Перейти к содержанию

Bobr0212

Пользователи
  • Постов

    45
  • Зарегистрирован

  • Посещение

Достижения Bobr0212

Помощник

Помощник (5/14)

  • Первое сообщение
  • Соавтор
  • Неделя в сообществе
  • One Month Later
  • Год в сообществе

Последние значки

17

Репутация

  1. ИМХО Нужно учить людей пить. Сегодня алкоголь - часть культуры (все праздники обязательно включают в себя возливания в меньшей или в большей степени: свадьбы, похороны, юбилеи), поэтому с эти злом бесполезно бороться запретами. Необходимо учить пить с того возраста, в котором человек получает право доступа к алконапиткам. Важно выработать модель поведения у молодежи в ситуации, в которой присутствует алкоголь. А сегодня у нас положение какое? Врачи говорят, мол, пить нельзя. И тут же вечерком сами пьют так, что лошади оглядываются. Видя официальный запрет и его постоянное нарушение взрослыми, подрастающее поколение усваивает этот урок: принято говорить о вреде и запрете, но эти слова ничего не стоят, поэтому пить можно (в любых количествах).
  2. Разве грамотность не признак ума? Мне кажется, если кто-то грамотней меня, он в чем-то и умней, и отнимать у него это право нельзя. Считаю, безграмотная речь глупа и отвратительна. Она отталкивает, как отталкивает человек, одетый как бомж.
  3. Парень, ты очень вырос за последние два года. Или я только увидел )
  4. Главный недостаток современного человека - бездействие. Наблюдателей ("критиков") прорва, а творцов - ноль. Поэтому если есть желание, нужно писать обязательно. По предложенной теме сложно сказать, как получится, но не писать - худший вариант. Ведь в результате ничему не научишься. А так если выйдет - здорово! Если нет, будет большая школа (хотя бы по владению словом).
  5. Автомобильный проезд по Ранжурова переделают в пешеходную зону с вай-файф. Строительство нового корпуса БГУ практически завершено, но автомобильный проезд по Ранжурова до сих пор не открыли. Его собираются переделать в пешеходную зону наподобие Арбата. Проведут вай-файф, поставят кафешки, и студенты смогут здесь заниматься, общаться в Интернете. Во всяком случае об этом говорили на встрече Вячеслава Наговицына и Степана Калмыкова со студентами 2 сентября. Идея-то неплохая, да только что скажут по этому поводу автомобилисты?
  6. Те, кто убивают, однозначно - отморозки, а кто сказал, что те, кто судят лучше? До тех пор, пока у нас отморозки среди тех, кто отправляет на эшафот, смертную казнь возвращать нельзя!
  7. Вчера написал рассказ. Оцените пожалуйста. Выжить Он поднял с земли камень. Гладкий и тяжелый. Ощущение знакомое с давнего времени…. С того самого, в котором все осталось. Когда-то он имел имя и слово. Теперь прошлое умерло. Есть только то, что есть. Его немного, но у других нет и этого. Жизнь. Он держал в руке камень, и это означало, что он жив. Пока у него есть ощущение камня, его не стерло, не размазало в этом новом мире. В выжженной земле, которая простиралась на тысячи километров во все стороны, был только он и этот камень. Серым пеплом обратились когда-то зеленые ветви растений, деревья, трава, животные и лишь бурая земля еще не сгорела вся. Но как видно, было это лишь вопросом времени. Местами желтый песок норовил наползти своими еще не окрепшими барханами на окаменевшую твердь земли. Он стоит в русле когда-то бурной реки, у которой было имя. Имена прошлого – первое, с чем его разлучил новый мир. Теперь, чтобы выжить, он должен стать другим. И ему уже не нужно искать себе подобных. Он – один. Совсем один. За ненадобностью его рот, язык, зубы, небо – срослись в какое-то странное месиво. Это месиво было важней всего того, что было там до сих пор. И так во всем теле. Внутри у него что-то происходило. Новый мир переделывал его из старого в что-то новое. Его инстинкт выживания оказался так силен, что теперь его нутро переродилось, подарив ему отвратительные ощущения. Хотя внешне он почти не изменился. Даже сросшийся рот был способен улыбаться по-старому. Но под его складкой губ находилась сплошная розовая хрящевая прослойка, на которой четким белым рисунком застыли бывшие зубы – кальциевый рудимент. Он не пил уже десять дней. Это старый мир все еще жил в нем. Жажда еще подчиняла его себе. Но если б даже была вода, теперь он не смог бы попить. Он изменился. Несколько дней назад он упал. Старый мир твердил ему: ты умрешь! Ты уже умер! Но сегодня он встал. Жажда теперь стала для него не больше, чем желание, от которого можно и нужно отказаться. Мир, твердивший ему о смерти, умер сам. Посмотрел на палящее солнце. Это оно десять дней назад лопнуло и пролилось на живых огненным дождем. Мир кричал и корчился от боли. Среди земли и песка можно встреть белые кости прошлого. Оно еще просится в душу. Но он уже знает: это обман. Как только начнешь вспоминать прошлое – погибнешь. Про себя усмехнулся, потому что по-настоящему уже не мог. Есть только камень в его руке. Неведомая жизнь, с законами, которые не подвластны старому, рождалась в муках. Камень в руке. Горячий камень. Розовый ожог должен был опалить ладонь, и камень вырвался бы из руки. Но ладонь была горячей камня. Она искала силы и впитывала их раскаленными порами. Кто бы знал, что камень способен быть таким живительным! Вдруг камень зашипел; белые и рыжие пятна его окраски внезапно почернели, и он лопнул, раскололся надвое. Камень умер, не выдержав хищных пор его ладони…. Зато ему стало гораздо лучше. Словно насытился. Ничего не изменилось. Новый мир не отличался от старого. Чтобы выжить, в нем тоже нужно было кого-то съесть…. Что ж пусть так. Здесь смерть и жизнь тоже в равновесии, и, кажется, он нашел свое место. Он поднял следующий камень. Кости прошлого медленно погружались в песок. Через пару часов он понял: не все камни возможно съесть. Среди них было много мертвых. Он научился отличать живых по особому влажному запаху. Он двигался по руслу пересохшей реки и пожирал их. Его ладони – это страшное оружие. Они высасывали предметы наизнанку, наполняя его тело какой-то живительной энергией. Проблема была в том, что его тело еще не научилось расходовать топливо рационально. Поэтому он ел (или пил?) все время. Первый день клонился к закату. Стало заметно прохладней. Холод быстро добирался до его тела. Он беспорядочно хватал гальку, выискивая камни покрупней, чтобы можно было противостоять надвигающемуся холоду. Напрасно. Живые камни словно разбегались: в его ладони попадали лишь равнодушно мертвые. А холод быстро нарастал. Еще несколько минут, и он не сможет противостоять ему. И вдруг в полумраке он разглядел огромный валун. Мгновенно метнулся к нему. Если напиться из него, то ему точно хватит на всю ночь. Жадно обхватил его чуть не всем телом, присосался. И понял: никто не отдает свое просто так. Огромный валун через поры его кожи сам впился в его тело. Началась борьба. Камень пытался сам высосать из него все силы. Он был и вправду живым, он старался выжить, высасывая из напавшего на него хищника драгоценные силы. Борьба не на жизнь – на смерть. И вот уже не только ладони, но и вся поверхность тела стала его оружием в этой схватке. Темная шея хищника побагровела от напряжения; рыжие и белые пятна на валуне словно задышали, то увеличиваясь, то уменьшаясь в диаметре. Энергия борьбы, переходящая от одного другому, незаметно для борющихся подняла над ними полупрозрачный купол, который прикрыл их от смертельной хватки самого сильного их врага – холода. К утру валун не выдержал битвы и раскололся. А хищник победил и пережил ночь. В свете поднимающегося солнца он смотрел на русло реки жадно. Но поднявшийся день не сулил ему ничего хорошего. Ночь убила множество камней. Теперь, чтобы отыскать пищу, хищнику приходилось подолгу перебирать гальку. Он вновь был голодным. Правда, за это время он постепенно научился расходовать силы, выставляя к поверхности кожи коричневый пигмент, который не выпускал энергию наружу. После полудня дело стало совсем плохо. Почти за час поисков он не нашел ни одного живого камня. Соединил ладони, чтобы не выпускать энергию наружу и обессилено сел на землю. Прошлая ночь не прошла бесследно. Грязно желтый песок местами наступал на русло, пряча под собой гальку. В старом мире хищник, наверное, завыл бы тоскливо, но в новом теле не было даже голосовых связок, чтобы можно было выплеснуть душу и протянуть последнюю прощальную песню гибнущего зверя. Встал. Поднял голову с рыжими волосами к солнцу. И увидел. Там вдалеке… навстречу ему по руслу двигался кто-то, похожий на него. Он тоже перебирал гальку и был значительно крупней. Но для хищника это было неважно. Ведь перед ним была огромная куча пищи, которая могла спасти его от неминуемой смерти. Большой – тоже увидел хищника. Они бросились навстречу друг другу. Сошлись. Большой с ходу попытался поймать хищника в объятия, но хищник ловко проскочил противнику под лапу и, развернувшись, жестко ударил его ногой. Однако большой – даже не шелохнулся. Через пару секунд он вновь попытался обхватить подвижного врага – и вновь потерпел неудачу. Но и хищник не мог ничего сделать. Его удары были слишком слабыми. Тело врага было непробиваемым. Удивительно, хищник, который этой ночью боролся с валуном, обволакивая его, пытаясь высосать жизнь, теперь – напротив – старался уйти от объятий врага. Незаметно для себя хищник вновь возвращался к тому старому, от которого пытался избавиться все это время. Прошлые, позабытые приемы всплывали в нем, словно из ниоткуда. Хищник двигался так, как когда-то очень давно его учили в погибшем мире. До сих пор все, что приходило оттуда, только мешало ему выживать, но на этот раз все было иначе. В этом новом, только рожденном мире борьба должна была быть иной: поры должны были присосаться друг к другу, чтобы выяснить, кто охотник, а кто – жертва. Но хищник чувствовал, что в этом случае его ждет неминуемая смерть. И вот вместо присосок ладоней – удары руками и ногами. И словно возвращаясь назад, он вспоминает, как он умел биться и как планировал бой. Мысли, почти растворившиеся в инстинктах нового тела, вновь зашевелились в тяжелом мозгу, почти причиняя боль этому странному телу, жившему и выживающему иначе…. И бой продолжился. Недоумевающий большой в очередной раз нашел пустоту. Разочарование и злоба подтолкнули его к оплошности: он подставил массивную ногу прямо под боковой удар. И хищник ударил. Впервые большой скривился от боли, но и хищник словно мячик отскочил от противника: с разворота тот зацепил его тяжелой лапой и на пару секунд схватился за ногу. Поднявшись, хищник смотрел на врага и видел, что тот еще прикован к боли в ноге. Хищник, пользуясь этим, скользнул к большому слева и мгновенно воткнул свою ногу в голень врагу. Большой, уже почти приспособившийся к повадкам странного противника, с трудом, но все же успевает отвести ногу из-под удара. Но он еще не знает, что этот удар в голень всего лишь отвлечение: в следующий момент нога хищника взлетает до уровня головы большого и сбоку практически сносит его челюсть…. Нет, не сносит. Большой слишком силен. После удара он лишь покачнулся, шаря словно в тумане своими огромными лапами в поисках хищника. И хищник бьет в голову снова. Большой уже не реагирует на движения врага, он поплыл, но запас его прочности велик: он только качается, но стоит. И хищник бьет опять, и опять…. Теперь, когда инициатива в его руках, он получил шанс победить и ни за что не упустит его. Он вкладывает все силы в эти удары. Наконец, большой падает. Это победа. Это жизнь. Теперь хищник будет жить. Он, чего бы ему это не стоило, научиться выживать. Эмоции раздирают хищника. Он торжествующе бьет себя кулаками в грудь, показывая свою ярость и силу. Он силится выдохнуть воздух из легких в торжествующем реве, но у него ничего не получается. Его тело устроено иначе. Но ведь он победил этого монстра по-старому! У него есть право закричать. Нет, природа его тела уже изменилась. Наконец, хищник успокоился. Он не спеша подошел к большому, который лежал без движения. Поднял ладони. Жадные поры раскрылись в предвкушении. Поднявшееся солнце, несколько дней назад спалившее землю, равнодушно взглянуло на хищника. Теперь он перестал быть для него жертвой. Хищник показал свои ненастоящие зубы – оскалился в неестественной улыбке, и его сильные ладони обхватили огромное тело павшего врага. И тут же он содрогнулся. Его мышцы словно стянуло, а ротовую складку перекосило. Хищник выгнулся, но его попытка оторваться от большого – не удалась. Враг был жив! Он не только не погиб, теперь при соприкосновении с телом хищника он, находясь без сознания, тем не менее, продолжал бой! Его поры были крупней и сильней, его мощный организм запульсировал, и хищник ничего не мог поделать с этим страшным врагом, убивающим даже без сознания. Как же это! Безобразное порождение нового мира было хорошо приспособлено к этим странным условиям. Большой был плоть от плоти местным…. Но он – только наполовину зверь – даже бился с врагом, используя ужимки и прыжки своего старого погибшего мира. И все же он продолжал бороться, попав в жаркие объятия врага. Он выгибался, пытался кувыркнуться, он упирался ногой в пересохшую землю и вырывал свое тело из гибельных пор, которые словно миллионы насосов выкачивали из него жизнь. На несколько секунд замер. Но потом над лежащим практически без движения большим поднялась голова хищника. В глазах – не то агония, не то ярость, переварившая сама себя. Там, где раньше был рот, оскал ненастоящих зубов безобразно вытянут, перекошен. Массивная шея вновь набухла, словно этот странный зверь пытался зарычать или завыть. Он приподнимается на руках, но присосавшееся тело большого не пускает, оно слишком массивно, чтобы его можно было поднять. В глазах у зверя появляется ужас, который в следующий момент вновь становится яростью. Смерть. Кажется, так это называется. Дайте последнюю песню прохрипеть обезображенным ртом в это желтое пекло. Нет, рано сдаваться. Ну, еще немного, давай попробуй, нужно вырваться. Это все, что ему нужно – оторваться от большого. Зверя шатает из стороны в сторону. Он уже мало что видит. Напряжение достигает предела. Его сильное тело, наконец, приподнимается над тушей врага, но не в силах оторваться от него падает вновь. И опять, словно пытаясь закричать, тужится зверь, тужится. Солнце, одно только пылающее солнце кругом от края до края…. Странный зверь не желает погибнуть так же, как погиб тот валун, высосанный им ночью. Странный зверь все еще пытается что-то сделать, но сил все меньше. Его движения становятся все более вялыми, а большой вот-вот должен очнуться. И вот уже только одна голова возвышается над тушей неподвижного врага и все еще пытается что-то прореветь…. Большой очнулся. Голова его приподнялась. Он лежит на животе, а на спине у него зверь, не в силах что-либо предпринять. Большой высосал из зверя уже много сил, но зверь все еще держит голову в попытке обрести утраченное чрево. Поры на спине большого сосут. Большому хорошо, он перекатывает свои массивные мышцы, он испытывает удовольствие. Еще немного, и он окончательно высосет из зверя последние капли жизни. И вдруг зверь закричал. Большой мотнул головой, но так и не понял, что произошло. Зверь же, захлебываясь страшным обжигающим воздухом, заревел. И этот предсмертный прощальный рев вдруг окончательно пробудил его сознание. Пересохшими, умирающими губами бывший зверь прошептал: - Вспомнил, меня зовут Гром… И в тот же момент страстное солнце, выжигающее все кругом, вспыхнуло и начало быстро тухнуть, словно умирающий уголек, на который внезапно налетел порыв ветра. Вместе с ним потухло и сознание Грома.
  8. По поводу обслуживания. Не знаю, мне ДНС нравится. Бывает, конечно, загружены, но это терпимо. А то, что мне в 18 квартале продавец целый шестиядерный процессор поменял, после того, как он у меня дома не встал, факт. (Кстати, Сервисный центр тогда отказался менять проц). С людьми ребята там - по-человечески.
