Константин Симонов Из дневника ("Да, война не такая, какой мы писали ее...") Июнь. Интендантство. Шинель с непривычки длинна. Мать застыла в дверях. Что это значит? Нет, она не заплачет. Что же делать - война! "А во сколько твой поезд?" И все же заплачет. Синий свет на платформах. Белорусский вокзал. Кто-то долго целует. - Как ты сказал? Милый, потише... - И мельканье подножек. И ответа уже не услышать. Из объятий, из слез, из недоговоренных слов Сразу в пекло, на землю. В заиканье пулеметных стволов. Только пыль на зубах. И с убитого каска: бери! И его же винтовка: бери! И бомбежка - весь день, И всю ночь, до рассвета. Неподвижные, круглые, желтые, как фонари, Над твоей головою - ракеты... Да, война не такая, какой мы писали ее, - Это горькая штука... К. Симонов Пролог Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил. Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит... А нашли меня осенью. Листва была еще зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного... Нашли меня случайно - молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал. Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили. В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной. 'Есть!' - воскликнул он, когда его лопатка отвратительным звуком ширкнула мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели? Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот, после последней моей атаки, так и заржавел, нечищеный. По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять. Ну не хотелось... Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала. Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал. Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало. Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала... Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются. Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу... Мне б, дураку, 'Отче наш' вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда? Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли. А наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон. Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход. Как были - с пробитыми касками, в бинтах, оторванными ногами - они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь. А мы остались. А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку. И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона. Второй только вздохнул: 'Эх, блин, еще один неопознанный' Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне. Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст. Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю. Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться. Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине. Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих. Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается. Так думаю я и сейчас, уже после того, как мы ушли над лесом на восток. И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался! Первая Интерлюдия - Не смогут. - А я тебе, говорю, смогут. - Да не смогут. Не то поколение. - Да причем тут поколение... Думаешь тогда все прямо так рвались? - Думаю да. Воспитание другое было. - Ага... Воспитание... Если завтра война, если завтра в поход? Ты про это? - Не только. Старшие братья и отцы у тех воевали. - Друг с другом? - Да. И друг с другом тоже. Ну и что? Романтика войны питала тех. А этих что питает? Водка? - Тоска по не сбывающемуся настоящему их питает. Поэтому и они смогут. - Не болтай ерунды... - Чем, чем не болтать? - Никакой тоски у них нет. Задыхающиеся растения. - Не их вина, что воздух серой пахнет. - Скорее бумагой. - Да... Бумажное время... - И поколение бумажное... - Попробуем? - Давай. Каких возьмем? - Обычных. Хотя бы этих. Как тебе? - Да. Обычные. Тоскливые циники. - Делающие вид, что им все равно. - Им и впрямь все равно. - Выборка какая? - Количественно? Никакая... Десять человек - это разве выборка? - Погрешность, конечно, высокая... Даже рандомизация не поможет. - Погрешность практически сто процентов. Отчет зарежут на Совете. - Если разрешение получим, по результату опыта, то проведем еще серию. - Контрольная группа? - Близнецовым методом отследим позже. - А план? - Латинский. Два на два. - Слушай, ты уже готов был что ли? - Ага. Ну что? Создаем точку бифуркации? - Поехали! Глава 1. Снаряд. По краю воронок - березок столбы. По краю воронок - грибы, да грибы. Автобус провоет за чахлым леском, Туман над Невою, как в сердце ком. А кто здесь с войны сыроежкой пророс? Так это ж пехота, никак не матрос. Матрос от снаряда имел поцелуй И вырос в отдельно стоящий валуй. Ю. Визбор 'По краю воронок' - Есть! Невысокого роста, слегка рыжеватый парень в камуфляже тыкал щупом в кочку. - Чего у тебя, Захар, там есть? Кость? - отозвался копающийся рядом второй. - Не... Металл. Хрень какая-то. Большая. Лех, глянь-ка. - Не убирая щупа с большой кочки, Захар приглашающе махнул. Тот взял лопатку, воткнул в землю нож, встал с четверенек и подошел к Валерке. Двумя взмахами смахнул слой листвы вокруг и взялся за щуп. Потыкав им вокруг кочки, сказал: - Минак у кого? - Леонидыч! - заорал Захар. Крик по безмолвному, еще голому апрельскому лесу прокатился несколько раз. - Леонидыч! - Да не ори ты, - поморщился Лешка. - Если он в пищалке, хрен чего услышит. Кстати, вон он! - и показал лопаткой на другую сторону оврага. - В кустах шарится. Леонидыч, командир поискового отряда "Возвращение", крепкий, плотно сбитый мужик 52 лет, майор запаса, действительно был в наушниках. Индукционный металлоискатель и впрямь порой оглушал так, что после шести часов работы с ним свист в ушах продолжался до следующего утра. Поэтому опытные поисковики обычно с ним не работали, полагаясь на опыт, нюх и интуицию. Однако сегодня все были загружены своей работой. Захар и Лешка шли по краю оврага по траншее, девчонки, Рита с Маринкой, подымали верхового лейтенантика, которого еще вчера нашел Толик, совсем недалеко от лагеря. Остальные мужики - Виталик, Сашка и Юра пошли в дальнюю разведку к озеру, искать захоронку десантников. Ёж сидел в лагере дежурным, замученный медвежьей болезнью, случившейся с ним ни с того ни с сего. - Леонидыч! - Рявкнул снова Захар. Тот продолжал игнорировать, стоя к ним спиной. - Может кинуть в него чем? - флегматично предложил Лешка, наблюдая, как афганка исчезает в кустах. - Лопаткой? - предположил Захар. - Или щупом? - В задницу, по самые гланды! - хором закончили оба любимой присказкой командира. Которую он, впрочем, при девчонках не высказывал. Лезть в овраг никак не хотелось. Глина была мокрая, снег сошел совсем недавно, карабкаться по грязи было лень. Лешка уже собрался прыгать, но именно в этот момент Леонидыч оглянулся. Ребята замахали ему, тот