревочка, удерживал в славянском поле и обращал "во славянство", - и стала лингвистически себя считать свободной и суверенной, признавая своим языком теперь не болгарский, а тот народный язык славянизированных финнов, который отнюдь не имел, как болгарский, явных славянских черт. Патриотизм победил славянское единство.
НАСТОЯЩИЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
Мелетий Смотрицкий, белорусский просветитель, работавший в Вильно и Киеве, автор изданной в 1619 году в Евье "Граматiки словенскiя правильное синтагма", задолго до "революционера" в русской лингвистики Ломоносова, создателя грамматики российского языка, создавал научные основы языка русинов. Как и в Грамматике Л.Зизания, он четко отличал болгарский церковный язык от нашего: "Словенски переводимъ: Удержи языкъ свой от зла и устнъ своъ же не глати лсти. Руски истолковуемъ: Гамуй языкъ свой от злого и уста твои нехай не мовятъ здрады". Ясно абсолютно (как и далее по его книге), что русским языком автор считает нынешний украинский язык (точнее - тот русинский язык, который в его время был общим для белорусов и украинцев). А вовсе не язык Московии-России. "Нехай", "мовять", "здрады" - это чисто белорусско-украинские слова, которые Мелетий Смотрицкий называет "переводом на русский язык". Ясно, что это всем бросается сразу в глаза, поэтому автор статьи в журнале "Русская речь" "Московское издание Грамматики М. Смотрицкого" доктор филологических наук В.В. Аниченко из Гомельского государственного университета облекает язык, на который Смотрицкий переводит церковно-болгарский язык, в такую формулу: "так называемый "русский"". Так называемый Мелетием Смотрицким? И так называемый всем народом ВКЛ той эпохи? Тут явно желание доктора наук не будоражить российских коллег: мол, все нормально - то, что у нас народ называл исстари русским языком, - это только "так называемый "русский язык"". А "не так называемый", настоящий - был только у России. Болгарский по содержанию. А Мелетий Смотрицкий заблуждался в терминах. Ненаучно перевирать средневековых авторов. Если они четко пишут, что русский язык - это по своему содержанию именно украинский язык, а не московский, то зачем юлить? Зачем переписывать историю? Тем более что в таком ненаучном подходе сам нынешний украинский язык становится аномалией - с Луны упал на Киев, чужд, потому что "так называемый". А ведь книги Мелетия Смотрицкого показательны: русское - это наше народное исконное, что само собой и сегодня есть в реалиях украинского и белорусского языков, а российское - это не русское, а основанное на болгарском. И переводы, которые делает в книге Мелетий Смотрицкий с болгарского на русский - это фактически переводы с российского на русский - на украинский и белорусский. Тут нет ничего этнически российского, что ныне именуется "русским", а есть только болгарское, которое нуждается в переводе на русский язык - для белорусов и украинцев, тогда именовавшихся русинами.
АЛФАВИТ
Всеобщее заблуждение: в России все считают, что пишут на "кириллице", хотя на ней никто в России не пишет. Там пишут на совершенно другом алфавите, весьма мало связанном с кириллицей - это введенный Петром I "гражданский алфавит". Он кириллицей не является, так как Кириллом и Мефодием не создавался. Это имперский российский алфавит, который Россия в царский и советский период старалась распространить у всех соседей, даже тюрок и финнов. Старается это делать и сегодня: не так давно Дума запретила Карелии и Татарстану вернуться к латинице, называя это "сепаратистскими происками", хотя именно латиница более удачно отражает языковые реалии языков финнов и татар. Вообще же это выглядит полным абсурдом: выходит, что Кирилл и Мефодий создавали письменность вовсе не болгарам и чехам для возможности им читать византийские библии, а для татар, исповедующих ислам. Но зачем мусульманам православный алфавит? Второе заблуждение в том, что кириллица считается "славянским алфавитом". Это на самом деле лишь слегка измененный греческий алфавит, а греки - это не славяне. Да и более половины славянских народов пишут на латинице, а не на кириллице. Наконец, это - алфавит церковнославянских - то есть болгарских - книг, это болгарский алфавит, а вовсе не свой русский, белорусский или украинский. Ссылаться на религиозные православные традиции тут просто нелепо, потому что в средние века вся католическая Европа в религии использовала латынь - является ли это основанием, чтобы все страны эти отказались от своих национальных языков и вернулись к латыни? Нет, конечно. Кстати, белорусский алфавит сегодня должен быть латиницей, а не кириллицей (точнее - алфавитом Петра I), так как белорусский литературный язык на протяжении веков формировался как язык на основе латиницы, а все основатели белорусской литературы писали на латинице. Напомню, что после российской оккупации ВКЛ 1795 года царь запретил своим указом белорусский язык в 1839 году (в 1863 запретил религиозную литературу уже на украинском языке, в 1876 - все виды литературы на украинском языке, кроме беллетристики). На Украине литературный язык формировался на основе кириллицы, а вот в Беларуси - на основе латиницы, и в XIX веке и в начале XX века белорусская периодика выходила на латинице - "Bielarus", "Bielaruskaja krynica", "Nasza Niwa" и т.д. (хотя под шовинистическим давлением царизма стали появляться издания и на кириллице). В СССР белорусская латиница была вообще запрещена как "западничество" и как напоминание о другом выборе белорусов-литвинов - о многовековой жизни в Речи Посполитой, вместе с поляками, чехами и словаками, а не в составе России.