  9. David Blaine! Спасибо, ошибку исправил. Sheogorath, согласен с тем, что нужно придумывать нечто новое, нестандартное. Но пока мне важно овладеть жанром. Роман отражает изменение личности. Хочу, чтобы характеры имели развитие.
  10. Что-то стало беспокоить замечание о том, что героев слишком много. Из-за этого действительно все непонятно? Выкладываю продолжение. Мэг Колоник неторопливо вышел из шатра, откинув его цветные полы наверх. Посидеть в тишине на опушке леса приятно. Именно туда он и направлялся. Считается это лучшим отдыхом для мэга. Правда его порой не ценишь, но от этого он не перестает быть отдыхом. Но сегодня Колоник его ценил. Внезапно следом за ним выскочил Дидон. Этот молодой мэг прибыл в Ставку пару дней назад, но уже успел состряпать какой-то гениальный план по захвату второй линии обороны трискеров и доставал им не только мэгов, но и даже моров. Он был деловым и энергичным и, как видно, любил совать свой нос в чужие дела. Из таких получаются либо великие, либо полные идиоты. Интересно, к какому типу относить этого? В следующий момент Дидон от поспешности зацепился своим корявым башмаком за вылезший из земли корень и с размаху рухнул на землю, крепко шмякнувшись грузной головой о брусчатку, которая начиналась буквально через метр. - О-у-у! – громко и как-то горестно взвыл Дидон. На звук тут же из шатра вылезли. И молодой мэг обрел репутацию. Стало ясно, кто он. Как ему удалось попасть на фронт, одному Своду известно. Реплики посыпались. - Эй, Дидон-батон, ты чо за башку-то схватился? - Болит… – горестно всхлипывает мэг. - Э-э врешь, опилки болеть не могут… - Ты, чо разлегся, вставай, давай, а то демоны потопчут… - Дурак, ты как упал-то? - Да у него башка перевесила… - Мурло… - Стратег, ты ж брусчатку помял… - Вставай, а то в дуло сейчас заряжу! – бросил кто-то особенно злой. Словом, жестоко накинулись мэги на своего товарища. Никогда он больше не будет пользоваться хоть каким-то уважением у них. Неудивительно. Уметь переступить через боль, через гордыню и даже через собственное знание – наверное, это высшее искусство мэга. Стать снова подмастерьем, ничего не знающим, заглядывающим в рот каждому встречному, кто сделает что-то, хотя бы отдаленно напоминающее настоящее искусство. А этот? Поделом ему… Даже боль потерпеть не может. Колоник уходил от потешавшихся над Дидоном к опушке. Наконец, насмешливые голоса стали едва различимыми, и его обступил лес. Переступить… Главный лозунг, главный принцип всех луидов. Демоны – моры-недоучки – переступают через свою жизнь, превращаются в животных только ради того, чтобы народ получил всесокрушающую силу и смог достичь цели (как тут не вспомнить порочной легенды об оборотнях, от которых якобы пошли луиды). Моры с их надменностью и цинизмом отправляют остальных на смерть, но и сами принимают смерть каждый месяц: вновь и вновь переступать границу рождения и смерти – тяжелая участь. Сами об этом луиды давно не думают, но самоистязание – унижение тела ради торжества духа давно стало частью их культуры. Подобно тому, как трискеры делают зарядку по утрам, к вечеру луиды прижигают свои тела огнем. Не все, конечно, но многие. Луиды – великая нация, созданная Небесным Сводом для Главного дела Вселенной. Поэтому они всегда сильней своих врагов. Правда все дается не так легко. Ведь дух – призрачен. Легко быть героем во время трудных времен, жертвовать жизнью и побеждать врага. В такие моменты дух растет. Но вот враг повержен и вместе с ним умирает и он – незримый воин, делающий малое громадным, а слабое непобедимым. Долгих тысячу лет томились луиды в ожидании, обросли скарбом, многие забыли о предназначении. Казалось, умер народ-воин, погряз в пошлости и мелочности. Но Гора позвала, и народ поднялся, словно и не было этих позорных столетий прозябания… Народ вспомнил, что бессмертная нация эльфов была побеждена именно ими, луидами. Народ – великая сила и великая красота, но когда у него нет цели, он перестает быть народом. Но сегодня иначе. Потекла красная орда на врагов своих, подобно тому, как когда-то шли их смертные прадеды на бессмертных эльфов и победили. Колоник стоял в лесу и задумчиво смотрел, как верхушки сосен протыкают заходящее солнце. Могучий бог Вонг катит красный диск лавы по голубому лугу, и каждое его движение творит время, пространство, Небесный Свод; когда же он исчезает за горизонтом, народ верит, что с другой стороны земного диска бог окунает солнце в огромный холодный океан, в тело богини Ос. Вонг желает иссушить богиню, но та не уступает великому богу и солнце просто остывает в ее теле. Правда и тело ее разогревается до опасного предела, готовое испариться совсем. Под утро их схватка завершается. Разъяренный Вонг вновь выкатывает холодное солнце на эту сторону и разогревает его, чтобы ночью вновь вступить в схватку с Ос… Красивая легенда. Считается, что эта битва Вонга с Ос вечна: у ней нет начала и нет конца, она вне времени и пространства, потому что она – причина мира и причина Вселенной. Вонг никогда не прекратит борьбы с Ос, а Ос никогда не сдастся… И покуда их битва продолжается, живет Небесный Свод: каждый проход солнца по его телу дает ему энергию, которую он обращает на землю: на луидов, трискеров и эльфов. Наконец, солнце исчезло за горизонтом. Возвращаться не хотелось. С некоторых пор Колоник искал уединения. Последняя стычка с Ионой показала, что тот посмеялся над луидами, поэтому план вербовки мистика в ряды мэгов отпал сам собой. И все же Колоник стремился найти его. Но не ради схватки. Крылась в этом мистике какая-то тайна, которую важно было постичь. С тех пор как досталось Криссу, мэги уже успели на собственной шкуре испытать, что такое сила Ионы. Он не боялся никого, выходил на любого противника, разрушал самые коварные ловушки. Пару раз от него еле унес ноги сам Крофф – глава всей Третьей Мистерии. У главного мэга Ставки было аж четыре ени, но и они оказались бессильны. Ловушка, придуманная Кроффом, привела к печальным последствиям: два мэга уже никогда не увидят святых огней Подземелья. Сам Крофф с трудом восстановился. При этом Колоник обратил внимание на странное обстоятельство. Слабаков и трусов кровавый мистик не трогал: спокойно давал им уйти, один раз даже помог восстановить ени, окропив раненого из лечебного ручья. Но если в мифе царствовал Иона, то войну явно выигрывали луиды. Правда после овладения первой линией обороны луиды не торопились развивать наступление. Наступило странное затишье, которое явно было на руку трискерам. Они восстанавливали силы и готовились к новым битвам. Но все это мало волновало Колоника. Встреча с Ионой изменило его. Он стал почти отшельником. Прежние его приятели были слишком молоды и глупы, чтобы оставаться приятелями; те же, кто постарше – надменны и слабы. Как тут не станешь одиночкой? Хорошо хоть порядок в касте мэгов не был слишком жестким: ни тебе посторенний, ни объединений в отряды – главное, чтоб приносил информацию и уничтожал врага… Колоник с этим вполне справлялся. Но встретиться с Ионой ему не удавалось. Солнце село окончательно. Серые тени деревьев постепенно вырастали в таинственных чудовищ, а лес уже заводил в себе какие-то опасные тайны. Пора было возвращаться. Когда он подходил к шатру, увидел, как Крисс колол дрова. Нравы у мэгов были простыми. Поэтому даже такой уважаемый воин как Крисс мог взяться за топор и помочь дежурному. Но на этот раз Крисс, колющий дрова, был явно не в себе. Топор взлетал слишком уж яростно и опускался с дикой силой, будто мэг крошил не дерево, а головы врагов. Пару раз он вообще промахнулся, и сдавленная ругань заклокотала в глотке, как в жерле вулкана. - Чего это он? – спросил Колоник у дежурного, который стоял тут же. - Это все из-за Ионы… Еще одного нашего накрыло. - Кого? - Дидона… - Как Дидона? Я ж час назад видел его, мы ж все тут ржали над ним. Он же башкой о брусчатку и… - Зря ржали. Психанул он. Ну и с психу-то в миф выскочил, а там, видать, Иона. - Иона? - Ну, а кто больше? - Следом кто-нибудь выходил? - Крисс, но никого уже не было. Видишь, психует теперь, что не успел за Ионой. - То есть наверняка нельзя сказать, что это был Иона? - Ну а кто больше? Он же один, кто может мочить наших… - Нет, я не верю, что это Иона. Он таких, как Дидон, не трогает. Что-то не так. - Так – не так, Иона – не Иона! Дидона кончали, а ты… Хоть бы моры до этого гада добрались, что ли! – в сердцах бросил дежурный и пошел менять Крисса. Колоник вошел в шатер. Горело множество огней, развешанных по стенам. Но в отличие от обычных дней каждая свеча была прикрыта медной пластиной. Поэтому свет вдоль стены поднимался к потолку и к полу, но не проникал внутрь, оставляя центр шатра в полумраке. Считалось, что огни без пластин могли напугать душу усопшего, и тот никогда не обретет покоя. Тело Дидона уже завернули в темную материю и начали ритуал упокоения. Старый мэг стоял перед телом на коленях и читал молитву. Остальные, полукругом обступив тело, которое лежало в центре на погребальном столе, время от времени нараспев повторяли концовку. Колоник присоединился к остальным. Душа Дидона в этот момент была растеряна. Она только что покинула тело. Она озиралась, страшные огни упокоения пугали ее. Но ритуал был единственным способом рассказать ей, что она должна делать. У ней было мало времени. За сорок дней она должна была побывать во всех местах, где бывал Дидон при жизни. Вот она, наконец, очнулась и отправилась в путь. Они еще долгих три часа проводили ритуал прежде, чем тело вынесли на улицу. А Колоник смотрел на бедного Дидона. Больше никогда молодой мэг не спросит его о поселенье, в котором можно было познакомиться с девицами, не будет заглядывать вопросительно в глаза, желая узнать, насколько хорош его план по захвату злополучной второй линии обороны трискеров. Обычный луид с обычными интересами. Может, лишь слегка странный. Зачем Ионе потребовалось его убивать? На утро Колоник вышел в миф. Он, не торопясь, отошел от входа, которым было толстое дерево, напоминающее колонны его родного Подземелья, и не спеша двинулся вглубь к тому месту, где в последний раз видел Иону. Переливающиеся краски мифа отдавали синевой, даже всегда зеленая лиственница и та, казалось, переливалась голубой корой, ветвями с синими прожилками и неестественно свисала к земле кристаллическими иголками. Ени недоверчиво смотрели на изменившийся миф. А Колоник, усмехнувшись, двинулся дальше. Однажды он видел, как миф стал серым, пепельным, будто сгоревшим, но прошла пара часов, и он вернул себе свое прежнее состояние. - Я слышал, ты искал меня? – сзади донесся насмешливый голос, который нельзя было спутать ни с чьим другим. Колоник обернулся: возле самого входа в миф стоял Иона. Он, как видно, давно подкарауливал свою жертву. Кровавый мистик дождался того момента, когда луид отойдет подальше от входа, и тут же перекрыл пути отступления. Теперь мэг был полностью во власти убийцы. - Говорят, ты даже трубил в рог, чтобы найти меня. - Трубил, но зря… Почему-то мне казалось, что, если поговорю с Ионой, то пойму больше, чем смогу понять за всю жизнь. Встреча не понравилась Колонику. В великом мистике было что-то не так. Слишком много агрессии, слишком мало самодовольства. Это был как будто не совсем Иона. Тем временем мистик присел на корточки. - И что же? - Я ошибался. И тут взгляд Колоника упал на тень Ионы. Он увидел то, что увидел бы в Дидоне, если б только вошел с ним в миф… А мистик тем временем продолжал: - Почему же? Мне кажется, я могу рассказать много интересного. Например, как завербовать меня… Ведь ваши моры именно этого хотели добиться? Они, я думаю, вызывали тебя к себе, и вы вместе разрабатывали коварные планы… - Я ошибался, потому что не видел твоей тени. Сейчас вижу. Она умирает. Ты больше не сосуд силы. В сосуде появилась дырка. Иона, тебе осталось недолго. Казалось, слова Колоника произвели впечатление на Иону. - Да, хорошая вещь – эта ваша магическая традиция. Вы накопили много знаний. А я даже не знал, что по тени – можно сказать, сколько осталось жить… Но к делу. Настала пора умирать. И только тут Колоник понял, что в Ионе было не так. Он был не один. Первым дал знать о себе мистик с росомахой и лосем. Он вальяжно вышел откуда-то сзади. Колоник даже и не подозревал, что за спиной у него находится враг. Его ени прошли мимо с сознанием силы и уверенности. Наглая росомаха задела его бурого буйвола и тут же подняла голову, вглядываясь в глаза врагу. Буйвол спесиво мотнул головой, готовый ринуться в бой… Ворон остановился рядом с Ионой. Следом справа вышел еще один воин: его ени было всего одно – манул. Судя по размерам ени, которое было не больше крупной рыси, мистик был начинающим. Самому Колонику видеть не приходилось, но говорили, что манул может вырасти размером с буйвола. Этот зверь почти никогда не рычал, но умел яростно бить лапой по глазам своего противника, чем сразу лишал его ориентира. Словом, шансов выжить у Колоника почти не было. Он готовился достойно встретить свою смерть. Но на этом все лирические отступления, оказывается, не завершились. На этот раз рот открыл Ворон: - Вчера я убил одного мэга. Наверное, ты его знаешь. Вы потеряли хорошего воина. Мне пришлось попотеть. Но я справился. - Так это ты… Он был совсем пацаном. Я убью тебя. В ответ Ворон развеселился: - А я думал: я – тебя… Но коли так – начнем! Ени Ворона и молодого мистика тут же кинулись в бой. Но вместо того, чтобы ждать их атаки, Колоник внезапно развернулся и кинулся бежать. За это время он успел обдумать план. Если они не хотят выпустить его, то возле входа кто-то должен остаться. Это значит, что, отбежав на достаточное расстояние, будешь иметь дело не тремя противниками, а с двумя. И тут может повести. Справа за ним мчался Ворон. Его ени уже давно шли вровень с Колоником, но нападать не рисковали. Буйвол и тигр – это не шутки. Молодой отставал, а у входа остался Иона. Это меняло многое. Колоник резко остановился. Напротив него мгновенно вырос Ворон. Его лось, раздувая ноздри, готовился к атаке, росомаха огрызалась. Ени Колоника ждали нападения, когда вдруг из зарослей кустарника прямо на бурого буйвола вылетел мягколапый манул, который в пылу погони не заметил своего врага. Буйвол лишь рефлекторно мотнул рогатой головой, и бедный кот, так и не успев принять участие в схватке, замертво рухнул перед мэгом. Следом из кустов выскочил молодой мистик. Увидев своего ени, он, помешкав пару секунд, вдруг развернулся и бросился бежать назад. Произошедшее отрезвило Ворона. Его ени заняли выжидательную позицию. Колоник же тоже не рисковал нападать. Он все время помнил об Ионе, который мог появиться в любую минуту. Можно было снова побежать, но вечно бегать по мифу не будешь. И встретиться с Ионой придется все равно. Выхода не было. Наконец, из кустов вышел Иона. - Все! – властно заявил он. – Ваша учеба закончена… Дин уже сбежал, и ты, Ворон, тоже уходи! Ничего не получится. Мы – из разного теста. - Учитель… – начал, было, Ворон, но Иона оборвал его: - Уходи! Ворон нехотя исчез в кустах. А Колоник почему-то сразу успокоился. Осмотрелся. Они находились недалеко от лечебного ручья. Четыре мощных сосны находились за спиной у Колоника. Сосны связывались между собой труднопроходимыми зарослями. Со стороны же Ионы – лишь низкий кустарник, за которым начиналась та самая поляна, на которой Крисс потерял своего ени. Миф уже больше не отдавал синевой. Колоник даже улыбнулся: ему показалось, что в окрасе мифа появился красный цвет. Словом мэг был совершенно спокоен, и если бы не грозный вид ени Ионы, Колоник вообще бы отвернулся. - Колоник, защищайся, – вдруг тихо произнес Иона. И страшные звери мистика кинулись на ени мэга… Глава третья. Предатели Одиночество любить нельзя. Кто говорит об этом, тот никогда не бывал в его тисках по-настоящему. Но находясь «в гостях» у предателей, латник готов был признаться в том, что больше любит быть один, чем с кем-то… Вот и сейчас, уловив момент, Гром ушел в лес. Здесь среди притиших и оцепеневших мелких тварей он слушал. В этой испуганной тишине, которая поначалу была ему неприятна, он научился различать то, ради чего ушел с битвы: он научился слушать себя. Став оружием Сюзерена, Непобедимые, подобно орудию, теряли свое истинное бытие, теряли душу. То, что