снял, наконец, наушники. - Леонидыч, иди сюда! Хрень нашли какую-то! Тот молча кивнул в ответ и скрылся в лесу. - Куда это он? - Оторопело спросил Захар. - В обход, наверное. - Пожал плечами Лешка. - Покурим? Они уселись около березы и вкусно задымили. "Примой". Почему-то другие сигареты в лесу не курились. Огонек уже обжигал пальцы, когда командир, наконец, вышел из кустов по эту сторону оврага. - Чего звали? Чего хотели? - бодро сказал он, скидывая минак и рюкзак на землю. Захар встал на колени около кочки. - Леонидыч, посмотри, чего за ерунда тут? - Он потыкал щупом в кочку и вокруг нее. Везде был явственно слышен металлический звук. - Сейчас... - Тот вытащил свою финку и начал квадратами снимать дерн. Земля была явного рыжего цвета. Леонидыч долго возился, но постепенно стал вырисовываться контур огромной остроугольной болванки. - Снаряд. Гаубица. Похоже наш. - Выпрямившись он вытер нож о штанину. - Вот это дура... - почему-то шепотом сказал Лешка. Снаряд длиной около полутора метров, словно древний крокодил выглядывал из земли. - Похоже наш. 305 миллиметров. - Охлопал ладони Леонидыч. - Через ствол прошел? - спросил Алексей? - А кто его знает. - Меланхолично ответил командир. - Не смотрел. Но скорее всего, прошел. Здесь позиции немцев были, значит, гаубицы такого типа стояли километрах в 25-30 отсюда. За Михайловкой как раз. Немцы ее так и не взяли. Лупили по Ивантеевке скорее всего. Там, в сорок втором, штаб второго армейского корпуса был у гансов. - А здесь то почему снаряд? - спросил Захар, с уважением разглядывая ржавого поросенка. - Тут с километр же еще до Ивантеевского урочища. - Недолет... - ответил командир. - Ладно. Воткните тут пару веток с бинтами. Вечером вернемся, бахать будем. - Как ее бахнешь-то? - удивился Захар. - Тут такой кострище надо разводить. - А мы с берега оврага подкопаем, внизу нодью разведем, снаряд туда сьедет оползнем, сверху еще пару бревен быстро бросим. Полчаса как минимум прогреваться будет. Уйдем за тот пригорок, - он показал в сторону бывшей Ивантеевки. - В мертвой зоне осколки не достанут. Да и вряд ли разброс большой пойдет. - А может, ну его на хрен, эту балерину? - засомневался Алексей. - Оставим как есть. Вызовем саперов из Демянска, они приедут и взорвут на месте. По медали, заодно заработают. - Нет в Демянске саперов. Если и поедут, то из Новгорода. Но поедут вряд ли. Места тут глухие, людей нет. А если и приедут, то взрывать не будут. На рыбалку пустят. Тут же на озере и отдохнут. Да и когда они сообразят? А тут, смотри, "черные" тоже смотри бродят. В этой дуре центнер живого веса. А тротила не помню сколько. Минимум половина. Так что сегодня вечером взорвем. Нодью умеете делать? - Ну... Как бы тебе, Леонидыч, сказать... Не пробовал. Может и умею. - Понятно... А ты, Захарыч? Тот пожал в ответ плечами. - Значит так... Срубите шесть сухостоин потолще. На дальней стенке оврага одну разведем, на этой другую. Тут и там, ага. - показал он щупом места. - Положите два бревна на том берегу и повбивайте колышки вдоль бревен. Чтобы не разъезжались. Сверху на два третье бросьте. Чтобы как бы пирамидка получилась. Только прежде чем бревна туда складывать, сделайте из хвороста заготовки для маленьких костров внутри. А бревна понадрубайте с надотколом щепы. - Понятно? Парни переглянулись: - Ну как тебе сказать, командир? А зачем эта... Байда? - Нодья. Сильный жар она во все стороны дает, особенно если поджечь бревна одновременно по всей длине. Как раз это и требуется. - Леонидыч! У нас и топора то нет! - развел руками Лешка. - Студенты... - матерно вздохнул тот. - Пошли. Они отошли чуть в сторону и командир, уперевшись прочно в землю, тут же руками свалил древнюю сухую сосенку недоростка. Корнями та выворотила кусок колючей проволоки и шумно рухнула на землю. - Учитесь, бойцы, пока я жив! Валите еще. Потом подтаскивайте к оврагу. Я сам уж там сделаю, все что надо... ...Уже через полчаса все было готово. Бревна были свалены и уложены, костры готовы, оставалось только подкопать берег оврага и можно взрывать. - Ну, пошли! - Командир критически осмотрел дело своих рук, Лешка и Валерка были только "подай-принеси" - Поужинаем, все соберутся и вернемся. И они, собрав инструменты, отправились через пригорок в сторону бывшей деревни Ивантеевки, где стояли лагерем около позаброшенного немецкого кладбища. - Слышь, Леонидыч! - спросил Захар, когда они вышли на просеку. - Я вот понять не могу, а чего их не хоронили-то? Немцы своих хоронили, а наши нет... Ну ладно, понимаю, когда отступали. Некогда было. А когда наступали - тоже некогда? А тут вообще - позиционная была. Могли бы и по человечески... - Не знаю я, Захарыч. - Вздохнул в ответ командир. - Знаю вот только то, что после войны некому было. Города разрушены, деревни сожжены. Ты сюда в кузове "Урала" ехал? Я в кабине 12 бывших деревень насчитал только вдоль дороги. А в прошлом году мы под Чудово работали, на Лезнинском плацдарме. Там, где батальон капитана Ерастова полег. Слышал? - Ага, Юра рассказывал. - Кивнул Захар. - Это где двое в живых осталось? - спросил Лешка. - Да, лейтенант, переплывший Волхов с ранением в челюсть и боец, которого через сутки на берегу подобрали. Так вот, когда Чудово освободили в сорок четвертом, во всем поселке осталось в живых около пятисот человек. А до войны было десять тысяч. Ну и кому убирать, если одни бабы, старики да дети, которым даже жить то негде было. Подвалы. А на улицах немцы, наши... Тысячами. В школе просто из окон выбрасывали и тут же в асфальт закатывали всех подряд. Дети так в баскетбол на костях и играют. Единственное здание, которое там уцелело - дом-музей Некрасова. Тетка-экскурсовод с такой гордостью сказала, как будто лично гансов на порог не пускала. Дура. Потом повела нас, после осмотра его спальни, во двор. К могилке его любимой собачки. Жену он на охоту взял в первый раз, она сослепу ли, с хитрости ли ее и пристрелила. Чтобы не шатался там по лесам, пока она дома сидит. Впрочем, это его не остановило. Ушел в депрессию, написал пару стихов трогательных, собачку похоронил и камушек ей поставил. Гранитный. Пока горевал, жена ему рога ставила с его же другом. Но не суть, в общем, привели нас к этой могилке и тетка напыщенно так, глаза в небо вперла и говорит с придыханием: "Постоим же молча у могилы лучшего друга великого поэта Николая... Алексеевича... Некрасова..." А у нас это уже третья минута молчания за день. Но от неожиданности все заткнулись... - И чем дело кончилось? - А ничем особенным. Виталик воздух испортил громко, и у всех просто истерика ржачная случилась. У бабы тоже. Только не смеялась она. Пятнами пошла. И как давай орать! Что именно орала не помню, но, типа, впервые видит таких бескультурных ублюдков, которым