После распада СССР в 1991 году на латиницу вернулись 4 республики - Молдова, Азербайджан, Узбекистан и Туркменистан. Пятой в их числе должна быть обязательно и Беларусь, так как ее литературный язык формировался именно на латинице, а сегодня мы должны переводить на нынешний, созданный реформами Сталина, искусственный и исковерканный "белорусский" язык творения основателей белорусской литературы. Это, конечно, абсурдно. И это, конечно, вызовет бурю возмущения в ГосДуме: мол, белорусы возвращаются "на польский алфавит". Но какое отношение к светской Беларуси имеет нынешний греческий алфавит? Да никакого. А ведь поляки - это и славяне, и соседи, а с неславянской Грецией белорусы не граничат и ничего общего с ними вообще не имеют. Причем, и греки, и поляки - в равной мере члены НАТО и ЕС, поэтому выбор между греческим и латинским алфавитами заведомо не может иметь политического подтекста. Кроме демагогии. Зато такой подтекст в позиции российских политиков, видящих в этом "сепаратизм" и "отход от России", как будто одна Россия является монополистом на раздачу алфавитов соседям (и своим карелам и татарам). Когда хунта большевиков захватила власть в России, то ее комиссары осуществили реформу великорусского языка. Во-первых, его переименовали в просто "русский" - дабы вычленить "великодержавное имперское" "велико-", одновременно изменяя национальность великороссов на русских. Что безграмотно, ибо нет в русском языке такого, чтобы название национальности вдруг было прилагательным, а не существительным (но что вы хотите от авторов нововведения Троцкого и Свердлова, евреев, мало разбиравшихся в нюансах русского языка). И это одновременно неверно научно и политически, так как ранее единый (пусть и искусственно) в царской России русский народ Беларуси, Украины и России теперь сводился только к народу одной РСФСР, а Беларусь и Украина теперь уже не считались Русью и русскими, ибо русскими теперь стали великороссы - только часть существовавшего при царизме русского народа. Во-вторых, Троцкий и Свердлов провели глубокую реформу великорусского языка, создав "новый гражданский алфавит". А в-третьих, Троцкий настаивал на переходе великорусского языка на латиницу - "в целях мировой революции", и сели бы его точка зрения победила, то алфавитом РСФСР и затем СССР стала бы латиница.
А в 1991 году Ельцин торжественно возвращал бы Россию на свою кириллицу. Идея Троцкого была потому не принята, что русская литература создавалась именно на кириллице, а Пушкин на латинице не писал. Кстати, на этом же основании Беларусь должна вернуться на латиницу, ибо и наши поэты создавали белорусскую литературу не на кириллице, а на белорусской латинице… Все выше сказанное позволяет понять, почему в России такое значение отводится культу Кирилла и Мефодия, которые, собственно говоря, никогда к России никакого отношения не имели, ибо умерли задолго до принятия Украиной (Киевом) христианства, а никакой Московии или тем более России в их времена не существовало на просторах Великой Мордовии Эрзя-Рязани (ее столицы) и Великой Пермии - государств, существовавших при Кирилле и Мефодии на месте нынешней России. Ибо они создали в Моравии квазигреческий алфавит для чехов раньше, чем вообще языческая Русь появилась на территории стран СНГ - с высадкой в районе саамской Ладоги колонистов-славян ободритов Рюрика. Как писал сам Кирилл, никаких славян на территории нынешней России (и Украины) НЕТ, а славяне живут только в Центральной и Южной Европе. Поэтому Кирилл и не поехал в соседнюю территорию нынешних России и Украины "обращать славян в православие", ибо там славян тогда не было. И некому было давать "славянский алфавит на основе греческого". В том числе и Киев тогда не являлся славянским (тесно дружил с Хазарией), в нем жили вовсе не славяне, а сарматы и иудеи, а князья Киева были тогда еврейских корней, породненные с еврейскими князьями Хазарии, и исповедовали иудаизм Хазарии, и Киев был тогда "городом синагог" (эту тему активно развивает показанный на ТВ Израиля научно-популярный сериал про Хазарию как "еще одну прародину израильтян"). Чего же Кириллу ехать в "город синагог" Киев, где его никто не ждет? Вот поэтому - выскажу свое особое мнение, с которым можно не соглашаться, - РПЦ Москвы и российские историки и идеологи так активно и раздувают культ Кирилла и Мефодия, чтобы этим сокрыть огромные противоречия в их представлениях о себе как о якобы "славянах" - и сокрыть "нежелательные" факты, этому мифу противоречащие (то есть - это вообще вся историческая, этнографическая и лингвистическая фактура). Кстати, Кирилл и Мефодий никакими "братьями" не были, как не были и "греками", а были сирийцами, богатыми православными арабами из Дамаска (Сирия тогда была православной), нанятыми Византией для миссии в Моравии (об этом, наверно, надо подробнее рассказать в отдельной статье). Самое забавное в том, что сами чехи, ради создания алфавита которых приехал араб Кирилл, его вообще никак не почитают - вообще о нем не помнят, хотя его возвели в культ в России, куда он не приезжал. Как говорится, вот уж не знаешь - с кем найдешь, а с кем потеряешь…
Вадим Ростов
© KomiNarod.RU http://www.kominarod.ru/
Перепечатано http://news.babr.ru/?IDE=31990