происходило с Громом, было ее новым обретением. Латник сидел на поваленном дереве и слушал. И вспоминал. Большая река. Они с приятелем на пирсе рыбу ловят. Жирный земляной червь садиться на крючок не хочет, извивается… Гром смотрит на воду: там, в глубине, ходит большой Кыс, которого каждый трискер желает поймать. Говорят, кто его изловит, того всегда будет ждать удача в любом деле. А еще Кыс вкусный. Очень вкусный. Но черный, похожий на толстого хитрого змея хозяин реки попадается рыбакам так же редко, как в их родное селение наведывается Сюзерен… Поэтому и сегодня поймать Кыса, наверное, не удастся. Но мечтать о нем никто не запретил… Вдруг его приятель со странным именем Веллион О Дески встрепенулся: - Смотри, Гром, лодка! Действительно, на берегу справа, метрах в пятистах виднелась перевернутая посудина: на таких особо отчаянные выходили на большую реку в поисках рыбацкого счастья. В утреннем полумраке ее видно не было. Но теперь, когда солнце выбралось из своей глубокой солнечной берлоги поближе к горизонту, но еще не явило своего ослепительного лика миру, друзья рассмотрели ее. Это была настоящая лодка. Конечно, она, может, не самая новая и не такая красивая, какую себе мечтали приобрести друзья. Но все же это была лодка. Правда, ей не хватало весел, но они с Велом что-нибудь придумают. Друзья побежали к ней. Тяжелое жаркое светило показало край своего огненного диска над поверхностью земли, когда беспечные рыбаки выгребли на старой посудине чуть не на середину, орудая большой совковой лопатой, как веслом. Грести было страшно неудобно, сил отнимал этот процесс немало, но вдохновленные идеей изловить Кыса друзья не собирались отступать. Забросили удочки. Азарт рыбацкий опасен. Но кто помнит о нем, когда король большой реки, ходит рядом, едва не задевая своим черным жирным телом дно их свалившейся словно с неба лодки. Когда в следующий раз им удасться попытать счастья! Это же надо как повезло. Мало того, что они наконец-то добрались до большой реки, а тут еще и лодка подвернулась. Хорошо поморам: они живут на берегу, и каждый из них, наверное, хоть раз да ловил мифическую рыбу, а они… Им только до большой реки добираться двадцать километров! - Горр! – донеслось откуда-то издалека. Увлеченный Вел даже бровью не повел. Он был почти уверен в удаче и изо всех сил гипнотизировал поверхность воды со своей стороны. Гром же почему-то вздрогнул. Он стал беспокойно отыскивать глазами источник этого странного звука. И вспомнил. На большой реке встречаются монстры. Об этом говорили в деревне до их похода на рыбалку. Тогда он не придал этим страшилкам большого значения. А сейчас… вспомнилось. Поморы произносят имена монстров вполголоса, не рассказывают о них посторонним, потому что боятся, что монстры накажут их за болтливость, а еще поморы задабривают чудищ человеческими жертвоприношениями… Вот что говорили в поселении перед их рыбалкой. А вдруг эту лодку специально оставили поморы для таких, как они, чтобы накормить монстра? - Горр! – донеслось уже ближе. - Что это? – каким-то чужим голосом произнес Гром. Разбуженный этим сдавленным голосом ужас встал в горле комом, не давая опомниться, сковывая волю и силы. - Ты чего? – Вел вылупил на оторопевшего приятеля круглые непонимающие глаза. – Кыса вспугнешь! Гром не отреагировал, он уже увидел. На поверхности против тяжелых медленных вод плыл он. Кто-то огромный, темно-зеленого цвета, извиваясь массивным мощным телом, которое угадывалось под поверхностью спокойной реки, приближался к добыче. Наконец увидел и Вел. Мгновенно ухватив лопату, приподнявшись, чтобы половчей огреть приближающуюся тварь, он стал ждать. Но монстр метров за пять до лодки вдруг совершенно ушел под воду, а через несколько секунд их посудина заходила ходуном. Наконец-то Вел испугался. Он выпустил из рук лопату, ухватился руками за края и от ужаса заревел. Зато очнулся Гром: он схватил выпущенную приятелем лопату и что есть силы стал тыкать ей под дно, словно комариные укусы могли остановить разъяренное чудище. И тут качка прекратилась. Видимо, тварь решила зайти на второй круг. Но Гром почему-то решил, что это он отогнал ее. Воодушевленный, он стал высматривать ее и, увидев, неожиданно прыгнул в воду, вытянув перед собой лопату, словно копье… Он, конечно, не достал, не дотянулся. Но теперь стал удобным завтраком для твари. Вот она разворачивается и как-то не спеша заходит на второй круг. Ухватившись за вытянутую лопату, Вел, что есть силы тащит друга в лодку… Едва выбрался, как лодку качнуло снова. Присмиревшие приятели молча ухватились за края, ожидая неизбежного, как казалось им, конца. И вдруг над рекой пролетел звонкий девичий голос: - Эй, молодцы, а чего не кричите-то? – над поверхностью воды, рядом с очертаниями чудовища появилась женская голова. А через некоторое время появилась и вторая: - Хи-хи-хи! Да они перетрусили, аж голоса потеряли от страха… - Ха-ха-ха, ой не могу. А все ты, Селина. Это ты так страшно кричала: «Гор, гор»… - Можно подумать, что ты ничего не делала. - К ним в гости девушки, а они ее – лопатой… Молодцы, да и только… Пораженные приятели смотрели, как из-под только что атакававшего их чудища вынурнули девчонки. Первым обрел дар речи Вел: - Вам смешно, а мы… Были б мужиками, побили бы. - Вы сами начали, зачем чужую лодку хватаете без спроса? - Мы бы вернули. Один раз попользовали бы… - Ладно, выбирайтесь. На берегу потолкуем, – Селина взмахнула рукой и, ухватив «чудище» (которым оказалась всего лишь игрушка), на удивление быстро поплыла к берегу. Все это время изумленный Гром продолжал молчать. Он продолжал молчать и на берегу, когда Вел вел светские беседы, подмигивал и изображал испуганного приятеля, хотя сам был тоже не на высоте…А между тем Адин и Селина рассказали парням о том, что Кыс всего лишь легенда, что его настоящего никто никогда не видел и что в разных селениях ходили разные слухи: одни говорили, что Кыс приносит удачу, другие – наоборот, боялись, что тот заберет последнее у рыбака. Даже это чудище, которое девушки сделали из какого-то каучука, было разгневанным Кысом. Адин смеялась: они с Громом были первые, кто попытался сражаться с ним. Все остальные смиренно ждали, когда Кыс перевернет лодку, вознося к небу молитвы о спасении. Так Гром познакомился с девушкой по имени Селина. Тогда она казалась ему очень сильной и ловкой. В их отношениях с подругой, без сомнения, она была главной, хоть и говорила меньше. Они сразу как-то понравились друг другу. Из всех знакомых Грома Селина была единственной, кто сразу понял его, когда он решил пойти в латники. Будь Селина мужчиной, без сомнения, она сама бы двинулась к Старейшинам в поисках силы Непобедимых. Гром поднял голову: небо, запутавшееся в кронах сосен, словно уходило в какую-то бездонную пропасть. Этого странного ощущения латник всегда опасался, но сейчас он, словно понял, что за этим кто-то спрятал обратную сторону его души… - Где ты, моя Селина? - Как мог я так предать тебя? Как я мог забыть твое лицо, твой смех, глаза? Как я мог? Кажется, предательство стало частью его натуры. Гром закрыл глаза. Вглядываться в небо уже не хотелось. Зато лихорадочно захлестнул латника поток мыслей, в последнее время привычный, но от этого еще более ожесточенный… - Потому и предал я трискеров, что предал тебя… - Теперь я живу среди предателей. - Теперь я – один из них. - Теперь мое имя – позорно. - Даже если я умру – не облегчу свою совесть. Она тенью склонится над моим телом и вечно будет упрекать меня в предательстве. - Поэтому я должен что-то сделать… - Я должен умереть так, чтобы совесть успокоилась… - Я должен умереть так, чтобы… - Я должен умереть. Гром стоял посреди леса с видом Оро, который только что понял, что играл не со старухой, а с самой Исс. И кто-то в этой лесной тиши произнес: - Зря. Гром оглянулся на голос. Рядом с ним стоял Иона. Сверток за плечом на палочке. Весь какой-то слишком обычный. Будто проходил мимо и с соседом встретился. Как он здесь появился? - Предательство – это не ты. Потому и переживаешь. Ты никого не предавал. Предавали тебя. Иона опять прочел его как открытую книгу. Этому Гром даже не удивился. Мистик уже не раз доказывал свою силу в невозможных вещах. Он говорил устало, но убедительно: - И знаешь кто? Все. Например, Селина… Ты знаешь, она больше тебя не любит. Она любит карты. - Что? - А еще тебя предал Сюзерен. Став латником, ты отдал себя, все свое сознание, ему, и он забрал память о девушке по имени Селина… Иона наклонил голову на последней фразе и заглянул собеседнику в лицо снизу. Он смотрел на Грома какими-то прозрачными глазами. Что, он опять смеется? Гром разозлился, процедил сквозь зубы: - Мне плевать, что ты великий. Я убью тебя. - На свете очень мало тех, кто способен просто посмотреть в лицо правде. У истины всегда неожиданное выражение: злость, равнодушие, насмешка. Кстати, последнее – чаще всего. И нужно быть по-настоящему сильным, чтобы увидеть его. - Выходит, я слаб, а ты, мистик, заболтался. Я всегда могу убить того, кто мне не нравится. Сейчас ты мне не нравишься,– Иона, наконец, замолчал, но Грому этого было мало. – А что это все обо мне и обо мне. Поговорим о колдунах. Что будет, если я сейчас убью тебя? Иона не испугался. Но отвечал серьезно и даже подбирал слова. Вообще было в нем что-то не так. Как будто он перестал интересоваться им, как будто разочаровался в нем. - Не знаю. Это будет зависеть от тебя. Тебе нужно будет стать Ионой… - Пророк хренов… – бросил Гром. Скольжение по краю, казавшееся еще минуту назад острым и обжигающим, потускнело. Мир снова стал обычным, а серые тучи равнодушия к судьбе и миру вновь вернулись. Действительно, что изменится после того, как он умрет, совершив подвиг, или убьет этого вредного мистика? Что изменится? Ничего. При этом Гром не заметил, что Иона как-то ловко снял с его души груз предательства, который так заботливо культивировал Тролль. Логика мистика постепенно становилась и логикой латника. Нет ничего более ценного, чем моя жизнь – нет ничего менее значительного, чем ее потеря. - А вообще-то как ты нашел меня? Ты – один из них? – Гром кивнул головой в сторону поляны. - Нет. Я до сих пор был посторонним. Но сейчас все изменилось. Помолчали. - Ладно, латник, мне пора навестить Тролля. Увидимся. И Гром подождал, пока Иона не скрылся в лесу. Говорить с кем-то и видеть кого-то ему не хотелось. Побродив где-то в глуши, Гром незаметно для себя вернулся в лагерь предателей. Внешне поляна, на которой они расположились, ничем не отличалась от обычной, дикой. Но тут практически каждый сантиметр земли и каждый сучок дерева что-то маскировал. Здесь все было в подземных ходах и тайниках. Все их Гром даже не знал. Но толстую сосну с подземным лазом, через который можно легко перебраться… в другой конец поляны, запомнил. Запасливые крестьяне в нем устроили продуктовый склад. Еще пару раз он видел, как открывалось «подполье» – лежанка на трех человек. Проходя мимо, ни за что не догадаешься, что прямо перед твоим носом сидит хитрый предатель и видит каждое твое движение, слышит каждый твой звук. Но главным в наблюдении за луидами и трискерами было все-таки другое сооружение. На восточной стороне в кроне крупной лиственницы всегда сидел незаметный для всех часовой, который наблюдал за подходами к лесу. Снизу видно не было, но на самом деле этот пост был неплохо оборудован. Корзина с едой, которая поднималась наверх с помощью специальных веревок, удобный сук, превращенный практически в кресло, страховка – все это было в распоряжении часового. Словом, лагерь был дозорным. Выдвинутый к окраине леса он был своеобразными глазами и ушами предателей. Обычно, тут находилось пять человек, хотя при необходимости в разных концах лагеря безболезненно могло спрятаться и пятнадцать. Эта замаскированная поляна была гордостью Тролля. Неслучайно именно сюда попал Гром. Как видно, главный предатель хотел произвести впечатление на латника. И нужно сказать произвел. Правда, было непонятно, как относятся к Грому предатели. Кем он был для них? Соратником, союзником, пленным врагом? Скорей всего, он должен был стать одним из них. Но пользы от него не было никакой. Он не мог маскироваться, как крестьяне, не был убежден в правоте Тролля, потому не мог участвовать в агитации, не мог сеять и пахать – потому что уже давно не был крестьянином… Он лишь ел, пил и ждал удобного случая сбежать. И, как ему казалось, это время приближалось. В последние недели две крестьяне, кажется, стали доверять ему. А один раз Тролль предложил ему даже сразиться с тремя крестьянами на деревянных мечах. Ради тренировки. Гром воспринял это как оскорбление и так отмутузил соперников, что больше подобных предложений не поступало. Тем временем в лагере приблизилось время обеда. Не особо маскируясь, Тарки (он был в лагере старшим) со своими товарищами устроился прямо у ручья, который протекал по окраине поляны. Из-за этой особенности поляна была особенно привлекательна. Лес, да ручей, чистый как слеза, благодать. Увидев Грома, Тарки, который с момента первой их встречи проникся к Непобедимому искренней симпатией, стал звать его к трапезе: - Гром, давай к нам! - Иду, – латнику тоже нравился Тарки. Он был быстр умом, ловок и, как казалось Грому, вполне мог стать Непобедимым. А таких среди трискеров всегда было не так много. Гром без церемоний и с удовольствием присоединился к трем крестьянам, которые устроились уютно, как на пикнике. Небольшая бумажная скатерть вмещала несколько блюд, среди которых была главная ценность – мясо. С начала войны его было не так много: приходилось перебиваться в основном хлебами. Но предатели, не желавшие воевать, устроились неплохо: умудрялись и сеять, и промышлять мелким разбоем – в общем жили в достатке. Сидели крестьяне прямо на земле. В середине дня мошкары было немного, но у ручья она все-таки надоедала. Мужики лениво отмахивались от нее, жевали мясо, хлеб, запивали вином, довольно громко беседовали. Тарки восседал в центре и, ухватив левой рукой кость с изрядным куском мяса, вонзил в него свои молодые крепкие зубы. Его товарищ, бойкий мужичок лет сорока, дядя Кило, толковал что-то о мощной девахе, жившей в его деревне: - А она как развернись, да обеими руками так с развороту, да и пихни! Ветерок-то с этой копны давай лететь, да хорошо вилы с другой стороны оказались, а так бы поминай как звали… - Ха-ха-ха! – радуется молодой, имени которого Гром никак не запомнит. – Прямо с копны что ли? Да там же считай метра три… - Полого ж, скатился, пятую точку малость отбил. Охал поди месяц… - Да, – вмешался Тарки, – и где она теперь эта богатырша? Оживленный рассказчик внезапно замолчал. Зажевал вдруг сосредоточенно, и наконец мрачно пояснил: - Демоны… в первый же день, когда пришли к нам. А Ветерок-то к ней свататься хотел, как увидел ее на земле мертвую, так сразу ведро со спиртом в руки и вперед… Троих этих монстров спалил. Ну и сам того… И как с ними Тролль собирается дружить? Тарки тоже, как видно, не разделял любви Тролля к луидам: - Надо было, как Гром, сразу в латники пойти. Да кто ж знал три года назад, что это все будет? Хотя на самом деле, конечно, три-то года назад уже было все ясно. Но такой уж у трискера характер: пока не почует рога в заднице, не поверит, что это кымчак. Сидя напротив Тарки, за спиной которого тихо переливался ручей, Гром засмотрелся на воду. - Слушай, Непобедимый, понимаю, может, не по статусу, но все мы ходим в дозор… И коли ты один из нас, то тоже должен… - Конечно, – отозвался Гром как о давно решенном. – Ты ж командир, а не ставишь чего-то… - Ну, этой ночью начнешь? - Хорошо. - Вот, я же говорил, что он – нормальный мужик! – воскликнул восхищенный Тарки. Трискеры зашумели довольные. Оказывается, для всех это было трудной темой. И они все вдруг прониклись симпатией к латнику. - Слушай, Гром, а как себя чувствуешь себя в трансе? Ну, понятно сила прибавляется, а еще что? - Не поверишь, Кило, я в трансе поле пропалываю… - Это как? - Сорняк выдираю, а на самом деле это не сорняк, а враг. - Да ты чо, правда что ли? – удивился молодой. Зато Тарки восхитился еще больше: - Вот она деревенская кость! Наш мужик! И тут же зачем-то брякнул: - Обязательно буду латником! Словом, обед прошел оживленно. Вечером Гром вступил в дозор.