недорога память о России. - Так и сказала? - засмеялся Захар. - Насчет ублюдков не уверен. Возможно, уродами. - Улыбнулся Леонидыч. - Однако пришли! У костра стоял, с поварешкой наперевес, Ёж. С лица его уже сошла зелена, но он зачем-то стал прихрамывать, когда пошел навстречу мужикам. - Ёж, ну чего опять случилось? - с тяжело скрываемым смехом спросил Захар. - Толик, блин, мне кипятка в болотник налил, ссссс... нехороший человек! - погрозил Ёж Толику поварешкой. - Без супа останешься! Понял? Большой, склонный к полноте, добродушный Толя Бессонов быстро покраснел и развел руками: - Да я, блин, дрова ему помогал колоть, когда вернулся. А то этот... по кустам бегает все время, не успевает. Ну, рубанул, от чурки щепа откололась и прямиком в костер по дуге. И главное, кувыркается. А я еще подумал, лишь бы Ежу не в живот. И так болеет. - Не пи... ври! Ты, вот точно так и подумал! - подпрыгнул на одной ноге возмущенный Ёж, больше похожий на всклокоченного молодого петуха, прыгающего издалека на большого добродушного сенбернара. "Сенбернар" Толик продолжил: - А щепа раз - и по ведру попала. А Ёж как раз на кой-то черт наклонился около ведра... - Я костер поправлял, чтоб горел лучше! - заорал тот в ответ. - ...Кипяток плеснул - не обращал на него внимания Толик - И прямо в болотник ему. А беда то в чем... Сапоги расправлены были. Он орет, валяется, а я понять еще не успел в чем дело. Ну, бегу, снимаю с него сапог... - Толик, Можно я продолжу? - из палатки выбралась Маринка, - Подходим мы с Ритой, мужика в мешке несем, и тут смотрим - картина. Валяется, значит, Ёж на спине, орёт благим матом, а Толик с него в скоростном режиме штаны снимает... Минут пять над поляной висел истеричный смех. При этом Толик пытался чего-то сказать, но все его попытки вызывали еще более дикий хохот. Ёж в ответ все махал поварешкой на длинной деревянной ручке, пока не попал сам себе по затылку. - Блин, - отсмеявшись, сказал командир - Чем дело то кончилось? - Да нормально все! - Воскликнул Ёж. - Пятку чуть обжег и все. - Да, Ежина, вот и пойми, везучий ты или нет... - утирая слезы, сказал Леха. - Если тебе гранату в руки дать, то она наверняка взорвется минут через пять. Но ты сам цел останешься, только палец ушибешь. - Типун тебе на язык! - отбрехнулся тот. - Давайте уже жрать, я суп сварил и макароны с тушенкой. Только мне сначала обезбаливающее надо, противовоспалительное и общеукрепляющее. - Поедим сейчас, а общеукрепляющее, когда мужики с озера вернутся. Кстати, Рита где? - Умываться до воронки пошла. Ближайшую воронку от тонной бомбы они проверили в первый же день. Не было там ни останков, ни железа, поэтому оттуда и брали воду на еду, там и умывались. - Тут я, командир. - Вышла из сумерек Рита. - Ежу не наливай. Я ему уже налила после утех с Толиком. - Чего ты мне налила? Там было-то двадцать грамм всего. - Возмутился Ёж. - Не двадцать, а пятьдесят! - строго посмотрела на него Рита, высокая статная шатенка, бывшая штатным медиком и фотографом отряда. - Тридцать грамм туда, тридцать грамм сюда... - забурчал "раненый". - Верещал тут как недорезанный, право слово! - не обращая внимания на Ежа, продолжала она. - Недоваренный, скорее! - хихикнул Лешка, с наслаждением снимая сапоги. Вставать, куда-то идти не хотелось. Ноги его гудели, ровно два телефонных столба в сильный ветер. Густо и быстро темнело. Все молча хлебали гороховый суп с незаметными в крапинками мяса, время от времени передавая друг другу, то кусочек хлеба, то горчицу. Когда дежурный стал накладывать склизкие макароны с тушенкой, из черноты вышли трое оставшихся членов отряда. С грохотом свалив лопаты и щупы, но аккуратно поставив миноискатель под тент, они плюхнулись на бревна, лежащие скамейками вокруг тента. - Ну что, командир - не нашли там ни хе... Ой, простите девочки! - ничего! - устало дыша, сказал Виталик Комлев, здоровый битюг под два метра ростом. Лешка Винокуров, доходящий ему ростом до подмышки, но не уступающий, пожалуй в массе, солидно кивнул: - Лошадь только. Но в сбруе. Так что, может, есть кто рядом. - Там вроде как красноармейский кавкорпус отходил вдоль озера в сорок первом. Они, наверное. - Задумчиво Леонидыч. - Павлов говорил. - Какой Павлов? - вскинул голову от тарелки Ёж. - Командир демянского отряда. Собака которого у тебя сало сожрала. - Аааа... У нас замдекана Павлов. Вот чего-то попутал. А этого кобеля я еще пристрелю. Из "Вальтера". Найду пистолет и пристрелю обязательно. - Ёж, у замдекана Петров фамилия, к концу первого курса пора и запомнить! - поправил его невидимый за темнотой Захар. - С-скорее всего, д-да, кавалеристы. - Чуть заикаясь ответил Юра Семенов. - Железа - море. Гранаты, винтовки, патроны, к-каски. Останков нет. - Но там есть пара ямочек приметных, похоже на захоронки. Завтра проверить надо. Глубинный щуп возьмем и потыкаем. Ага, спасибо, Марин! - поблагодарил Саша девчонку, передавшую ему тарелку с супом. - Понятно. У вас девочки как? Бойца добрали? - Добрали. Медальона, к сожалению, нет. Личных вещей тоже. Ремень, подсумок с патронами, лопатка. Да, в обмотках. Один кубарь, который вчера Толик нашел и все. - Да, жалко... Толик у тебя? - Голяк, командир. Железа много, а зацепиться не получилось. - У нас тоже пусто. Значит пять дней, пять бойцов, ни одного медальона. Не густо. Правда, мужики отличились под вечер. Похоже гаубичный снаряд триста пять миллиметров. - Фига себе? Где? - Встрепенулся Юрка, неравнодушный ко всяким железякам и прочим экспонатам. - За пригорком, на той стороне оврага. - Слушай, погоди, а как она оказалась то здесь? Это же такая дура! Сорок пять тонн тонн! На гусеничном ходу! Снаряд только три центнера. - Сколько? - удивился, обычно бесстрастный, командир. - Чего-то мне показалось центнер. - Может ста пятидесяти двух миллиметровая гаубица? Она все-таки при прорывах применялась из Резерва Главного Командования. 