Добавлено спустя 10 минут:

РУССКИЙ ЯЗЫК - был фактически создан на основе церковнославянского (староболгарского языка солунского диалекта) в 18 веке.
Взяв за основу грамматику церковнославянского языка Смотрицкого, Ломоносов фактически создал новый «российский язык», а грамматику так и назвал «Российская грамматика» Открываем толковый словарь Ушакова: СТАРОСЛАВЯНСКИЙ, старославянская, старославянское (лингв.). 1. О языке: то же, что древнеболгарский, древний церковнославянский. Старославянский язык.
Открываем энциклопедию «Кирилл и Мефодий», читаем: «СТАРОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК, первый письменно-литературный язык славян в 9-11 вв. Относится к славянским языкам . Сложился на основе переводов Кириллом и Мефодием богослужебных книг с греческого языка на южнославянский солунский диалект.» „ Церковнославянские элементы пронизывают всю структуру русского языка – его фонетику, морфологию, словарь, стилистику – в несравненно большей степени, чем, например, латынь – современный итальянский язык.” (!!!) Это притом, что итальянцы живут в самом сердце бывшей «Римской империи», а «русские» никогда не жили в Болгарии и с ней не граничили но, тем не менее, взяли за основу своего языка староболгарский. Почему? Очевидно что, ни один из диалектов Московии (России) не являлся по сути славянским (слишком мало в них было от собственно «восточнославянского»), все они в той или иной степени являлись угро-финно-славянским койне с огромным влиянием татарского и не подходили для создания единого славянского «языка империи»! Такую роль мог бы играть Новгородский диалект, но после захвата в 1478 и фактически неоднократного разорения Новгорода в последующие годы, Новгородский диалект уже в 15 веке выведен из письменного оборота (запрещен), а к началу 16 века почти исчез. Около 60% всей комплексной системы - фонетика, грамматика, морфология, а главное словарный состав, русского языка это „болгарское наследство”. Русский язык образовался путем добавления к «болгарской основе» общественно-политической лексики и понятий из греческого, латыни и французского (около 95% терминов) и научно-технической лексики из голландского, немецкого, английского (около 95-99% терминов). В целом около 20% русского языка составляют заимствования из западно- и восточнославянских языков, около 7-8% из тюркских языков, и только около 5-7% это собственно элементы разговорного языка населения Московии (России). Фактически в огромном количестве заимствований и состоит главное богатство русского языка. Особенно много заимствований появилось во времена Петра I, а также в 18-19 в., когда почти 200 лет, знать и дворяне предпочитали, даже дома, говорить по-французски или по-немецки, включая Пушкина у которого родным был французский. Русский язык был языком черни и холопов. Странно, но именно после т.н. „систематизации” в 18 в., а фактически создания российского языка, знать переходит на иностранные языки. «Российский» становится не престижным. Нужно отдать должное Пушкину, который вдохнул в новый «российский язык» жизнь. Учитывая тот факт, что в России, также как и в Болгарии, за основу современного письменного и литературного языка, был взят солунский диалект староболгарского, сравнение лексического состава, порядка словообразования и т.д. отчетливо отображает близкое родство русского и болгарского даже в наше время. БОЛГАРСКИХ СЛОВ в русском языке многие ТЫСЯЧИ!
http://www.filolingvia.com/publ/235-1-0-2141