  11. Пару дней не заглядывал, а оказывается, как много комментариев! Спасибо всем! David Blaine! Замечание по спичкам не в бровь, а в глаз - переделаю. Поскольку роман с претензией на эпопею, все действующие лица (или почти все) получают свое развитие в дальнейшем повествовании. А что касается магии, мне не хочется вводить лишнее волшебство, которое помимо привлекательности имеет и обратную сторону: мир становится слишком сказочным. botaNICK хочу поблагодарить за поддержку. Очень точно замечание по "раскрытию карт". Без этого сложно представить фэнтези. relaxer! ожидал большей злости и оскорбительных нападений. А тут совершенно объективная неудовлетворенность стилем. Но на вкус и цвет, как говорится! Согласен, нет ясной картины: как могут "взлететь" в небо монастыри. Но и вряд ли, кто видел, как "уходят на небеса" после смерти. А это монастыри, они по определению устремлены в небо. Что касается "балансирования" полагаю, что для создания образа вовсе не обязательно описывать предмет, достаточно рассказать о произведенном впечатлении: "Она так красива, что я чуть со стула не упал, когда первый раз увидел". О "меркантильных интересах" - это же фентези! Вряд ли можно в жизни встретить людей, похожих на героев этого жанра. Так что здесь противоречия неизбежны. И еще раз спасибо всем, я прям чувствую, как отрастают крылья!
  12. Понравилось. Хорошо написано. Всегда завидовал тем, кто умеет замечать детали. Передано какое-то грустное ощущение проживаемой жизни. Вот так она и пройдет неяркая и тихая, незамеченная за шнурками и доберманами.
  13. Molchanov7797, hnh68, благодарю за теплые слова. А том, чтобы "подняться выше", подумаю, когда закончу. Это случится, наверное, уже скоро. Максимум через месяц закончу первую часть. Отзывы так понравились, что решил выложить еще. Иона встал. Общение с лесом было отдыхом и весельем. Он всегда заряжал мистика силой и оптимизмом. Но нужно было возвращаться в мир трискеров, потерпевших поражение. Иногда следует все-таки помнить, откуда вышел в мир, а иначе какой же ты мистик. Найти родичей можно было на второй линии укреплений «Трехсот крепостей» в башне Дэй. Туда должны были прийти отступающие части гарнизона Лью. Дэй находилась примерно на расстоянии одного дневного перехода. Она была ближайшей. Вот только идти не хотелось. Но медлить было нельзя. Привыкший к одиночеству и ходьбе Иона двинулся в путь, не особо беспокоясь о трудностях. Но шел через чащу, ведь на дорогах могли быть лихие людишки. Лес мистик знал, как свои пять пальцев, и не боялся заблудиться. Шел не спеша, слушал и наблюдал. Чаща могла многое рассказать о происходившем кругом. Мир после начала войны менялся быстро. Поэтому и узнать, что есть, а чего уже нет, кто на коне, а кто под конем – может быть вопросом жизни или смерти. Подумав так, Иона остановился. Присел на корточки, достал из своей котомки сверток, какие сворачивают старухи в дорогу уходящим в лес сыновьям, но вытащил из него вовсе не еду. Какие-то сушеные травы, грибы, насекомые, кусочки листьев – все это раскрошилось, перемешалось и мало походило на что-то, что могло заинтересовать даже сумасшедшую ведьму, не равнодушную к отравам и отварам. Но мистик спокойно рассмотрел свое богатство и стал выбирать и поедать кусочки гриба, известного мистикам как «распухшее ухо». Съев три или четыре безвкусных ломтика, сел на землю и прикрыл глаза, а минут через пять мягко повалился на бок и замер. Так он погружался в странное состояние. Нет, это не было мифом. Мистик прекрасно видел и ощущал все, что происходило вокруг него, но при этом с ним самим творилось странное. Солнечный и безмятежный мир вдруг стал растворять кожу, одежду и впитываться в тело. Вот уже и трава под ногами и мелкие песчинки стали частью трискера. Иона рос и растворялся. Уже даже сознание перестало быть цельным, оно принадлежало не только ему, но и муравьям, пролетевшей мимо мухе, траве, придавленной его башмаком и кряхтящей под его тяжестью, высыхающей земле, от которой пар поднимался к небу. Все это стало вдруг Ионой. Но став Ионой, многообразие мира продолжало жить своей собственной жизнью, как будто ничего не произошло. И лишь мистик, раздувшийся до безобразия, смотрел и слушал. Молчал и слушал. Слушал и мрачнел. Лес, который стал Ионой, сообщил ему, что не все крепости трискеров проиграли битвы. Башни Белая и Луч выстояли, а гарнизон Белой даже преследовал своих врагов чуть не до Ставки. Успехи трискеров были опасны хотя бы потому, что самоубийственное восхождение на Гору могло оказаться явью для воюющего народа. А что еще можно было ждать от Сюзерена и Епископа? Уж кому-кому, а им Иона не доверял. А еще победы Белой и Луча означали, что трискеры вынесут приговор невинным. Мистики Милко и Кондор падут от рук палачей. Они под воздействием чар Ионы не справились со своими обязанностями: Акт Времени в их исполнении предрекал поражение, а случилась победа. Закон войны суров: их должны были повесить, если уже не повесили… Были ли они предателями или просто не способными разглядеть искусство чьих-то чар, трискеры предоставят разбираться небу. Поэтому Иона был недоволен. Очень недоволен. Дождавшись, когда пройдет действие гриба, Иона двинулся в путь, его ждали в Дэй. И все-таки мир сотворил какой-то всемогущий Шут. Или по крайней мере, часть этого серьезного мира, которая теперь время от времени ловит вторую на розыгрыши. Иона шел примерно два часа, когда услышал странное. Нет, лес был спокоен. В нем не было опасности. Веселый ручей, возле которого он остановился, был безмятежен и шаловлив, а сосны – погружены в себя. Словом лес был расслаблен. Зато миф вибрировал. Что-то там творилось неладное. Такого мистик не помнил на своем веку. Казалось, миф ожил и не просто ожил, сошел с ума и, подобно темным духам, вызывал его на бой. Обреченно вздохнув (а что делать, нужно было выяснить, что там происходило), Иона осторожно вышел в транс. И тут же был оглушен криком… Миф содрогался от него, подобно водной глади, которую потревожила большая волна, а затем еще одна и еще; пространство, следуя за децибелами этого страшного голоса, казалось, умоляло его прекратить мучение…Ени Ионы хоть и держались невозмутимо, но давалось это им непросто. Сквозь дымку стирающегося мира Иона, наконец, увидел творца этого дикого кошмара: возле ручья восстановления спиной к Ионе стоял Колоник с каким-то дьявольским рогом и трубил. Слегка привыкнув к оглушительному реву, мистик ясно различил в нем собственное имя, нараспев расходящееся в разные стороны: «И-о-н-а! И-о-н-а!» И Иона успокоился и даже усмехнулся: если каждый раз отзываться на оклики, не хватит времени даже зубы почистить – и вышел из транса. Ручей все так же безмятежно бил из глубин земли, а сосны все так же были погружены в себя. Зато миф внезапно замолчал. Позже Иона узнал, что рог мог трубить лишь до тех пор, пока на него не откликнуться, после этого он не мог издать ни единого хоть сколько-нибудь малого звука. Древняя игрушка луидов была сделана все-таки не без иронии… По лесу мистик ходил почти не неделю. Слушал лес, несколько раз выходил миф, еще раз насладился ревом Колоника, который упрямо преследовал его… За время пути нежелание появляться у трискеров только возросло. Словом, в Дэй Иона прибыл лишь ночью на шестой день. Разыгравшаяся непогода не позволила ему задержаться еще, и дрожащий, мокрый от дождя мистик с трудом приветствовал шутку судьбы. За плечами гудел страшный лес, а в деревянной башне ночных дозорных было уютно: в печи горел огонь, пятеро молодых ополченцев крепко спали, и лишь дневальный смотрел на Иону подозрительно, но похлебку все-таки предложил… Кто знает, когда она родилась? Изящная, непредсказуемая, завораживающая… Говорят, она старше мира. Когда мифический первопредок трискеров Оро совершил свой первый и самый великий подвиг, когда чудовище Эракса склонило перед ним свою змееподобную голову, соглашаясь служить, когда сам Небожитель улыбнулся ему как равному, тогда и появились она. Она была великим испытанием для Оро, и он его не прошел. В тесной избушке, затерявшейся в таинственном лесу недалеко от великого города Эра, он проиграл свой дар силы старухе Нелли. Проиграл в эту странную и страшную игру. Позже ему пришлось совершить двенадцать подвигов, чтобы вернуть улыбку Небожителя, но он так и не смог сравняться с ним. Эта игра навсегда похоронила надежду трискеров стать равным богам. Говорят, сама Исс в образе Нелли тогда играла с Оро. Потому и игра стала подобной мифической, вечно ускользающей от взгляда, богине Исс. Игра могла высосать душу, но могла и поднять на небеса. Кто хоть однажды испытал ее магию, уже не мог жить ради чего-то другого! Это было так. Или должно быть так. А иначе как бы жилось бродяге Киту? Ведь он уже давно продал душу ей. И ему было важно, чтобы она, эта странная забава, процветала, шагала по головам и по душам. Ведь она, чертовка, не только развлекала его, но давала кров, любимое дело и кусок хлеба с толстым куском ветчины. Кит был в этой игре профи, был охотником. У него были такие широкие рукава, что они должны были обязательно вызывать подозрение, но в условиях похода об этом почти никто не вспоминал. Удивительно, но восхождение на Гору вовсе не отразилось на популярности древней забавы. Напротив, почему-то именно в этом трудном походе карты стали еще популярней. Играли почти все. Тем более, прежние запреты на нее как на языческие предрассудки ослабли: в момент большой войны и Великого переселения мелкие игрушки нужно оставить народу, чтобы не было бессмысленных бунтов… И народ играл. Потому играл и Кит. Практически каждый день. Для этого мелкого мошенника, похоже, наступали славные времена. За пять дней восхождения Кит уже заработал столько, сколько обычно зарабатывал в месяц. Ему фартило. Столько возможностей еще, пожалуй, не открывалось перед ним. И потому Кит старался. Поскольку боялся, что время это золотое может внезапно кончится, как внезапно кончается все хорошее. Вот и сегодня игра была благосклонна Киту. Даже без помощи рукавов он спокойно доводил эту партию до конца. Кажется, это был тот редкий вечер, когда ему действительно везло. Такие моменты Кит не упускал. Он знал: профессионалам судьба редко дарит подарки, поэтому нужно уметь их ценить. Он брал ставку за ставкой, его преимущество увеличивалось от розыгрыша к розыгрышу. Двое из трех соперников, молодой крестьянин и пожилой ополченец, раненный в руку, похоже, бросили уже играть, а лишь ждали исхода, прикидывая в уме какую сумму вынуждены будут выложить. И лишь девушка, единственная в их компании, упорно не желала смириться. Ее потуги были смешны. Фортуна смеялась ей в лицо. Правда, нужно отдать ей должное: она играла самоотверженно. Она отыгрывала все, что можно было отыграть в ее положении. Она нервничала, кусала губы, в ее серых глазах были отчаяние и злость. Пару раз она даже роняла карту. Кит снисходительно улыбался и по праву победителя раздавал вновь и вновь. И вдруг в момент, когда карты уже были розданы, но еще не открыли своих лиц игрокам, взгляд девушки стал насмешливым, и она произнесла странную фразу: - Вы так играете, будто молитву особую знаете… Кит вздрогнул. Молитва. Важна молитва. Только не абстрактным божествам, которые влияют лишь на степень наглости игрока. Молитва нужна столу… Стол. Он – образ мира, он дышит и общается с каждым. Вот только не все общаются с ним. Кит общается. Кит знает: стол – центр, вокруг него вращается все. Течение игры идет по Солнцу. Большая Медведица, переваливаясь, шагнула; Стрелец скакнул; Млечный путь шарфом своим окропил пространство вокруг себя. И мир повернулся, и изменилось положение, и рухнули лидеры, и поднялись другие. И только она, Полярная звезда – Небесный колышек – неподвижна, неподвластна никому. Но это все было неважно. Потому что именно перед этой игрой Кит забыл произнести молитву. И потому стол мог сыграть с ним злую шутку. Кит смотрел на свои карты, лежащие на столе обоями кверху, и не решался поднять их. Там могло быть что угодно. Без помощи стола можно было забыть о победе… Похоже, его волнение заметили все. Что могло быть там? При любом раскладе игры Кит не мог проиграть партию: его преимущество было слишком крупным. И все же он боялся. Древняя игра содержала немало загадок и мстила тем, кто думал, что за карточным столом нет воли карт, воли богини Исс. Наконец, Кит поднял свои карты. И долго не мог оторвать от них взгляда. У него на руках было ровно шесть двоек: по две пиковых и червовых и по одной бубновой и крестовой. Это были джокера Исс – так их называли все игроки, но никто никогда не видел их. Считалось, что это выдумки древних. Действительно, как в колоде, в которой всего четыре «двойки», могло оказаться их целых шесть? Считалось, что именно правило Джокеров Исс и погубило в древние времена Всевидящего предка Оро. Поэтому перед началом каждой новой партии игроки обычно произносили фразу, ставшей ритуальной, но которой никто не придавал значения: - Джокера Исс в игре… Правило джокеров Исс означало неминуемое последнее место тому, кому они достались: «счастливчик» менялся положением с игроком, занимающим последнее место, и не сходил с него всю партию. В том случае, если он даже кого-то обгонял по очкам, то опять же менялся с ним местами. Наконец, Кит нарушил молчание. Все уже давно поняли, что произошло что-то, потому что самодовольное лицо победителя вдруг стало жалким и даже маленьким. Но сказал Кит высокопарно: - Теперь я знаю, как она победила Всевидящего… – и так посмотрел на девушку, как будто это она была коварной богиней Исс. На круглый деревянный щит пожилого воина, который служил импровизированным столом для играющих, пораженный охотник выбросил свои шесть «двоек». И тут же очнулся. Нужно было подменить карты… А иначе для чего у него эти широкие рукава? Но было поздно. Кит был так удивлен, что на какое-то время забыл об этой возможности. Тем временем над столом повисла тишина. А когда первый шок прошел, мужчины молча и как-то обреченно поклонились смущенной Селине. Не зная, как себя вести, их примеру последовал и Кит. А пожилой воин вдруг торжественно произнес: - Мы возносим хвалу вам, о богиня Исс! Благодаря вашей игре все мы с меньшими тяготами переносим бедствия, выпавшие на нашу долю. Почитая ваше искусство, мы считаем недостойным продолжать игру и просим принять в дар наши ставки… Пока пожилой говорил, молодой как-то беспокойно ерзал и с любопытством разглядывал девушку, будто видел ее в первый раз. И лишь Кит обреченно наблюдал за тем, как его почти выигранные деньги уходят в чужой карман. Он-то не верил в то, что эта девица была богиней. Он слишком хорошо знал, что все загадки и тайны рождают не игроки, а карты. А объяснялось все просто: он забыл произнести молитву! Но толковать это крестьянам было бесполезно. Селина вздохнула и потрогала кончиками пальцев тыльную сторону левой ладони. Эта привычка появилась у нее несколько лет назад, когда именно на этой руке ставили свои жестокие опыты садисты Четвертого Ведомства. С тех пор воспоминания о боли регулярно посещали девушку. После торжественной речи пожилого воина молодой крестьянин, наконец, не выдержал: - А вы и вправду Исс? – и Селина поняла, что если даже она отвергнет это звучное имя, убежденный