305 то откуда? - Юр, там свинья метра полтора длиной. - Захар наглядно показал длину снаряда. - Ну, так что? Надо бахнуть! - важно сказал Сашка. - Когда еще такое бахнуть придется? - Ага, только надо еще перед дорогой бахнуть другого чего-нибудь. - Вставил Виталик. - Эх, в музей бы поисковый такую... - глаза Юры Семенова горели огнем филателиста, узревшего редкостную марку в чужих руках. Рита испуганно оглядела лица мужиков, багрово светящихся отблеском костра. - Да вы чего, обалдели? Оно же тут на воздух подымет все, вместе с нами и Демянском в придачу? - Рита! Без паники! Лежать ей тут нельзя. Летом пожары бывают, да и мало ли кто вскрывать полезет. - Какие нафиг пожары? - вскипятилась она. - Сколько лет лежала не взорвалась, а тут они мир решили спасти, видите ли! - Рита! Все нормально, все под контролем! - Попытался ее успокоить Андрейка Ежов. - Там же командир был. Все посмотрел, все видел, все рассчитал! - Ёж! Ты бы молчал бы... - Резко развернулась она к парню. - Ты же блин вместе с этим снарядом на сосну взлетишь без штанов! - Как влезу, так и слезу. - Не удержался он, но все же буркнул под нос себе. - Подумаешь, штаны... - В общем так. Идут желающие. Там дел немного. - Не обращая внимания на Риту и тихие смешки поисковиков, сказал Леонидыч. - Быстро разжигаем костер, быстро валим снаряд в овраг и бегом обратно. Тут два километра. По темноте пробежим минут за десять-пятнадцать. Пока он прогреется, пока высохнет - уже вернемся и спать ляжем. Кто идет? - Так чего, все, наверное... - приподнялся Сашка. - Я вот посмотреть хочу. Рита обессилено села на бревно. Мужики засобирались все. Но Леонидыч остановил их. - Погодите, девочки тут останутся. Кто-то с ними еще. Еж, как везунчик и больной... И? - Ну чего... Чуть что - сразу Ёж! - Плюнул Андрейка с досады и попал себе в кружку с чаем. - Можно я еще останусь? - поднял руку Лешка. - Не хочется бегать туда-сюда. - Ага... И Иванцов остается. Через пять минут выходим. Лагерь засуетился, забегал... Кто-то, чертыхаясь, надевал потные, не высохшие носки, кто-то доедал макароны, кто-то, не торопясь, покуривал табачок. И через пять минут лагерь опустел. Повисла какая-то тяжелая, но в то же время опустошающая и облегчающая тишина. Тишина, от которой звенит в ушах. Первым, естественно, не выдержал Ёж. - Лех, сыграй чего-нибудь? - Не могу. - Соврал тот в ответ. - Палец чего-то выбил, когда корни рубил. - Рит, тогда ты? Рита молча развернулась и ушла в палатку, ровно в какое-то убежище. - Ну, блин, - ругнулся Ёж. - Марин, может ты? - Андрюша, - ласково улыбаясь ответила ему Маринка. - я уже сто тысяч лет на гитаре не играла. Ёж скорчил недовольную физиономию: - Ну, тогда я буду болеть! - воскликнул он и надуто отвернулся в полоборота к костру. И в этот момент, южный небосвод озарила вспышка, а через секунду ударил мощный гром. Лешка подпрыгнул на бревне вместе с землей. - Бля... - только и успел он сказать, как по стволам деревьев, с непередаваемо противным звуком, гулко ударили осколки. Несколько железяк, брошенных тротилом, взбили прошлогоднюю листву совсем-совсем рядом от костра. Из палатки выскочила Рита: - Слушайте, прошло-то минут пятнадцать, после того как они ушли. Ребята стояли и неотрывно вглядывались в темноту, будто что-то могли разглядеть там. - Чего стоим? Побежали! - Она вытащила за собой медицинскую сумку со всем набором поисковой зеленки да бинтов, дрожащими руками натянула сапоги и бросилась в ночь. На секунду позже за ней побежали и остальные. Отбежав несколько метров от костра, Алексей вдруг обнаружил, что побежал босиком. Пока вернулся, пока натягивал сырки и сапоги, ребята уже умчались в темноту. - Эй! - заорал он вслед. - Вы где? Но ответом была тишина, тогда он снова помчался в сторону взрыва. Бежать было тяжело, непросохшая апрельская земля разъезжалась под ногами. Да и кочки то и дело цепляли ноги. Несколько раз он спотыкался, но удерживался, пока не зацепился обо что-то податливо мягкое. И плашмя врезался в глину. "Твою кочерыжку..." - подумал он, но не успел подняться, как получил сильнейший удар по голове. И потерял сознание. Глава 2. Первый пошел! Предательство, предательство, Предательство, предательство, - Души не заживающий ожог Рыдать устал, рыдать устал, Рыдать устал, рыдать устал, Рыдать устал над мертвыми рожок Зовет за тридевять земель Трубы серебрянная трель И лошади несутся по стерне На что тебе святая цель, Когда пробитая шинель От выстрела дымится на спине? А. Городницкий. 'Предательство' Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон. Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок. И едва опять не потерял сознание. По двору ходили немцы. Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер - Шютценпанцерваген. Кажется так Юрка говорил. И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома. Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках "Примы". А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские. "Вот я приложился башкой-то" - подумал Лешка. - "Зрительно-слуховые галлюцинации в полном обьеме. Впрочем, и тактильные тоже" В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. "И обонятельные еще..." - меланхолично добавил он сам себе. Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда. Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю. "А вот и большой белый писец пришел..." - подумал Алексей. Дверь, невыносимо скрипя, открылась. - Komm, Komv. Scneller! - немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина. Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного. Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние. А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали? При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой. - Sietzen sie sich! - вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал - стоял в углу, слегка справа за спиной. - Данке шён! - кивнул осторожно Алексей и сел на табурет. - Sprechen Sie Deutsch? - приподнял бровь сидящий. - Я. Абер зер шлехт... Ин дер шуле Лере. - Klar... - И тут в голосе офицера появился металл - Name, Titel, Truppengattung, Militärteil? - Эээ... Вас? - Имья, звание, род войск, военная част? - подал голос стоящий. - Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. - Лешка усердно замотал головой. - Antworte auf die Frage! - Отвечайт на фопрос! - Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий. - Dann warum du in der Militärform? - уставился на него сидящий офицер. - Тогда почьему ти есть в военный форма? Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь? - Господин... эээ... - Heer Hauptman! - Хер гауптман! - Лешка внутренне ухмыльнулся - Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то? Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, пчему-то, морщился. - Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militärform weder bei uns noch bei den Russen. - С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских. - Wie sich hier erwiesen hat? Wohin und woher ging? Zu welchem Ziel? - Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью? - Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут... Домой иду, в Демянск. Немцы переглянулись. - В Демьянск? - переспросил длинный. - Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот... Свидетель Иеговы. Вот. "Что я несу-то..." - с ужасом подумал Лешка. - Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militärform weder bei uns noch bei den Russen. - Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских. "Млять... Чего сказать-то ему?" - пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок. - Geben sie mir bitte eine Zigaretten! Немцы переглянулись. Тощий достал из кармана... Лешкину "Приму" и пластиковую китайскую зажигалку. Неспеша вставил в мундштук, неспеша прикурил и также неспеша подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма. - У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also... если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого - он показал "Приму" и зажигалку. - Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Du verstehst? - Ф-ф-ферштеен. - кивнул Лешка. Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул. - Имья, звание, род войск, военная част? - повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул. - Я... Я не помню... Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово. - Aufschteen! - неожиданно рявкнул в ответ тощий. Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой "Г". И тут же колено офицера въехало ему в нос. Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент... - Der Schweinerne Dussel! - пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. - Ich habe mich aufgeregt... Гауптман опять зевнул и подошел к окну. Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь. - Жиф? Ничьего... скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик. - Г-г-господин... - Feldpolizeikomissar. "И у них комиссары есть?!" - мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху. - Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар... Я с-скажу в-в-все... - гундосо заикаясь, произнес Лешка. - Sietzen! - рявкнул тот в ответ. - Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число? - Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года. - А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего... Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол. Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги. Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли - вот только теперь он понял, что такое "кровавые сопли" - подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу... Но больше всего хотелось жить... Как-нибудь, но жить. Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать... - Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом. - Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои "органы". Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал "огненные черти, огненные черти!". Меня волнует другое... - фельдполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана. - Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? "Республика Корея. Сделано в КНР". В Корейской народной республике... Но Корея японский протекторат. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее... Сигареты 'Прима. СССР' производства компании "ДЖ.Р.Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург" Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении. - Почему во Флориде, герр... - Давайте без чинов. Дитер Майер, к вашим услугам. - Щелкнул каблуками комиссар тайной полевой полиции. - Хорошо, герр Майер. Рудольф Бреннер. Так причем же тут Флорида? - переспросил гауптман. - Там у янки есть город. Санкт-Петербург. Один из центров табачной промышленности Юга, между прочим. Дразнят американцы Усатого. - Ухмыльнулся Майер. - Дразнят... Это как раз в духе янки. И только им в голову приходят эти идиотские слова - прима, экстра, королевский размер... И что в итоге мы имеем? - Что? - не понял Бреннер. - Японская зажигалка, американский табак, новая форма. Без знаков различия, к тому же... Русские перебрасывают сюда элитные свежие части с Дальнего Востока. Вот что это значит. Парень просто не умеет врать. Можно выбить из него все, что требуется. Но мы же, немцы, интеллигентные люди... Не так ли, Бреннер? - Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - щелкнул каблуками гауптман и раздраженно подумал: 'Ты-то конечно, интеллигент! Не-то что мы мясо окопное...' - Да перестаньте, Бреннер, мы же договорились с вами... Майер высунулся в окно: - Эй, рядовой! Ко мне! Рыжий немец, сидевший около бронетранспортера, подскочил и бросился к окну: - Рядовой первого класса Эрих Грубер по вашему приказанию прибыл! - Рядовой, бегом до местного старосты. Отряду вспомогательной полиции прибыть сюда через полчаса. Приказ понятен? Выполнять! - Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - рявкнул рядовой, развернулся кругом и побежал за ворота. - Как мне, Рудольф, надоели эти чинопочитания... - вздохнул Майер. - Хочется чего-то простого, домашнего, человеческого. А вам? "Конечно" - мрачно подумал гауптман - "С тобой пообщайся по-родственному. Мигом дело заведут и в штрафбат загремишь, павлин расфуфыренный" Но вслух сказал совершенно другое: - Может быть, отобедаем, герр Майер? - С удовольствием. Только дайте приказ своим солдатам сопли этого большевика вытереть с пола. Лешка очнулся от скрипа дверей. Он вздрогнул от предчувствия, но на этот раз пришли не за ним. В сарай влетел от могучего пинка долговязый красноармеец в натянутой до бровей пилотке и ржавой от грязи шинели. - Вот, суки! - ругнулся он, когда дверь закрылась. - Чего пинаются? Гады... Потом он перелез по сену к Лешке, улегся рядом и протянул руку. - Здорово! Ты чьих будешь? - Наших. - Буркнул Леха в ответ. - Да вижу, что наших! - Засмеялся красноармеец в ответ. - Тебя как звать-то? - А ты чего такой жизнерадостный? - Покосился на него Алексей. - Вадик Зелянин! - вместо ответа протянул руку тот. - Иванцов. Алексей! - Слышь, Лех... - Вадик подвинулся поближе. - А ты как сюда-то попал? - На летающей тарелке прилетел... - Чего? На какой тарелке? - Ничего. Сам не помню. Помню, что по полю шел. Ночью. Темно было, как у негра в заднице. Споткнулся. Упал в яму какую-то, а там чем-то по голове накрыли. Днем тут очнулся. Вадик засмеялся. - Ты что как кобыла? - разозлился Лешка. - Все ржешь и ржешь... - Да так, выражение забавное, как у негра в заднице... Не слышал раньше. Агась! - Дарю. - угрюмо ответил Алексей и осторожно потрогал нос. Кровь уже давно подсохла, но дышать было носом тяжело. - Слышь, Вадик, а у тебя покурить есть чего? - Откуда... Фрицы все отобрали... - Печально вздохнул "сосарайник". - А меня оглушило. Очнулся - немцы кругом. От полка щепки. 