Alexsvatov · 23 октября, 2010

и чё? Это доказывает что надо сибиряками записываться? Нелогичный вы наш. Три лживых статейки скопипастил. А где докозательства верности сибирского языка на котором тут загарку написал?

nomad101 · 23 октября, 2010

Clondike

Твоё "сибирство", уже переросло в русофобство.))

Sargo · 23 октября, 2010

да хрен с ними, языками-то, любой язык был когда-то кем-то создан, а иначе укали и гакалы бы сейчас.

ералаш вспомнился, как два парня во дворе: а мой брат на бокс ходит, а мой в карате, а мой дядя танком командует, а мой дед кораблем))

CustomS · 23 октября, 2010

Твоё "сибирство", уже переросло в русофобство.))

Значит мне не одному показалось.

mikhan · 23 октября, 2010

статейки прикольные

одна с финно-угорского сайта, вторая с украинского, причем взята из комментариев к "нужен ли украине русский язык"

чем они лучше журнала космополитен? источник солиднее? смешно...

любой грамотный филолог будет долго смеяться над создателями сибирского "языка"

dibar · 23 октября, 2010

Ярослав Золотарев, лингвист, сибирский активист.

Улыбнуло)

Ну да, это конечно "уважаемый человек".

Clondike, а Д.С. Лихачёва не пробовал читать?

Вместо статеек в Интернете, которые может любой школьник написать и разместить под чужим именем.

Заходи к нам в библиотеку, возьми книжки про русский язык, культуру, про нации и национальности....)

И по бурятской культуре и языку много литературы действительно учёных, а не "сибирских активистов".

Заходи, почитай, всё больше пользы будет, чем по инет-помойкам шастать)

Clondike · 23 октября, 2010

Это доказывает что надо сибиряками записываться?

Нет, это был лишь ответ на слова Петровны, который говорит об искусственном украинском языке (хотя несколько страниц назад он называл себя украинцем. Потом немного погодя назвал себя русским.)

Alexsvatov · 23 октября, 2010

Clondike

Не выкладывай такой бредятины больше...

relaxer · 23 октября, 2010

Д.С. Лихачёва не пробовал читать?

советские языковеды подневольные работники, пишут что прикажут. неизвестные Золотаревы лучше.

dibar · 23 октября, 2010

подневольные работники, пишут что прикажут.

И это улыбнуло)

Лихачёв ещё в 30-е отсидел на Соловках за то, что писал, что думал.

И потом никогда не покривил душой в своих трудах.

А вот с чьих слов пишут "неизвестные Золотарёвы" это вопрос.

relaxer, учи матчасть, читай.

Книжки читай , а не инет.

Войти

Всесибирская акция на Переписи-2010 "Я - Сибиряк!"

Рекомендуемые сообщения

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Ссылка на комментарий

Последние посетители 0 пользователей онлайн