молодой ум, безгранично верящий в чудо, не примет отказа. И все же она попыталась: - Нет, конечно. Я – Селина, уроженка местности Тай. Вместе со всеми иду на Гору. От долгого пути у меня натерлись ноги, – девушка показала избитые в кровь ступни и продолжила: - Мое тело устало. Разве настоящая богиня стала бы терпеть все это? Я предлагаю вам доиграть игру. Тем более, что главный наш везунчик уже никогда не выиграет эту партию… Кит про себя выругался. Он надеялся, что мифическое правило не будет иметь силы, но ошибся. Так что играй – не играй, а результат один – проигрыш. Но пожилой воин не принял предложения Селины. Оставив монеты рядом с девушкой, он солидно поднялся с места и стал освобождать щит, на который успел уже выложить свое курево Кит, и на котором все еще лежали карты, подшутившие над охотником. Деньги лежали на земле. Кит с сожалением смотрел на них и ожидал. То, что разворачивалось перед его глазами, было необычно. Крестьяне отказались играть! Хотя воспротивиться соблазну всегда так трудно. И потом деньги… Оставленные на земле, они могли стать причиной обиды богини Исс. Не принять их считалось плохим знаком. Он смотрел на Селину и на пожилого воина. Кто-то из них должен был уступить. Ему хотелось, чтобы это был воин. И тогда, – кто знает? – джокеров Исс мог вытянуть кто-то другой… И у него в этом случае появлялся шанс. Но карты подняла Селина, с сожалением глядя на удаляющегося пожилого воина, поблагодарив Единого за милость. Вот и кончилось все. Встал и Кит, поднял сброшенное на землю курево и расстроено двинулся к себе. Селина тоже направилась к своему шалашу, прошла несколько костров, вокруг которых сидели трискеры, отдыхающие после тяжелого дня. Теперь для них все дни были тяжелыми. Возле нескольких из них она заметила знакомый запах азарта. Играли в игру Исс. Но их страсти не трогали Селину: она даже не взглянула в сторону играющих. Было уже довольно поздно. А выигрыш не доставил ей удовлетворения. Вовсе не так она собиралась выиграть эту партию… В отличие от Кита она знала наверняка, что в картах действительно живут джокера Исс. Их появление не было для нее потрясением, она уже с ними встречалась и не раз. Правда, эти джокера спутали ее игру. Селина старалась сделать так, чтобы Кит в конце концов начал выигрывать и потерял бдительность. Она уже рассчитывала закрыть свой ловко расставленный силок в конце игры и перевести дело в дуэль. Все это было делом техники, потому что Селина была охотником за охотниками. Поэтому ее интересовал Кит. Именно с ним возможна игра до предела и на серьезные ставки. Джокера Исс и пожилой воин, сделавший из нее богиню, спутали расчеты девушки. А она думала о второй, а может быть даже и о третьей партии. Именно там она хотела сорвать большой куш. Но сегодня истинная богиня Исс не хотела ее триумфа. С этими размышлениями девушка шагала через темноту. Таинственные ночные шорохи, заставлявшие ее вздрагивать в первые дни похода, сегодня не трогали ее. Она была слишком занята мыслями об игре, поэтому она не заметила, как за ее спиной мелькнула чья-то крадущаяся тень. Она уже подошла к своему шалашу, когда к ней подбежал молодой крестьянин, который только что играл с ней. - Послушайте, Исс, – обратился он как-то сразу, и по нервной решимости в голосе Селина поняла, что тот боится растерять свое мужество. Еще бы не каждый день встречаешься с богиней на яву! - Я хотел сказать, что я очень рад нашему знакомству и что… - Вас зовут-то как? – спросила Селина: во время игры участники обычно не называли своих имен. Считалось, что эта предосторожность заводит в тупик нечистых духов, чуявших запах порочной страсти. Крестьянин смутился. Выходило, что они вовсе и не знакомы… - Бари, но… - А меня Селина, – перебила его девушка. – А если вы думаете, что я могу вам подсказать, как выигрывать всегда, то я не знаю… Потому что Исс – не мое имя. Парень сразу отстал и ушел куда-то. Селина достала накануне заготовленный хворост и начала разжигать костер. Нужно было еще сходить к телегам с провиантом и купить там еды. Но сначала огонь. Чиркнула спичкой, и пламя сперва пугливо и неуверенно, а затем все проворней и веселей стало пожирать предложенную ему пищу. Девушка повернулась к шалашу. Там, рядом с входом лежало несколько толстых сучьев. Она ухватила их обеими руками и подтащила к костру. Один из них она сунула в огонь. Окрепшее пламя сначала заворчало, недовольное толщиной предложенного блюда, но вскоре смирилось. - Тебя зовут Селина? От неожиданности девушка вздрогнула. Напротив нее сидел какой-то странный тип в сером плаще. Высокий капюшон, наброшенный на голову, скрывал лицо. Руки в черных перчатках, сапоги со шпорами. Похоже, гость не был простым смертным… Нужно было быть начеку. - Вы что-то сказали? – переспросила она, желая понять, знает ли ее этот незнакомец и как с ним нужно себя вести. - Селина, это ты? - Что нужно вам от нее? - Ты не ответила на вопрос. - И не отвечу, пока не узнаю, что нужно тебе от моей подруги… Все это время она пыталась разглядеть его лицо, но ей этого не удавалось. Вдруг капюшон произнес кому-то: - На левой руке шрам. Это она, грузите ее… И в следующий момент чьи-то сильные руки зажали ей рот и стали вязать тело жесткой веревкой… - Стойте! Мясники… Звуки короткого замешательства, и вот ее развязывают и отпускают. Взъерошенная и озлобленная Селина, вырвавшись, даже не пыталась кричать. У ней почти не было знакомых в этой части мигрирующих трискеров. Ее односельчане были западней и ниже. Она убежала сюда, чтобы попытать счастья в игре: своих сельчан обыгрывать не хотелось, да и потом охотников, которые располагали деньгами и более или менее умели играть, среди них не было. Ее костер почти потух, поэтому она даже не могла рассмотреть лица своего спасителя. Нападающие же куда-то успели смыться. - Я должен извиниться за моих коллег. - Эти уроды – ваши коллеги? - Для вас «уроды», но на самом деле, они просто честно выполняют свою не совсем чистую работу. И тут Селина узнала этот голос. Конечно, это был тот самый бедолага, который вытянул джокеров Исс! Это был тот, кто должен был стать ее жертвой. Но как он связан с этими типами с плохими манерами? - Так это вы! Мы играли с вами в карты… - Да. Мне очень хотелось с вами познакомиться. Меня зовут Кит. Во всяком случае все окружающие знают меня именно под этим именем. - А как вас зовут по-настоящему? – Кит усмехнулся и взялся вновь собирать совсем уже потухший костер. Селина недоверчиво смотрела на него. - Четвертое Ведомство не деревенская управа… Здесь не принято рассказывать все каждому встречному, – сказал Кит, доставая спички. Селина снова невольно вздрогнула. Знакомство с «серыми тенями Сюзерена» хороших воспоминаний не оставило. - Так отчего вы мне рассказываете свои секреты? - Какие именно? - Ну, что вы – часть Ведомства… - Не бойтесь. Мы – нормальные трискеры. Есть среди нас и честные, и бесчестные, и добрые, и злые – короче, разные. Я не причиню вам вреда. И рассказал я вам в рамках дозволенного. Но к делу. Обстоятельства сложились так, что наше Ведомство просит вас об услуге. - Я никуда отсюда не пойду, – голос Селины дрогнул. - А никуда и не надо идти. Мы поговорим с вами здесь и сейчас, – и Кит, стараясь быть обаятельным, рассказал об этом предложении. Все это время Селина сидела перед огнем и выглядела подавленной. Это было предложение, от которого не отказываются. Это она поняла сразу. Однако Кит, играя в демократию, поднялся с улыбкой: - Если вы согласны, утром дайте знать… И ушел. У нее было всего два года свободы с тех пор, как железные объятия Ведомства разжались, и она увидела солнечный свет. В темных застенках этой страшной организации она слышала о том, что некоторые оставались там навсегда только потому, что их не могли забыть обученные военному искусству латники. Вся вина Селины была в том, что Гром был ее суженым. А латникам нельзя было иметь подруг, они с момента Посвящения принадлежали только Сюзерену. К счастью, ей повезло: Гром быстро забыл ее, растворился в долге перед отечеством и даже не задавался вопросом: как он жил до того, как стал Непобедимым. И поэтому ее отпустили. Все это время она старалась забыть о Ведомстве. Но оно, как видно, не хотело забывать ее. Однако предложение Ведомства было странным. Она должна была найти Грома и встретиться с ним. Конечно, таинственный Кит не объяснил ей зачем. Но опыт застенок научил ее мыслить. Насколько она понимала, ничего хорошего ей это предложение Ведомства не сулило. Если даже они хотят, чтобы Гром встретился с ней, это не значит, что они пекутся об их счастье. Скорей всего, они его ищут. Наверное, им овладела Темная сила, и он стал слишком опасным. Так или иначе, они почему-то его боятся. Как только они найдут его и убьют, ее жизнь не будет стоить и ломаного гроша… Костры соседей давно уже потухли, и трискеры в основном спали. Полная луна, ставшая полноправной хозяйкой пространства, одна освещала мир. Ее небольшой костер постепенно догорал, и хотя ей было зябко, она не спешила подбросить хворост. Она ясно сознавала: от того, насколько она трезво сейчас будет мыслить, зависит ее жизнь. Ее уже давно не заботила судьба Грома. Слишком много бед он ей принес. Будь он менее воинственным, их жизнь сложилась бы проще и лучше. Но ему зачем-то хотелось воевать, это было его навязчивой мечтой, за которую расплачивалась она. Так что он ее давно не интересовал. А вот свою жизнь она хотела прожить желательно всю и без участия «серых теней»… И тут она поняла: Ведомство никогда уже не оставит ее в покое. Чтобы это произошло, нужно, чтобы они просто не могли дотянуться до нее. А сделать это можно было, только сбежав от них в то место, где они никогда не смогут ее найти. А такое место было одно. Луиды… Вот и выходит, что у нее нет выхода. Трискеры изменились. Обозначились скулы. Натруженные руки потрескались, а в глазах появилась усталость. Во всяком случае те, кто встречался Ионе в этот день в башне Дэй, были именно такими. Большинство из них еще не нюхало пороху, но страшный дух войны уже пришел в их сердца и стер румянец с щек. На латников трискеры больше не смотрели как на спасителей. Иона даже видел, как пара ополченцев задирала Непобедимого. И тот едва сдерживался, чтобы не попробовать на вкус трискеровой крови. Праздные девицы, которые время от времени мелькали в Лью, в Дэй куда-то исчезли. Они, словно поняли, что такое война и примерили на себя ее наряды. Появилась первая череда затравленных и напуганных беженцев. Они серыми тенями прошли через башню, вызывая опасливое любопытство окружающих. Иона смотрел на них с удивлением. Эта сторона войны ему открывалась впервые. Веселые и злые подростки стаей пронеслись мимо Ионы, видимо, что-то стащив у зазевавшихся крестьян. Шагая сквозь свой народ, Иона чувствовал, как рождается тревога, как еще вчера в нем жившая гармония вдруг задохнулась. Он внезапно понял, что не сможет быть Шутником все время, потому что смерть и шутка из разных миров. В таком случае он просто теряет свою уверенность и силу, тогда появляется нечто другое, в чем он никогда не был силен: долг перед трискерами, серый и беспросветный, в котором ни жизни, ни красоты. И именно это закроет мир его возможностей, он станет одним из многих и не сможет повлиять на эту войну… Вместо того, чтобы за два часа преодолеть расстояние до палаток Мудрых, Иона ходил в Дэй полдня, пока совсем не обессилел. Кажется, зря он пришел в Дэй. Ему нужно было находиться подальше от всего этого. Наконец, он появился перед охраной Мудрых. Дремавшие ополченцы подняли свои взгляды на мистика, а он все стоял и молчал. Проронил: - Вы курите? Охранники были здоровыми молодыми парнями. Огромная ладонь того, что справа, потянулась за пазуху, а другой с любопытством разглядывал пришельца. Тем временем к Ионе сзади кто-то подошел, толкнул и спросил: - Ты – Иона? И предложенная сигарета так и осталась у охранника… Иона обернулся. Сколько бесцеремонности и злости. Скорей всего, этот хам был мистиком. И потому его грубость удивляла еще больше. Хоть предсказатели и были по своей натуре одиночками, все же при встрече друг с другом любили пофилософствовать, пустить пыль в глаза – словом, приятно провести время. - В Дэй все так невоспитанны? – ирония всегда помогала Ионе. Но не на этот раз: - В Дэй воспитаны достаточно. Просто предателей не жалуют… У Ионы аж вытянулось лицо. Такого он явно не ожидал. А молодой наглец с видом Обвинителя на Королевском Заседании Большого Суда продолжал: - Не думал, что так быстро тебя раскусим, да? Ионой побелел. - Удивляюсь, как тебе до сих пор не наступили на язык, неодоучка! А то, куда ни брось взгляд везде его розовые волны… - Что? – аж взвизгнул Ворон (именно так звали агрессивного мистика). - Прекратите! – на шум выскочил Старейшина крепости Дэй Номер Один и встал между предсказателями. – Мистик Ворон, если у Вас есть какие-либо сведения, порочащие мистика Иону, представьте их в надлежащем порядке, а пока потрудитесь держать себя в руках… Голос Старейшины был холоден и тих: он опасался, что эту сцену могла услышать охрана и разнести по Дэй слухи о предательстве. Хотя его предосторожности запоздали. Охрана уже давно превратилась в слух и впитывала каждое слово. И, конечно, его вмешательство уже не могло остановить ссору. - Этого не понадобится…– ответил Ворон Старейшине, не сводя злого взгляда с Ионы, но продолжил, уже обращаясь к мистику: - Иона, Четвертое Ведомство уже идет по твоим следам…– глаза обвинителя злорадно блеснули. - Так тебя зовут Ворон. И ты так хорошо знаешь, о чем осведомлено Четвертое Ведомство… Может, ты зря зовешь себя мистиком? Для Ворона намек Ионы был оскорбительным. - Я не шпион! – тихо и яростно прошипел Ворон. – Это оскорбление. Поединок! – бросил он и стал входить в транс. - Не бойтесь, Старейшина, я не убью его, – пропел Номеру Один Иона и тоже вышел в миф. Старейшина только и увидел, как оба мистика мирно уселись на корточки и замерли. Казалось, они просто спят. Надо сказать, это было странное зрелище. Такая буря эмоций, а завершается сном обеих враждующих сторон. И хотя растерянный Номер Один знал, что эти двое продолжат свою ссору в мифе, смотреть на эту картину было весьма странно. Постояв рядом, он наконец решился отойти и посоветоваться с остальными Мудрыми. А в мифе в этот момент начинался поединок. Когда дело дошло до драки, бешенство Ионы сразу исчезло. Он слишком хорошо знал, насколько он сильней этого зарвавшегося новичка. Ени чувствовали спокойствие Ионы и вели себя подобающим образом. А Ворон, напротив, был страшно возбужден. В глубине души он хорошо понимал, что намного слабей своего противника, но признаться в этом у него не было сил. Сам он был до мозга и костей патриотом своего отступающего народа. Первые поражения ожесточили его. Эта война должна была приносить только победы, а вместо этого… Но более всего ему показалось странным, что мистики крепостей все как один предсказали разгром трискеров. Было странным и другое. Когда выяснилось, что трискеры потерпели поражение не во всех крепостях, почему-то заговорили о помощи Единого, который тем самым давал знак своему народу в праведности пути. Но Ворон считал иначе. Он думал, что среди мистиков был заговор. Его подозрения подтвердились, когда