312 стрелковый, 26 Сталинская дивизия, 1 ударная армия. Слышал? - Северо-Западный? - Агась. Под Рамушево бились. То наши надавят, то немцы... Траншеи из рук в руки переходили за день раза по два. А дна в траншеях нет. Кровь да трупы. Да... - Вадик на минуту замолчал, а потом продолжил. - Ну, меня и уволокли. А я сбежал. Агась. Деру на пересылке дал. Лопухнулись фрицы. До вологодских им далече... Он покрутил головой и хекнул. - А я то родом из Старой Руссы. Вот туда и пошел. - Фига себе. А сюда-то как попал? - Так я это... Неделю у солдатки отлеживался. Вроде затихло, ну я и отправился в путь-дорогу. Нарвался, блин масленичный, на полицаев... Вечером отправят по этапу - в деда, в душу, в мать... - А меня расстрелять собираются... - Да ты чего? За что? - Рожей не вышел. Вадик хихикнул: - То-то они тебе нос поправили. А чего за форма такая у тебя? Не видал ни разу. - Опытные образцы ввели. - Покосился на него Лешка. - А я ночью до ветра пошел. Ну и блуданул малость. Вляпался к фрицам в дозор. - А ты не из десантуры? Тут, говорят, немцам в котел две бригады закидывали комиссары... - Да какая десантура... Их же вроде в феврале закинули. А к апрелю вроде как кончили уже. - Сказал Лешка, а сам подумал, что под свитером-то тельняшка... - Да не... Шарахаются еще где-то. - равнодушно сказал Вадик. - Остатки. Фанатики, блин. Ни еды, ни оружия. А все по болотам бегают. Главное толку от них никакого. Сдохли только без дела... - Странно ты как-то говоришь... - Лешка искоса посмотрел на Вадика. - А что тут странного? Уж не знаю, что лучше. По болотам без оружия голодным и раздетым бегать или немцам в плен сдаться. Из плена и бежать можно. А тут куда? Или свои или немцы шлепнут. Немцы дюже десантников не любят. Агась. - А свои-то за что? - Знамо дело... - пожал Вадик плечами. - За невыполнение приказа и дезертирство. Они тут должны были двумя бригадами весь котел немецкий в плен взять. А немцев тута тысяч семьдесят. Во как. - Делааа... - Лех, слышь чего скажу... У меня папироса есть немецкая. Одна. Заныкал от вертухаев фрицевских. И спички в ботинке. Давай-ка курнем! - Давай! - обрадовался Лешка. - А ну немцы унюхают? - А... - Махнул собеседник рукой. - Фонарем больше, фонарем меньше. Подумаешь. - А давай! Соблазн, втянуть хотя бы каплю никотина, был больше, чем очередной удар прикладом. Они устроились в углу сарая и накрывшись шинелью Вадика стали по очереди тягать цигарку. В голове поплыло, по рукам и ногам побежали приятные мурашки... - Где, говоришь, служил то? Не задумываясь, Лешка ответил первое, что пришло в голову. - 312 стрелковая. 86 полк. Рядовой. - Вроде не было тут триста двенадцатой? - А перекинули недавно. Я вообще первый день на фронте. - Понятен. Ну, сиди пока. Тут Вадик откинул шинель, подошел к двери и пнул несколько раз. - Открывайте, песьи дети! Расколол я его. Дверь открылась. На пороге стояло три бойца в красноармейских ватниках, с трехлинейками, но без петлиц и белыми повязками на правых руках. 'Полицаи!' - понял Лешка. - Ну чего, тезка? Будем знакомы сызнова? - ухмыляясь, сказал 'Вадик'. - Олексий Глушков, начальник Ивантеевского волостного отряда шютцполицай. Леха молчал. А что тут скажешь? Он встал, заложив руки за спину. - Выходи, тезка. Сейчас тебе шиссен делать будем. Делать нечего. Леха вышел под небо, висящее такой же свинцовой тяжестью над бестолковым миром. Двое полицаев оттащили его к стенке, а начальник Глушков что-то пояснял фельдсполицкомиссару. Тот уже успел сменить штаны, и стоял безукоризненно чистый в этой грязище. Потом они подошли к Иванцову. Немец долго разглядывал опухшее лицо Алексея, а потом сказал: - У тьебя есть два варианта. Льибо ти умираешь сейтчас, льибо ти жьивешь сейтчас. Что ты виберешь? Леха молчал. На дурацкий вопрос можно дать только дурацкий ответ. Но такого ответа не было в пустой звенящей голове. - Молчьишь? Потом он развернулся и резко бросил, ровно выстрелил: - Erschiessen. Рядовые немцы наблюдали молча за происходящим. Глушков взял винтовку, передернул затвор и спросил: - Тезка, а ты родом-то откуда? - Вятка. - Приглушенно сказал Иванцов. - Молись, коли верующий! И глаза-то закрой. Легче будет. Леха закрыл глаза. До сих пор ему все это казалось бредом каким-то, сном, фантастикой. А тут вот она правда-то... Несколько секунд - и тебя нет. А смерть вот она. Из глаз полицая смотрит. Пулей дотянется сейчас и все... Конец... - НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Леха свалился на колени: - Ж-жизнь. Жить х-хочу. А потом зарыдал и упал окровавленной мордой в коричневую жижу. - Gut! - остановились рядом с ним начищенные сапоги фельдсполицкомиссара Дитера Майера. - Жизнь есть карашо. Но ее надо заслужить. Да? Ты себя плёхо показал на допросе. Сейчас ты докажешь свою преданность жизни, когда съездишь со своими новыми друзьями в деревню Опалево. Говорьят там есть раненый партизан, а можьет твой товарищ. Соратник. Найди и привези его сюда. Поднимите его. Майер отошел на пару шагов, не желая больше пачкаться. Двое полицаев подхватили Иванцова под руки и попытались поднять на ноги. Но Лешка был в полуобморочном состоянии, еле стоя даже с помощью. Полицаи потащили его к телеге и закинули туда как зарезанного поросенка. 'Russische scwiene...Welche sie die Schweine aller...' - потом он, поморщившись посмотрел на небо: 'der Arsch der Welt...' По дороге в Опалево Лешка успокоился, хотя его и потрясывало время от времени. Ему дали какую-то тряпку, он сколько смог отчистил форму. Потом нацепил такую же белую повязку, как и у других. Ему что-то говорили, но он не реагировал, не понимая смысла обращенных к нему слов. Точно через туман доносились звуки разговоров, смешки. Кто-то совал в рот сигарету, он механически курил. Потом снова пошла носом кровь. Он сел сзади телеги - время от времени сморкая и харкая красным на дорогу. Из оцепенения его вывел только сильный толчок в спину. - Приехали! - больше догадался, нежели услышал Иванцов Алексей. Бывший студент первого курса, бывший поисковик, а ныне предатель и полицай. Двое полицаев пошли по одно стороне деревни, Глушков потащил его за собой по другой. Еще один остался в телеге. Они зашли в первый дом, заглянули в подвал, под кровать, залезли на чердак, посмотрели в хлеву. Потом начальник волостной полиции сунул под нос старухи кулак, и они пошли в другой дом. Потом во второй дом, в третий... А в четвертом Глушков увидал то ли дочь, то ли внучку хозяйки. Молоденькую девчонку лет четырнадцати-пятнадцати. Выпнув тетку на улицу, он рявкнул на Лешку, чтобы тот постоял в сенцах. Тот повернулся было, но краем глаза успел увидеть, как полицай влепил пару оплеух девчонке и навалил ее на стол. Винтовку, чтобы не мешалась, тот поставил в угол и теперь, одной рукой задирая юбку, судорожно стаскивал с себя штаны. Девка орала благим матом, но отбиваться даже не пыталась от страшной вонючей скотины за спиной. Впрочем, Алексей этого всего не слышал и не видел. Он целился из винтовки в спину полицая. Грохот выстрела снял все. И вату из ушей, и оцепенение в душе, и вялость в теле. Тело бывшего полицая сползло на пол, а девчонка билась в истерике, залитая его кровью. Иванцов вышел во двор. На выстрел уже неслись по улице двое. Он перезарядил винтовку и почти в упор разнес голову одной сволочи. Второй остановился, задергался и побежал обратно за забор. Иванцов пошел за ним. Но дойти не успел. Пуля из немецкого карабина оставшегося в телеге часового пробила ему живот. А потом двое полицаев добивали его прикладами... А он улыбался. Добавлено спустя 32 секунды: Глава 3. Десантура. Автоматы выли, Как суки в мороз; Пистолеты били в упор. И мертвое солнце На стропах берез Мешало вести разговор. И сказал Господь: - Эй, ключари, Отворите ворота в Сад! Даю команду От зари до зари В рай пропускать десант. М.