пару дней назад люди Тайного Ведомства (как любили говорить о себе сами шпионы) искали некую Селину. Крестьян хватали прямо посреди дня и допрашивали тут же в темных шалашах. Трискеров быстро отпускали, но любви народной Ведомству это не добавило. Ворон навел справки и быстро выяснил, что Селина когда-то была девушкой Грома. А слух о его предательстве давно разлетелся по всей стране. Едва ли не главным виновником всех поражений теперь стал Гром. Как будто он один предал не только злополучную крепость Лью, но и все остальные крепости, взятые врагом. Но и в этом было одно противоречие. Ворон хорошо знал, что латник, находящийся в боевом трансе не мог покинуть поля боя по своей воле. Его мог вывести либо Полководец, либо кто-то, кто обладал немыслимой мистической властью. Но Полководец крепости Лью – Номер два – погиб, погиб с оружием в руках. И кто же тогда помог латнику спасти его презренную шкуру? Ворон долго ломал голову над этим вопросом. Он даже думал, что латник перед тем, как войти в боевой транс каким-то образом связался с луидами, чтобы те в критический момент вывели его из битвы. Но и это было невозможно. Слишком разными они были: луиды и трискеры. И однажды Ворон понял. Иона. Единственный, кто мог вывести латника с поля боя. Для Ворона поэтому битва с Ионой была битвой Добра и Зла. Повергнув врага, он не только возвышался, но и восстанавливал справедливость, создавал духовный оплот побед трискеров над луидами. Победа над предателем – победа над собой, залог конечной виктории. Он так думал, он верил в это. И вот он стоит напротив врага, которого должен сокрушить. И враг этот – сильный и спокойный – пока не знает, что ожидает его в этой битве. Ени Ворона – исполин лось и свирепая росомаха. Но мистик не смотрел на них. Он вглядывался в Иону. Они стояли друг напротив друга, и в какой-то момент Ворон вдруг увидел: Иона улыбается. Как будто ему не предстоит биться насмерть, как будто перед ним не враг, смертельно оскорбивший его, а любознательный мальчик, которого он собирается обучить первым шагам в мифе. Это его так удивило, что он некоторое время растерянно смотрел на мистика, не зная, что предпринять. Ни ненависти, ни презрения не было в этой улыбке – лишь доброта и понимание. В какой-то момент ему даже показалось, что он страшно ошибся, что Иона вовсе не предатель, а такой же честный трискер, как и он сам. Но вспомнив собственные рассуждения, мистик стиснул зубы и постарался вызвать свою былую ненависть… - Так чего же ты ждешь, Ворон? У тебя такое грозное имя, что я просто боюсь начинать бой… Так бы и стоял с тобой целую вечность. Только вот ноги устали. Насмешливый тон врага быстро вернул Ворону решимость. Однако прежде чем начать атаку, нужно было примериться, оценить… Ворон стал вглядываться. А враг тут же прочитал его мысли: - Ты хочешь увидеть всех моих ени? Пожалуйста… Они находились на большой поляне. Но если Ворон стоял по середине, то хитрый Иона ловко спрятал своих ени на окраине среди кустарника. Но вот он вывел своих бойцов на открытое место. Рядом с Ионой встали черный медведь, серая рысь и неутомимый волк. Для Ворона это было неприятным сюрпризом. Три ени говорили о высоком уровне предателя. Но это было еще полбеды. Больше всего Ворона беспокоил медведь. В прямом столкновении лишь чудо могло спасти его сохатого от тяжелых лап хозяина тайги. Правда, в обороне его росомаха могла превзойти его, но хитрый Иона предлагал ему нападать… И тут произошло неожиданное. Его сохатый внезапно повалился, а вслед за этим Ворон почувствовал сильный удар в грудь. Он упал на спину, у него перехватило дыхание, кто-то тяжелый наступил на него, а перед самым его лицом вдруг появилась свирепая морда какого-то зверя. В следующий момент она куда-то исчезла. И Иона увидел, как росомаха мертвой хваткой уже вцепилась в горло массивному зверю. Наконец, Ворону удалось рассмотреть его. Это был огромный вепрь… - Беги! – донеслось до Ворона откуда-то издалека. Он поднял голову и увидел, как Иона отчаянно машет ему руками. Мистик сразу понял: произошло что-то ужасное. Он вскочил и кинулся бежать, бросив на произвол судьбы своих верных ени. Тем временем с двух сторон к ени Ворона неслись животные. Со стороны Ионы это был медведь, рысь и волк, а с другого конца – неслось какое-то неведомое кошачье – мягкое и мощное одновременно. Его прыжки были крупными и сильными, и все же оно явно уступало в скорости ени Ионы. Устрашающие почти пятидесятисантиметровые клыки украшали морду этого чудовища… Тем временем росомахе приходилось несладко. Вепрь пропахал уже изрядное количество земли, пытаясь сбросить врага на землю и втоптать его в грязь. Отбежав на достаточное расстояние, Ворон увидел: там, позади него, с противоположной стороны от Ионы, стоял мэг. По уверенной властной фигуре можно было понять: он был далеко не последним луидом. Но несмотря на это, Иона выкрикнул ему: - Если не хочешь смерти, уходи! В ответ мэг насмешливо развел руками. В следующий момент из леса к нему подошли еще два мэга со своими ени. В тот же момент черный медведь, первым добравшийся до схватки, опустил свою тяжелую лапу на хребет вепрю, а челюсти росомахи сомкнулись еще выше, могучее животное, минуту назад смявшее лося и почти раздавившее росомаху, замерло. Кошачье с длинными клыками на полдороге остановилось. Но к нему на помощь уже неслись еще четыре: цветной ягаур, тяжелый носорог и уже знакомые Ионе бурый буйвол и красный тигр. Иона узнал их: - Колоник! Убирайся… – закричал он, что есть мочи. В следующий момент один из мэгов что-то стал быстро толковать первому. Тот не соглашался. Вот уже и третий мэг вступил в разговор. Мэги никак не могли решить, биться им или позорно покинуть место боя. Тем временем ени луидов и ени трискеров выстроились друг напротив друга, готовые броситься в бой. Раненные лось и росомаха, конечно, не могли быть настоящей силой, но ени Ионы, казалось, могли противостоять целой армии любых животных. Устрашающе выглядели и ени луидов. Но все, конечно, понимали, что в конечном итоге все зависит от силы мэгов и мистиков, сошедшихся на этой поляне. Наконец, луиды решили. Их ени неохотно стали возвращаться к хозяевам. Первый мэг был особенно недоволен и перед уходом выкрикнул: - Эй, Иона, меня зовут Крисс. Запомни мое имя, потому что твоя смерть и это имя отныне связаны… А на земле оставалось лежать мертвое ени свирепого вепря, которым он так гордился. Трудно представить унижение мэга, покидающего поле битвы. Наконец, луиды ушли. А мистики молчали. Безмятежное солнце мифа все также ласково освещало лес и поляну. Иона устало поднялся и пошел к источнику. Нужно было приводить в чувство Ворона… Из мифа они возвращались вместе. Ворон чувствовал себя виноватым, однако старался этого не показывать, пряча вину за вопросами: - Почему они ушли? Они же были сильней! - Нет, ты не понял, это мы были сильней. Точней, я. - Не может быть. - Может. Знаешь, Ворон, я только что спас твою жизнь. Думаешь, зачем? Чтобы ты меня донимал глупыми расспросами? - Действительно, зачем ты меня спас? Может, ты ждешь, что я всем расскажу о том, какой ты благородный и что, конечно, ты не предатель? - Конечно, я всегда так поступаю. Спасу кому-нибудь жизнь, а потом заставляю его продать родину. У меня такое хобби… - Извини. Я должен просить у те… у Вас прощения. Я был не прав и глуп. За такое можно было и наказать… - Я и собирался. Помешали. Когда они «проснулись» в реальном мире, охрана все еще не мигая смотрела на мистиков. Ворон поднялся первым и подошел к Ионе. Протянул руку в знак примирения.
  14. Прошу прощения в чем сумбурность? Если это серьезная критика, обоснуй в чем именно слабость? Примеры? Тогда это действительно будет помощью. Выкладываю продолжение. Ведь произошедшее мог видеть еще кое-кто. Лес, в который ступила война, всегда несет сюрпризы. Этот кто-то мог сидеть на высоком дереве, совершенно слившись с ним. И если он там сидел, он сейчас ждал, когда луиды уйдут… И когда они уйдут, он, не замеченный никем, пойдет к своему хозяину и расскажет об увиденном. И Троль выругается, потому что луид по имени Раджа уже успел войти в его далекоидущие планы. Тем временем безвольное тело Раджи погрузили на демона, и Канди, привычно взгромоздившись на загривок, где крепилось седло, спешно двинулся в ставку. Стрелок бежал рядом. Зверь шел мягко, время от времени качая громадной головой, как кымчак, которого одолевает мошкара. Раджа получил травму, потому и десса его могла начаться в любой момент. Стоило поторопиться, если только Канди действительно хотел спасти Раджу. И он, видимо, хотел: под его управлением зверь шел чуть не галопом. Секретное оружие луидов – демоны – были массивными зверями, которых призывали на сутки. Лишь в течение этого времени моры-недоучки, давшие согласие на ритуал, превращались в страшную военную силу. Они прекрасно повиновались морам и не знали страха. Стать же демоном мог лишь тот, кто не прошел до конца путь обучения мора – рядовому солдату такой чести не оказывали. Поэтому в грядущих битвах завтрашнего дня противников ждал обоюдный сюрприз. Два секретных оружия должны были столкнуться, чтобы определить победителей и побежденных. Демоны и латники попробуют на вкус крови друг друга. И вот громадные двустворчатые двери Ставки распахнулись, чтобы принять Канди с его грузом. Стрелок давно отстал. Несмотря на то, что Раджа был предателем, управленец проявил о нем немалую заботу. Спустившись в одну из центральных пещер Восстановления, которая находилась прямо в Ставке, он лично приготовил ритуальное ложе, обложив его серными травами и полив какой-то жидкостью. Едва Канди уложил тело на ложе, как началось перерождение. Могучее тело Раджи неожиданно выгнулось, а из его недр вырвался тяжелый стон. Стремясь не нарушить таинства, управленец проворно выскочил из пещеры и смиренно сел у входа. Этот луид обладал достаточной властью, чтобы найти рядового и приказать ему сторожить, но он этого не делал, как будто Раджа был не предателем, а великим воином – мором. К слову сказать, сам Канди уже третий год, как обрел секретное знание и был одним из самых перспективных молодых моров. Тем временем из пещеры Перерождения доносились не самые приятные звуки: рычание, стоны, даже что-то похожее на напев старинной народной песни луидов, но со страшными искажениями. Канди продолжал сидеть смиренно. До окончания перерождения оставалось пять часов. Ставка, в которую попал предатель луидов, была всего лишь одной из пяти, поднявшихся как из-под земли. Несмотря на то, что она была временной, по величине напоминала целый город, причем не самый малонаселенный. Отряды солдат маршировали по улицам; редкие женщины луидов, чаще всего из медицинского корпуса, прохаживались свободно и весело (ведь пока еще не было военных действий, потому и не было раненых); сдержанные ремесленники, мечтающие взяться за оружие, легкими тенями проскальзывали между обозами по каким-то своим совершенно обычным делам. Время от времени чья-нибудь массивная клеть отгибала полог громадной деревянной постройки, стоящей на северо-западе Ставки, и любопытному взгляду представала картина: застывшие во сне демоны. Они стояли впритык друг к другу, ничуть не мешая и практически не шевелясь. Рой мошкары вылетал из стойла зверей, и случайный луид, попавший под атаку насекомых, ускорял шаг. Иногда можно было встретить даже мэга в черном плаще и прячущего лицо. Но чаще они находились в своем шатре на востоке Ставки, куда вход обычным смертным был запрещен. И если об этом кто-нибудь забывал, то могучий солдат-охранник быстро и зло напоминал об этом своей охранной плетью. Но самыми таинственными все же были моры. Эта высшая горизонтальная каста была слишком малочисленна, и в обычное мирное время зевака редко видел их чаще одного раза в неделю. Едва мор появлялся на улицах Ставки, луиды выражали ему свое почтение. Солдаты сдержанно, но подчеркнуто собранно кивали головой, женщины приседали в полупоклоне, и даже демоны, случайно вырвавшиеся на улицу, тихо замирали, будто ожидая приказаний. Пожалуй, это было частью существа моров – их умение внушать собственную значимость остальным, харизма, дающая абсолютную власть над луидами… Несмотря на кажущийся хаос, в Ставке царствовал железный порядок. Каждый ремесленник делал то, что должен был делать, каждый демон ел и спал ровно столько, сколько должен был есть и спать, каждый мэг входил в транс в строгой очередности, каждый солдат жил столько, сколько должен был жить (правда, последнее до начала войны еще не было законом). Словом, коллективная сила луидов была впечатляюща. Поэтому во всем этом отлаженном организме Ставки чужеродным и непонятным было поведение мора по имени Канди. Бой, который должен состояться завтра, будто не касался его. Он продолжал сидеть, когда мимо него прошел первый отряд демонов, выдвигавшийся к крепости Лью для штурма, когда подвода едва не наехала на него и перепуганный ремесленник растерянно мялся перед ним, не замечая равнодушия; когда мэг Колоник в своем шатре, находясь в трансе, взвыл от боли, пропустив удар от Ионы, и стал первой жертвой могучего мистика трискеров; и даже когда синее небо потемнело, и холодный ливень рухнул на Ставку, заставляя всех и каждого бежать под хоть какой-нибудь навес, Канди был неподвижен… Они пришли. Шеренгой выстроились. На колесах выехал к воротам массивный ствол, обрубленный по рукам и ногам. Услышав и увидев его, лес вздохнул горестно, но опять этого вздоха никто не услышал. Таран развернулся острием к врагу. Впряглись бесстрашные демоны, девять мощных туров, которых прикрыл щитами отряд рядовых. Но пока не началось, они расслаблены… Остальная тысяча выстроилась полукругом, ожидая приказаний. Бесшумные моры отдельно, в тени леса, позади всех. Стрелки и рядовые без счета смешались, ждут боевого сбора: что-то с ухмылкой толкуют, молчат, играют в кости, подвывают протяжные песни, да и мало ли… Мор Твин, полководец луидов, холодно взглянул на башню. В его мозгу заплясало множество вариантов развития этой битвы. Настоящей диспозиции луиды никогда не составляли. Бой был творчеством полководца, был песней, музыка и слова которой придумывались тут же. И этот взгляд Твина на неприступные стены был началом нового боевого гимна, разрушительного и страстного. Творчество началось. Творчество требовало крови. Его ритмы пока слышал лишь один, но вскоре они овладеют всеми. Над крепостью Лью пролетел старый ворон. Темным глазом взглянул на скопище луидов и трискеров, но не удивился – понял: голодным не останется… Давно такого не было. Полетел за собратьями, да и по опыту знал, что ждать придется несколько часов, а коли раньше сунешься, так и подстрелить могут. В сияющих боевых доспехах Гром на крепостной стене рядом со своим товарищем Лионом смотрел на приготовления луидов, на лес, из которого все еще продолжали прибывать враги. Он видел их превосходство. Но он знал, что за высокими стенами башни находились латники, чье искусство убивать было практически совершенным. Он уже почти наверняка знал, куда стоит ударить лучникам, чтобы смять атакующую лаву врага. Он уже успел оценить демонов, полагая, что их ярость и сила при лобовом столкновении опасны даже для латников, но атака сбоку должна иметь успех. Он видел таран и понял, что основной удар придется по воротам, а там, в узком пространстве демоны будут сцеплены между собой… Тогда они будут атаковать в лоб, и это будет страшно. И прежде чем сигнальная стрела атакующих упала к ногам удивленного ополченца Вилли, брата Тарки, Гром уже был возле Номера два и излагал ему свои соображения. В тот же момент часть войск была переформирована. Два десятка латников поменяли позицию. Лучники на стенах должны были снимать главным образом врагов с ворот. О стенах можно было не беспокоиться: демоны летать не умеют… Но в рядах луидов продолжалось движение. Было видно, что помимо массивного тарана, для штурма крепости враги приготовили еще какие-то механизмы. Но для чего они, Гром разобраться не успел. Началось… Первая волна накатилась на стены, но главным образом – на ворота. Стрелки Лью славились меткостью. Точно рассчитанный удар расколол атакующую лаву на две части и перекрыл подходы к воротам. Демоны и рядовые луиды гибли, даже не добежав до врага. Воздух наполнился запахом смерти. Латники входили в боевой транс. - Увидимся вечером! – выдохнул Лион, и пепельная пленка в его глазах растворилась, явив на свет стальной взгляд Непобедимого. Своей энергетикой латник владел в совершенстве. Где-то слева вновь раздался почти горестный вздох, и еще один Непобедимый открыл миру свое страшное лицо убийцы. Понимая, что Лион уже его не слышит, Гром молча вошел в транс. Мир дрогнул, герой охнул от ужаса, но вместо луидов и трискеров перед ним вдруг появилось поле – яркое и безграничное. Оглядывая его, он видит в нем ярко-рыжие цвета. Они как ржавчина разъедают зелень. И вот уже Гром не воин, а обычный селянин, который косит эту странную рыжую траву, чтобы она не мешала настоящей – зеленой и сочной. Но рыжая не так проста: она хватается за ноги, цепко виснет на руках, чем больше ее уничтожаешь, тем сильней она сопротивляется, – и вот уже поднимается в трискеровский рост, борьба с ней становится тяжелым трудом. Нужно успевать косить ее – иначе она может и задушить… Тем временем битва продолжалась. Первая волна, стремящаяся к воротам, была развеяна по ветру. У стрелков ломило руки от работы, но они справились. Но вторая и третья пошли не на ворота, а на стены. И среди атакующих не было демонов. Подняться на крагах они не могли и потому остались ждать своего часа. Ополченец Вилли стоял рядом с Лионом. Глядя, как мощные руки латника одного за другим скидывали луидов вниз, он ободрился и даже был уверен, что такой гигант может положить, пожалуй, и всю армию рыжих захватчиков. Поэтому после первого оцепенения Вилли решительно схватил копье. Тем движением, которым он обычно насаживал клок сена на вилы, он воткнул его в замешкавшегося луида и что есть силы пихнул его за пределы стены… Тяжелый и страшный, враг, хрипя, выкатил глаза, но не упал, а лишь закачался на краю, инстинктивно ухватившись за оружие трискера. Вилли растерялся и едва не последовал вслед за луидом. «Кровь у них оказывается красная, такая же как и у нас», – пронеслось у него в голове. В тот же момент мощный удар тыльной стороной копья пришелся в грудь врагу, и тот был сброшен вниз. Вилли же отбросило назад. - Не зевай, землячок! – и он увидел радостно-возбужденное лицо соседа Дэнни. – Что в первый раз? Ничего научишься, если рыжие не пришьют… И Вилли взялся за работу. Оказалось, что не так уж и сложно скидывать со стен этих чудовищ. Они на удивление были беспомощными, пока не забирались на стену. Поэтому все искусство состояло в одном: не позволить им покинуть краги, сбросить их вниз. Битва шла уже почти два часа. Но, как и предсказал Иона, развивалась она не в пользу обороняющихся. Хотя наблюдения Грома и последние перестановки в диспозиции трискеров и имели определенный успех. Первые попытки взломать ворота не дали ничего. И тогда Холодный Твин изменил тактику. Стенобитные орудия и краги, массивные высокие лестницы, с помощью которых луиды забирались на стены, неожиданно стали основной надеждой штурмующих. Демоны оказались не удел. Их можно было использовать в открытых битвах, но не при штурме крепости. Рядовые луиды взлетали на крагах к стенам, падали вниз, сраженные меткими стрелами и длинными мечами латников и ополченцев, но все же упрямо лезли и лезли… Лион глыбой, возвышающийся над ополченцами, могучими ударами сносил луидов. Даже окруженный пятью воинами на крепостной стене он умудрялся не только не погибнуть, но и не пропустить врага вглубь, победить. Но глыба хорошо видна. В нее легко попасть из любого оружия. Вот на противоположной стороне, в тени тяжелого кедра черная перчатка мора-снайпера обхватила арбалет, и в проеме прицела обозначился Непобедимый. Короткая стрела взлетела к стене, неся смерть. Лион, бьющийся с двумя луидами на стене, не видел ее. Но Непобедимого нельзя убить просто так. Века селекции были потрачены не зря. Даже не зная и не видя смерти, Лион избежал ее. Он сделал шаг назад. Стрела пронеслась рядом с шеей, единственным незащищенным местом. И вновь черная перчатка мора зарядила смерть. И вновь Лион уклонился, нанося удар очередной жертве. Лишь седьмая стрела поймала Непобедимого. Он замер, как будто удивленный чем-то, зашатался и тяжело упал на колени. В следующий момент перепуганный луид, чья жизнь, казалось, висела на волоске, ткнул своим крючковатым мечом в Лиона. Но это было лишним. Герой уже умер. Упал перед своим растерявшимся врагом, который в одночасье поверил, что это именно он сотворил чудо и заколол Непобедимого… Ополченцы, которых до сих пор вдохновлял гигант, бросились бежать. На их плечах в крепость вот-вот должны были хлынуть луиды. Номер два был хорошим полководцем. Но он знал, что битва проиграна. Нет, нельзя было сказать, что он опустил руки, но понимание тщетности усилий, конечно, сказалось на его воинском таланте. Под его руководством было двести Непобедимых. Это была огромная сила еще и потому, что, впадая в воинский транс, они полностью переходили во власть Полководца, они становились продолжением его воли. Он почти физически чувствовал их силу, напряжение мышц, боевые выпады, их боль и страдания, если таковые только могли быть у них. В течение битвы он управлял каждым из них, посылал туда, где было трудней всего, наносил удары, защищался. Ему не нужно было отдавать приказы, потому что он сам был там, на поле, и чувствовал и видел все. В некотором смысле это он воевал, а не латники. Смерть Лиона он видел тоже. И эта смерть была его ошибкой. Нужно было выводить героя из-под удара, но он был увлечен другим: он формировал резерв для решающего броска на ставку Холодного Твина. Теперь, когда Лиона не было, пришлось латать брешь соседним героем – Громом. И тот уже передвинулся и принял на себя удар. Ему было нелегко, но, похоже, он выдерживал. С другой стороны у самой кромки леса на битву смотрел Холодный Твин. Он тоже видел смерть латника и брешь в обороне. В тот же момент терра моров получила задание и бесшумно выдвинулась к крепости. Простые стрелки не могли одолеть латников, но это могли сделать моры. Холодный Твин улыбнулся: кажется, он подобрал ключ к несгибаемой башне Лью. Гром продолжал косить… Но рыжей травы становилось все больше. Латник старался, и порой на некоторое время ему удавалось расчистить место, но проходило время, и рыжая растительность вновь появлялась и осаждала героя… Длилось это целую вечность. И вдруг борьба с этим рыжим сорняком стала ему неважной. Он остановился и поднял глаза. Впереди, там, где кончалось это большое поле, он увидел фигуру девушки. И вдруг ясно ощутил, что это Селина. Она махала рукой и как будто звала его за собой. И Гром бросил свое занятие и пошел к ней, далекой и желанной, поражаясь, что так давно не вспоминал и не думал о ней. Селина… Когда-то давно, когда он еще не был латником, а лишь поступил на обучение, она значила для него едва ли не больше, чем все эти битвы и подвиги вместе взятые. А потом она исчезла из его жизни.А он даже не поинтересовался, почему. И сейчас, увидев ее, он вдруг вспомнил и ощутил, как она прекрасна и как важна для него. Номер два смотрел на битву и недоумевал. Лью могла выстоять. Он уже сформировал отряд из резерва латников, которые могли сделать вылазку и добраться до самого Твина. И тогда победа точно была б за трискерами! Впервые предсказание Ионы оказалось бы блефом. Но в следующий момент произошло немыслимое. Латник Гром, находясь в трансе и в подчинении Полководца, вдруг перестал сражаться, а спустя минуту вообще покинул поле боя. Номер два не мог в это поверить. Предательства в трансе не могло произойти физически, потому что латники в этот момент не обладали свободой воли. Что произошло с Громом? Неужели Темная сила взяла верх? Выход из битвы Непобедимого, который находился в ключевой точке обороны, сломил защитников Лью. В брешь хлынули луиды. А спустя некоторое время стали гибнуть и латники, защищавшие стены на других участках… Ворвавшиеся открыли ворота, и страшные демоны клином ворвались внутрь, снося все и всех на своем пути… Глава вторая. Иона Мир – это равновесие. Нет, в нем ни добра, ни зла – это все придумали трискеры. В нем лишь есть направление и хаос, движение и покой, энергия и антиэнергия. (За последнее опять же Иона ручаться не стал бы). Главное заблуждение, считал Иона, в том, что мир – это мы. Ничего подобного. Мир никогда не собирался вертеться вокруг разума. Что важно для трискера – для мира лишь частность, продолжение чего-то. Поэтому и война нужна не луидам или трискерам, а гармонии, т.е. только для того, чтобы выровнять что-то с чем-то. Примерно с этих истин Иона начинал свой путь в измерение, в котором трудно не оставить душу. А вообще-то что значит «оставить душу»? Любой трискер боится этого, потому что «оставить душу» значит умереть… Но это неизбежно. Каждый идет к тому, чтобы уйти из мира безвозвратно и стать миром самому. Это так просто – умереть. И это красиво. Стать продолжением всего сущего, ощутить себя единым целым. Тысячи дорог в тебе, тысячи целей достиг, тысячи катастроф избежал… Да, это красиво. Но этого нельзя принимать. Эта нирвана для слабаков. Иначе, какой же ты колдун? Единственное достоинство и суть мистика – баланс. Находиться и там, и здесь, быть проводником и играть, играть, как дети в песочнице: строить замки и тут же их разрушать, водить палочкой по влажному песку, слепить комок и бросить куда-нибудь и смеяться, смеяться… И Иона смеялся. Смеялся, когда среди множества путей для своего народа он выбрал самый странный и на Акте Ясности произнес это страшное слово «поражение»; смеялся, когда заглядывал в глаза Грома и увидел в них свою смерть; смеялся, когда Полководец башни Лью Номер Два поседел за каких-то двенадцать минут, глядя, как Непобедимый покидает поле боя и спокойно уходит в лес… Словом, Иона был шутником. Обладая страшной гордыней, этот сильный мистик знал, что власть, которая находилась в его руках, обязательно поглотит его, если только Иона будет пользоваться ей ради самого себя… И тогда он придумал Озорство как принцип управления ей. Эта странная мысль была величайшим открытием в практике Ионы. Но так уж устроен мистик: свои открытия он никому не показывает, даже самым верным своим ученикам. Тем более, что их у Ионы не было. Он был одинок как никто. Его ничего не держало в этом мире, и он решил посвятить себя единственному делу – Судьбе, которая смеется. Озорство дало ему поразительные возможности. Шутника нельзя обвинить в корысти, поэтому у него нет врагов, есть лишь зрители и актеры… Стихии уже больше не видели в нем земных привязанностей и принимали за своего. Никто не знал, что после этого открытия Иона поднялся в своих опусах настолько высоко, что незаметно для всех мог управлять остальными предсказателями. Стихии увидели в нем то, что хотели увидеть: они решили, что мистик ступил на путь растворения, служения Всемирному Равновесию. Так уж устроено: мир любит смерть. И как знать, возможно, стихии не ошибались, когда не боялись Ионы, когда позволяли ему заглянуть туда, где обитала настоящая тайна. Тогда многие запреты пали, и Шутник с удивлением обнаружил, что перерос даже самого Ило, Верховного мистика Сюзерена, уходящего в миф на многие месяцы и уже плохо отличающего реальность трискеров от всех остальных реальностей. Поэтому ему ничего не стоило подсказать судьбе, как должна начаться эта война. О ее завершении он, конечно, ничего не знал, поскольку не был богом. Пока не был… Это он вывел обреченного на смерть Грома из битвы. И теперь намеревался найти его спящим посреди испуганного леса. Но, увы, будущее лишь иногда открывает свое лицо даже таким, как Иона. Когда Иона пришел на место, Грома не было. Мистик смотрел на примятую траву, где, очевидно, лежал герой, на могучие сосны, густой кустарник и не мог понять, что здесь произошло. Он удивился. Но потеря латника, кажется, его не взволновала: вот он улыбнулся, а потом по-детски искренне засмеялся. Кажется, Судьба решила повеселиться. Иону это устраивало: какой остряк не любит хорошей шутки! Иона присел в тень на лежащее на земле дерево. Подсохшее болото занимало едва не полполяны. Мох с высокой яркой травой ковром выстелил былую болотную топь. Деревья, не желая бороться за землю, которая все еще была зыбка и опасна для их могучих корней, отступили, и лишь в центре непобедимо торчала невысокая сосна. Здесь почва, все же была тверже. В ее тело буквально врос ствол другого дерева, но где-то внизу, в корнях, он проиграл битву и уже умер. Его серое тело мертвой хваткой обвило живую плоть сосны. Мистик опять улыбнулся: борьба за жизнь на каждом сантиметре даже в лесу, даже на этом все еще неприветливом болоте. И только он спасает от смерти своего будущего убийцу. Да, это смешно, а раз смешно, то и Иона не жалеет ни о чем. Иона мог легко найти латника и попытаться спасти себя, но движения его души с некоторых пор потеряли цельность. По крайней мере, сам он так хотел думать. Желания возникали в нем внезапно и так же внезапно исчезали. Если во время битвы ему страстно хотелось увидеть Грома и вновь взглянуть в его жутковатые глаза, то сейчас этот каприз прошел. Он слушал себя, свое непостоянное естество и в какой-то момент вдруг понял, что озорничать с трискерами уже скучно, что пора приняться за их врагов… Вспомнил… Вчера было это. Он двигался легко и радостно, как обычно это бывает в мифе. К слову, мифом трискеры называли реальность, куда попасть могли только духовные практики. Тайга здесь была как бы пропущенной через цветное стекло. Все тут казалось немного иным, утонченным, доведенным до предела. Здесь не было грубой зримости, здесь все было полетом и движением. Красота проявлялась зримо и ярко. Наверное, она когда-нибудь и правда спасет мир… Вот и сейчас красота вновь поражала. Сосны, небо, трава, прозрачный воздух – словом, утро и хорошее утро. Утро земли, утро неба, утро мира…Иона улыбнулся. Желтому тюльпану кивнул. И тот, как будто кивнул в ответ. Где-то там, в траве, его приятель незаметный ирис, притаился, полузасохшим лепестком своим замаскировался под опавший лист. Его тоже поприветствовал Иона. Не потому что был сентиментальным, просто это были друзья, которые могли помочь. Они первыми слышали приближение большой беды. Ведь миф – его истинный мир, его дом. Поэтому беда, пришедшая в