Анчаров. 'Баллада о парашютах' - Смотри! Леха! - Да ну на хрен... - Точно Леха. Кровью сморкается... - Да не может быть, у них повязки белые. Видишь? Это же полицаи! Захар с Виталиком лежали в кустах, наблюдая как по проселочной дороге мимо ковыляла телега с пятью мужиками. Четверо были одеты как обычные красноармейцы, только один сзади на телеге был в пятнистом камуфляже. Время от времени он утирал сочившийся кровью нос и сморкался красным на дорожную хлюпающую жижу. - Значит, не только нас сюда забросило? И его тоже? - Он же в лагере оставался... - А сейчас тут... Они молча смотрели, как телега удаляется за поворотом лесной дороги. И тут же, не сговариваясь, броском кинулись на другую сторону леса. Рывок получился удачный. Хотя и преодоление дорог в тылу врага считается одной из самых опасных тактических операций, но на этот раз им повезло. Ни связистов, ни танкистов, ни прочих ганомагов с цундапами. Только одна телега, на которой тряслись пятеро полицаев. И один из них чертовски похож... Да мало ли что можно увидеть после того, как практически под тобой взорвался снаряд калибром 305 миллиметров... У Захара до сих пор уши были заложены. Хотя вроде и взрыва-то он не слышал. Шваркнуло огнем перед глазами и все. Сразу утро. Открываешь глаза, а тебе прямо в нос упираются берцы Виталика. И больше никого рядом нет. И лес другой. Вроде тот же, но другой. Противогазы, колючка, воронки. И все свежее. Будто бы еще вчера шел бой прямо тут. Хотя нет... Не вчера. Воронки и ячейки уже слегка осыпались, разнообразное железо покрылось ржавчиной, а осколки в деревьях уже заплывали смолой. Причем ни оружия, ни трупов. Зато сотни пустых полуразбитых снарядных ящиков, брошенные противогазы, в том числе огромные лошадиные. Но трупами пахло. Кисло-сладко так... Особенно из одной воронки. Они обнаружили ее когда, слегка очухавшись, побрели по изодранному лесу в направлении лагеря. Из черной жижи полуразложившегося прошлой осенью человеческого мяса торчали кости, больше похожие на обуглившиеся деревяшки. Запах стоял такой плотный, что казалось - воздух можно резать ножом. После этого уже все стало ясно. Они на войне. На той самой, тела бойцов которой они искали в лесах и болотах Демянского котла. Нашли, бля... Совсем не так как хотелось. Однако рефлексии оставим на потом. А сейчас надо выжить. И добраться до своих. Если свои своих узнают... Обыскав поле боя, им удалось найти более-менее нормальную трехлинейку. Штык, правда, погнут, но шомпол на месте и ствол не пробит. Понятно, что она чуть заржавела - а чистить нечем, понятно, что патроны отсырели - а выход есть? А еще нашлась одна граната - та самая РГД-33... Там, в 'прошлом будущем' они собирали их десятками и, в дождливые дни, с их помощью разводили костер и кипятили воду. Правда надо было предварительно накрыть котел крышкой, иначе тротиловая копоть оседала на воде. А тут одна, всего лишь. Зато, вроде бы детонатор исправен. Хотя узнать это можно, только кинув ее. А потом пошли, предположительно, на восток. И там уже наткнулись на просёлок, по которому тряслась телега с полицаями. Когда те проехали и исчезли, мужики бросились через дорогу. Пробежав несколько десятков метров в глубь леса, они рухнули за огромной сосной. Вроде и недалеко, а дышали как лошади. Одно дело на тренировках. Другое дело, когда жить хочется. Смертельно жить хочется. Странная фраза, правда? - Ну и что делать будем? - отдышавшись, спросил Захар. - Думать, блин... - ответил Виталя. - Больше пока ничего не остается. - Лично у меня два вопроса - как мы сюда попали и где наши? - Наши - это которые? - покосился Виталик. - Наши - это отряд. Мне кажется, что мы тут слегка чужие на этом празднике. И других наших тут нет. - Захар лег на спину, устраиваясь поудобнее. - Я думаю, если мы на первый вопрос ответим, то на остальные ответ сам найдется. - Виталик дергал затвор мосинки, пытаясь разобраться в оружии. Затвор не поддавался. - У меня версии следующие - либо меня шандарахнуло так, что это все галлюцинация... - И я тоже? - усмехнулся Захар. - И ты тоже. Вполне убедительная, причем. Визуально-аудиально-кинестетическая. - А может ты мой глюк? Я же тебя тоже вижу, слышу и обоняю. - Чем докажешь? - спросил Виталик. - А ты чем? - ответил Захар. - Неубедительная версия. - Версия вторая. Ненаучно-фантастическая. Типа там мощная энергия взрыва пробила время и пространство, а нас с тобой закинуло в 1942 год. - Почему в сорок второй? - Сейчас весна? Стало быть, весна сорок первого отменяется. А весной сорок третьего эти места уже были освобождены. Значит сорок второй. Однако доказательств тоже нет. - Почесал Виталик щетину. - Есть еще мистическая. - Добавил Захар. - Смотрел 'Мы из будущего'? - Смотрел, ага. Только вот никаких колдуний мы тут не встречали, это раз... - А два - это то, что ты в мистику не веришь? - Не верю. Ни в Бога, ни в черта, ни в теток с волшебными крынками молока. - И потом, там этих придурков было за что в прошлое посылать. - Прибавил Захар. - Они же черные, глумились над останками там, и все такое... - Мертвым вот не пофиг? - ухмыльнулся Виталя. - Они мертвые. Им все равно. Лежат себе в воронках и в удобрения перерабатываются. - Да это ладно... Как твои версии нам помочь могут? - спросил Захар. - Как, как... Надо в любом случае выходить к нашим. В смысле, к своим. - В смысле - в Красную армию? - Да ну на хрен... Воевать придется или вообще энкаведешники шлепнут... - поморщился Захар. - А немцы шлепнут верняк и без комиссаров. Или в Германию отправят. На сельхозработы к своим бауэрам. - Тихо! Слышишь? - Захар привстал на локте. Над лесом катился звук ревущих моторов. Виталик не успел ничего ответить, как прямо над ними мелькнули две тени и с грохотом понеслись на восток. - На бреющем... - зачем-то сказал Виталя. - Немцы? - Захар пытался смотреть вслед самолетам, уже невидимым за сплетением веток. - А я знаю? - И со злостью выкинул винтарь в кусты. - Приржавел затвор, сука. - Ну и на хрена выкинул? С ней как-то все одно спокойнее. - Захар встал и пошел в сторону кустов. - Мало ли. Попугать кого придется. - Пугало. - Огрызнулся Виталик. - Ну и сам таскай эту дубину. И улегся на прошлогоднюю листву, сквозь которую уже торчали маленькие зеленые стрелочки травы. Захар долго шуршал по кустам и трещал ветками, как вдруг затих. Виталик приподнялся