миф, это беда, пришедшая к Ионе. Иона взглянул на друзей и двинулся дальше. Духи-помощники, ени, как обычно бежали рядом. У Ионы их было уже трое: черный медведь – хозяин тайги; серая рысь – королева воров и последний – тот, что появился у него совсем недавно – неутомимый волк, вожак стаи. Первой почувствовала неладное рысь. Кисточки ее ушей дрогнули, и в следующий момент шерсть на большой кошке вздыбилась, гибкая спина выгнулась в страхе и агрессии. Следом ощетинился волк, а потом уже встал на дыбы во весь свой исполинский рост черный медведь… Впереди на расстоянии броска стоял мэг луидов – Колоник. Это была первая их встреча в мифе. Колоник, похоже, не ожидал ее. Его ени было всего две: красный тигр и бурый буйвол. Они тоже встали в боевую стойку и ожидали. Колоник был мэгом второго уровня, в некотором смысле – подмастерьем… Правда он считался способным и рад был случаю проявить себя. Он не боялся Ионы. Нужно сказать, все луиды-мэги считали, что мистики трискеров слабей изначально, поскольку традиция обращения к духам земли у подземного народа была заложена гораздо раньше… До встречи с Ионой силу луидов никто не оспаривал. Немногочисленные столкновения мэгов с мистиками до сих пор завершались бегством последних. До схватки дело даже не доходило. И вот настала очередь Ионы изменить это. Бились, конечно, не сами мистики и мэги, а их ени. К слову, битва любому из мистиков всегда давалась трудно, поэтому они старались избегать конфликтов меж собой. Побежденный и победитель после схватки мало чем отличались: оба были измучены и вынуждены едва ли не сутки отлеживаться в постели, мучимые галлюцинациями и головными болями. Наверное, именно это отталкивало их от схватки с луидами. Но Иона был другим. Он жаждал удивления и хорошего розыгрыша, не взирая на собственные жертвы. - Мальчик, давай поговорим, – обратился он к врагу. В голосе мистика звучала насмешка, и Колоник это услышал. Оранжевое лицо его побелело: как все юные воины, он считал себя искушенным. Поэтому ничто не могло разозлить его так, как такое слово врага. Его ени оскорбленно взвыли. Но Иона, будто не замечая произведенного эффекта, не спеша, с глубокомысленным видом продолжал: - Иона видел будущее, ему открылось, что эта война истребит и луидов, и трискеров. Правда победителями все же будут демоны… А еще Иона видел свою смерть от руки латника. И Ионе показалось это несправедливым. Так вот, мой юный друг, я не хочу так умирать. Разойдемся миром, а ты передашь своим, что Иона готов служить народу подземелья… Где в словах Ионы кончалась ирония и начинала говорить истина? Так сразу и не скажешь. Был ли Иона трусом? Или это его очередная игра? Нет, не задумывался над этими вопросами мэг Колоник, он мог слышать лишь один голос, голос гнева: - Нам не нужны предатели… Защищайся! – взвизгнул он, и его бурый буйвол двинулся в бой. Если б Колоник был внимательней, то увидел бы: ени Ионы слишком крупны и уверенны в себе, чтобы не парировать слепой удар быка. Но молодой мэг был взбешен и ничего не замечал. Его буйвол летел, свирепо раздувая ноздри, и казалось, нет силы, способной остановить три тонны дикой животной ярости. Навстречу ени Колоника уже вышел медведь. Дождавшись, когда бык добежит до него, он увернулся от тарана и с размаху опустил свою тяжелую лапу на позвоночник врагу. Как бы ни был разъярен бык, он не мог не почувствовать, что этот удар для него едва ли не смертелен. Могучее животное, по инерции протрещав мелкими ветками сосняка пару метров, уже не смогло встать. Рыжая туша беспомощно лежала перед хозяином тайги. Медведь же, почувствовав победу, заревел, развернулся, вновь встал на дыбы, и тигру Колоника пришлось бы нелегко. Но мэг уже успел очнуться и поспешно бежал, оставив во власти Ионы лучшего своего помощника… Лежа на боку, буйвол тяжело дышал и бессмысленным глазом следил за движениями Ионы. Но тот не стал убивать ени врага. Он лишь подошел к нему. Какая все-таки странная эта бурая шерсть! И красив, собака! Ничего не скажешь. А какие удивительные глаза! бешеные, алые с каким синим отливом. Иона склонился над ним. Они смотрели друг на друга некоторое время. Лежа на боку, поверженное животное, не могло даже поднять головы, но взгляд диких глаз не выражал страха. Это нравилось Ионе. Сидя на корточках, трискер улыбался. Казалось, что он в очередной раз что-то задумал. В следующий момент его рука легла на спину быка. Как бы ни был мужественен умирающий боец, не ожидал этого, вздрогнул. В самой природе убийц лежит отвращение к слабости. Этот жест подчеркивал ее. Трехтонная машина смерти была безобидней ребенка. Наверное, это было невыносимо. Мистик улыбнулся, встал и пошел. Но он не оставил быка умирать. Он направился к лечебному ручью и вернулся спустя минуту… В руках мистика был березовый туесок. Иона отхлебнул из него. Вот и ломки после битвы не будет. О лечебном ручье, как ни странно, мало кто знал. Потом тонкая струя живой воды проделала бороздку в короткой рыжей шерсти быка. Спустя некоторое время буйвол мог уже самостоятельно поднять свою тяжелую морду. Иона возвращал силы побежденному врагу. Спустя день буйвол вернется к своему хозяину, и тот обретет прежнюю силу и задумается над словами Ионы всерьез. Стоило ли отказываться от такого сильного союзника, предателя трискеров? Воспоминания были приятны мистику. Как же не может радовать собственная сила? Он сидел на бревне и был очень доволен. Довольством пах сам воздух, довольством отдавала трава, деревья, небо – словом, все! А там за пределами болота, в огненной Ставке, Колоник, преодолевая стыд, докладывал Канди о своем поражении. Красный камин плохо освещал зал, в котором звучали слова мэга, и в темных углах его пляшущее пламя создавало странное движение света и тени. Казалось, что какие-то темные фигуры исполняют таинственный танец, подпрыгивая и извиваясь на рельефных стенах. Зал был пещерой, но факелы, обычные при больших приемах, сейчас были потушены. Канди и Колоник сидели за огромным круглым столом, явно рассчитанным на большое количество гостей. Сидели напротив друг друга, но, несмотря на большое расстояние, отделявшее их,были поглощены беседой. - Я понимаю, что у каждого – своя миссия. И все же, Колоник, мне страшно обидно, что такой шанс мы упустили и, возможно, навсегда. То, что говорил мор, можно было не говорить, но Канди, видимо, было очень досадно, что случай завербовать Иону, практически упущен. Мор почти понял масштаб силы, стоящей за Ионой. И он почувствовал, что в этой войне этот мистик будет играть не последнюю роль. Поэтому влиять на него было очень важно. И Колоник, казалось, тоже понимал это: - Он отпустил моего ени. И вылечил его… Иона ищет дорогу к нам. К нам? Канди недовольно наклонил голову. Ему не понравилось, что мэг связал себя с Управлением… Канди поднял тяжелый взгляд на собеседника. Мэг тут же понял свою ошибку: - Решать, конечно, вам… Просто я же должен знать, что делать, если он появится снова… Растерялся, замолчал. Мор смотрел на пламя. К Колонику вернулась прежняя робость, которая задушила в нем любые движения мысли. Видимо, этого добивался служитель Управления. Наконец он разомкнул свои надменные губы: - В начале он боялся тебя? - По-моему, нет. Он же победил. - Я сказал «в начале», это значит до того, как вы начали биться друг с другом. - Он смеялся… - Смеялся? - Да. Он назвал меня «мальчиком»… Но об этом моем унижении я уже рассказывал. - Нет, ты не говорил этого. Про то, что он смеялся, ты не говорил. Но это ничего. Все, что мне нужно было узнать от тебя, я уже знаю. Колоник, я не скажу, что ты молодец, но и винить тебя не буду. Молод ты пока. Свободен. Колоник растерянно поднял глаза. Он не ожидал такого резкого обрыва беседы. - Иди, иди… Мэг поднялся и растерянно пошел к выходу. Самоуверенный и удачливый до сих пор он впервые столкнулся с Управлением. Хуже всего, что появился он здесь из-за своего поражения, первого поражения мэгов от мистиков. И понял, что с Управлением лучше больше не встречаться. А еще ему страстно захотелось увидеть Иону еще раз… Когда за Колоником закрылась массивная дверь зала, из-за камина спокойно вышел Раджа. Ничего не говорило о том, что они с Канди были смертными врагами. Канди улыбнулся: - Что скажешь? - Хозяи-ин…«Я понимаю, что у каждого – своя миссия». Управленец, – Раджа явно иронизировал. - Ты кусаешь как-то беззубо… Что навык потерял? - Вам акулам видней, – продолжал играть Раджа, но в следующий момент вдруг оборвал и сказал уже серьезно: - А мне опять в лес. - Он появится у трусов? - Если появится. Его судьба не похожа на судьбу его сородичей… - И кто же он? - Не знаю. Но запах его – это и не кислый запах трискера, и не горьковатый аромат луида, и не безвкусие эльфа… - Ты так играешь образами, что можно подумать о запахе как о чем-то реальном. Как будем ловить иноходца? - Ты не услышал. Он сам к нам придет. Нам просто нужно ждать. - Слушать мэгов? - Да. Только смотри с ними полегче, а то Колоника совсем запугал. - Общаясь с Тролем, ты забыл, кто мы… - Кастовая избранность не должна быть спесью. - Послушай… - Ты даже не попрощался с ним. - Разве? - Ты сказал ему «свободен»… - Это и было моим прощанием… - Гм… Но это твои дела. А я пойду трусов искать… - А от дессы тебя опять спасать буду я? - Канди, знаешь что? - Что? - Не ворчи… Гром открыл глаза. Он лежал в каком-то шалаше. Сквозь аккуратно уложенные ветви струились солнечные лучи и легко скользили по телу латника. Гром вздохнул. Видимо, битву они все-таки проиграли, а его каким-то чудом вынесли с поля сражения. Они отступают. О грядущем поражении он догадался еще во время Акта. Поэтому не удивился. И каковы теперь планы? Наверное, нужно отбивать крепость… Ладно, сейчас это не его забота. Есть на то и полководцы. Прислушался. У входа двое ополченцев толковали что-то про Гору и были так увлечены, что не заметили, как Гром сел рядом, едва выглядывая из своего шалаша. - Говорят, что она – живая. Она дышит. Я слышал… - Слышал, как дышит? - Да нет же! Слышал, что…У нас в деревне жила одна старуха, из колдуний. Я еще пацаном был, когда она говорила, что эта Гора живая, что если подойти к красным провалам, которые видны с восточной стороны, то можно услышать не только ее дыхание, но даже стоны. - Да ну! - И потом нехорошая она, эта Гора. И поход к ней дело глупое и страшное. Добром это не кончится. Потому что Гора – это вовсе не то, что говорят о ней. Гора – это какое-то дикое зло. Помнишь о первом восхождении? - Да, было человек десять, кажется, кто двинулся на вершину. Насколько я помню, у них провизия кончилась. - Все это сказки Сюзерена для таких как мы. На самом деле они все до одного либо погибли, либо с ума сошли. Представляешь, ты проходишь 10 километров в гору, ставишь шалаш, ночуешь, а на утро оказываешься там, где был два дня назад… - Как это? - А так. Вроде и не двигался все это время в гору, а сидел на одном месте. А потом и вовсе худо стало у них там. Темное стало твориться. Убивать их стала Гора. Первый погиб – сорвался в расщелину, которой еще вечером не было, второй без вести пропал, ну и так далее… Последних двух нашли шепчущими какие-то странные молитвы, нашему народу неведомые. И оба были седые. Двадцатилетние парни и белые-белые, белее снега. - А ты-то откуда все это знаешь? - Знаю. Верь мне, я знаю. Помолчали. - Слушай, Тарки, и все-таки кто тебе рассказал про Гору-то? А? Может, это все просто болтовня? - Может, и болтовня, да только я на эту Гору ни-ни. И вдруг перешел на шепот: - А старуха-колдунья-то, которая видела, как Гора дышала, еще кое-что рассказывала. Она говорила, что дух Горы приходил к ней во время транса в виде Красного Дьявола и требовал жертв… - Каких таких жертв? - Старуха-то свиньями откупалась, а Гора трискеров требовала… И чтобы непременно молодые девки… - Девки… А она, значит, свиней подкладывала. Ловко, – усмехнулся слушатель, но в следующий момент возмутился. – Погоди, да ты врешь! Как можно свиньей трискера заменить? - Эка темный ты. Если свинью разделать, она совсем как трискер, внутри похожа… Там сердце, печень, почки – все очень похоже… А которые в миф ходят, они же вещи-то наизнанку видят… - Да все равно, врала твоя старуха. - Может и врала, да только убили ее наши деревенские, потому как она изводить народ стала. Мертвых девок потом находили распятыми возле горы рядом с провалами. Я так думаю, Гора все-таки добилась своего… - Знаешь, Тарки, ты ври, да не завирайся… Стали бы наши целым народом идти туда в Гору, если б все было так, как ты рассказываешь… - А ты думаешь, как? Кто нас к этому толкает? Мистики! Те, кто ходят в миф… А мы-то там не бывали, не знаем. Да я думаю, через миф Гора всех уж поработила – и трискеров, и луидов! Вишь, всем эта Гора стала нужна. Все намылились на нее взгромоздиться… Тут Гром не выдержал и решил вмешаться. - На счет Горы вы ребята загнули. Она может и живая, да только не такой ужасный монстр… Ополченцы так и оцепенели, будто говорил с ними не латник, а та самая Гора, которой они так боялись. Наконец Тарки пришел в себя и растерянно произнес: - Ты погоди. У нас приказ, как только ты очнешься, доложить. Я щас. И ополченец быстро побежал в сторону самого большого шалаша. Второй же вместо того, чтобы остаться с Громом, почему-то потихоньку смылся. Латник огляделся. Только теперь в нем зародилось сомнение. Лагерь был каким-то слишком убогим даже для отступающей армии. Нет ни трискеров в форме, ни командования, ни военной выправки в передвижениях – все как-то несерьезно и напоминало деревенский стан. Все шалаши были временными, при этом их было явно недостаточно, чтоб вместить хотя бы пятьдесят трискеров. Или это все, что осталось от гарнизона Лью? Через минуту все сомнения Грома развеялись. Окруженный пятью охранниками перед ним появился не кто-нибудь, а сам Троль. Латник выругался про себя. Можно было догадаться. Но как так получилось, что Гром оказался не у кого-нибудь, а именно у предателей? Более паршивого положения Бессмертный и представить себе не мог. - Удивлен, Трискер? Кстати, я тоже. Сейчас остатки гарнизона Лью о тебе сказки рассказывают, просто воспевают твое бегство с поля боя. Кстати, что случилось? Очень захотелось жить? Ну, это ничего. Ах, да! Я забыл. Уже давно пора приступить к церемонии передачи звания самого Главного Предателя… Теперь Троль ты. Знаешь, меня даже немного зависть одолевает! Я предал деревню, ты – целую крепость… Ну, что, обнимемся как братья? - Со мной случилась беда. Но глумиться над собой я никому не позволю, тем более, такому ничтожеству как ты. Еще слово и я разорву тебя голыми руками. - Да. Я боюсь. Я же трус. Поэтому я не буду тебя раздражать. Успокойся, отдохни, подумай. А через два дня скажешь, уйдешь или останешься. В некотором смысле мы спасли тебе жизнь. Мы нашли тебя возле болота. Если бы первыми тебя обнаружили луиды, ты бы не проснулся… И важная свита во главе с главным предателем и трусом вернулась к себе в самый высокий шалаш. А Гром постепенно стал сознавать, что с ним произошло. Если Троль не врет, он покинул поле боя. А это могло произойти только в одном случае. Его Темная сила поработила его. Но пока он не чувствовал изменений. Он еще не становился призраком. Значит, предатель врет. Тогда что произошло на самом деле?
×
×
  • Создать...