на локте: - Чего там? - Виталь, иди сюда. Я какой-то ящик нашел. - Почему-то вполголоса сказал Захар. Виталик нехотя поднялся и подошел к Захару. - Сейф! - воскликнул он. - Не фига себе! - Тяжелый, сука! - тщетно дергал его Захар. - Да погоди! - Виталя продирался сквозь кусты как медведь, треща на весь лес. - Чем мы его вскрывать-то будем? Болгарку бы... - вытер вспотевший лоб Захар. - У тебя пить есть? - Откуда? - Виталя нагнулся к сейфу и подергал его за ручку. - Заперт. - Знаю, блин... Не, ну точно, 'Мы из будущего'. Там в сейфе, наверняка, наши документы. - Угу. И спецзадание - добраться до Сталина и переиграть войну. Путем внедрения технических новинок из будущего и знаний военной истории. Захар посмотрел на Виталика каким-то ошалевшим взглядом: - А почему нет? Мы же с тобой горы можем свернуть! - Какие нахрен горы? - постучал ему по лбу грязным пальцем Виталик. - Ты чертежи калашниковские помнишь? Или дату начала наступления под Барвенково? - Барвенково? А это где? - Харьков, блин... Июнь сорок второго. Наши там по самые гланды получили. - А, точно... Тимошенко начал наступление, а немцы под основание фланговым ударом окружили наших. Не то Клейст, не то Паулюс. Хотя Паулюс шестой армией командовал, а она в июне вроде бы не там была... - А где? - Не помню... - Ага... И товарищ Сталин тебе будет премного благодарен за эту бесценную информацию. Да нас с тобой на уровне батальонного комиссара как провокаторов немецких шлепнут. - Криво улыбнулся Виталя. - Эх, знать бы, так хоть приготовиться можно было бы... - погрустнел от перспективы Захар. - Толку-то, - фыркнул Виталий. - Всю историю в башку не запихаешь. А Интернета здесь нет. И не предвидится ближайшие лет пятьдесят-шестьдесят. - Ну, хоть книжку бы взять с собой. Энциклопедию... - Захар здорово приуныл. - Мечтать иногда полезно. Но не сейчас. Давай думать, как сейф вскрывать будем. - Так гранатой! Привяжем к дверке и дернем за веревочку, дверь и откроется! - Ты, блин, серый волк! - скептически посмотрел Виталик. - Ты где веревочку возьмешь? Шнурки с берцев не дам! Да и длины не хватит... - Ну, хрен его тогда знает. - Обиделся Захар. - Да ладно тебе. Ляжем за бревном тем и метнем. Я в армии неплохо кидал. Правда, давно это было... Только надо сейф из кустов вытащить и в эту ямку положить. Минут двадцать они корячились с железякой, а потом отошли метров за пятнадцать и залегли за упавшим толстым стволом древнего тополя. Виталик снял с гранаты осколочную 'рубашку', щелкнул предохранителем, примерился и метнул гранату в сейф. - Тридцать один, тридцать два, тридцать три, тридцать четыре... И ничего. - Взрыватель, сволочь, сырой. - Вздохнул Захар. - Ага... - Ответил Виталик, и в эту же секунду гулко ахнуло. Тугая взрывная волна кисло пахнула сгоревшим тротилом, просвистела где-то пара осколков. Парни осторожно высунулись из-за бревна. Они совершенно забыли, что рядом проселок и не увидели, как возница с белой повязкой на рукаве оглянулся на звук разрыва и хлестнул пару раз смирную лошадку. А в повозке, из-под дерюги, торчали три пары босых ног... Сейф повернуло набок... Они подбежали к нему - дверца была приоткрыта. Он был набит бумагами, некоторые тлели. Парни быстро погасили их и стали вытаскивать одну за другой - наградные листы, журнал боевых действий, личные дела... - А это чего? - вытащил Захар какой-то сверток и стал его разворачивать. - Знамя! - выдохнули они оба через минуту. На полотнище было вышито золотом: '86-ой полк 180-ая стрелковая дивизия'. - Вот тебе, Виталик, и пропуск для энкаведешников, и медаль 'За отвагу'! - наконец произнес Захар после долгого молчания. - Охренеть можно... - ответил Виталик. Они свернули знамя и снова бросились к сейфу. Однако там остались только бумаги. Красноармейских книжек, к сожалению, не было. Только полковые документы и несколько пачек непривычно больших денег. - Три червонца... Это как тридцать рублей что ли? - спросил Захар. - Я откуда знаю... - пожал плечами Виталик. - Наверное... Мне больше интересно - много это или мало? Цены сейчас какие? - Берем? - Понятно. Жрать хочется, у меня кишки гражданскую войну уже устроили. Может быть в деревне какой-нибудь разживемся продуктами. - И самогончиком... - мечтательно вздохнул Захар. - С бумагами то чего делать будем? С собой все не утащить... - Так здесь оставим. Потом к нашим выйдем, разведчики сбегают и притаранят их. Надо только место приметить. - Знать бы, где мы, так приметил бы... Хоть бы один ориентир. А то лес и поле. Да от дороги метров сто. Они закидали сейф прошлогодней листвой и сучьями, коих было немало в диком лесу. - О, слышь, опять чего-то тарахтит! - остановился Захар и присел на корточки. Тарахтение приближалось. Виталик, пригнувшись быстрым шагом пошел к дороге. Из-за поворота выехал грязный немецкий бетеэр. Виталик немного отполз и тут чудо гансовского автопрома остановилось перед въездом в лес. Из кузова один за другим начали выпрыгивать немцы. Человек десять. Виталик матюгнулся про себя и на четвереньках побежал обратно к Захару. - Бегом, мать твою, немцы сюда идут! Захар аж подпрыгнул: - Какие немцы? - Серо-зеленые, млять! Знамя хватай, помчали! Они бросились в глубь леса, что было сил и дыхания. - Собаки... Сейчас собак пустят... - прохрипел Захар. - Заткнись, дыхалку береги! Собак слышно не было, но команды немецкого офицера походили на гортанный лай овчарки... А потом тяжело затакал пулемет. Пулеметчик стрелял неприцельно, дал очередь поверху, видимо для острастки. Немцы их не видели, но, видимо, слышали треск сучьев и ветвей. Время от времени кто-то из них стрелял в сторону Виталия и Захара. Пули то взвизгивали рядом, то щепили деревья белыми ранами. Земля неожиданно пошла вниз. Шаг-другой и Захар кувыркнулся кубарем, через секунду и Виталик не удержался на ногах. Пропахав несколько метров мордой, он свалился с небольшого обрывчика в воду. Рядом плюхнулся, подняв кучу брызг, Захар. - Все, звиздец! - выдохнул он. - Не ссать, боец! - утер мокрое лицо Виталя. - Успеем! И они бросились через небольшую речку. То ли немцы не особо торопились, то ли им просто повезло, но они уже выбрались на том берегу и нырнули в прибрежные кусты, когда двое фрицев появились на обрывчике. Один из гансов кинул гранату-колотушку в воду, через несколько секунд столб воды вспучил поверхность. Второй пару раз пальнул из карабина по противоположному берегу. Промокшие до нитки ребята молча смотрели на них из укрытия. Когда же немцы скрылись за деревьями они упали на землю, закрыв глаза. - Чего-то они неактивные какие-то... В фильмах вроде бы не так. Собаки там гавкать должны и все такое... - Благодари Бога, что собак нет и немцы пассивные. Хы. Не егеря, видимо. - Виталь, ты ж в Бога не веришь? - хрипло засмеялся Захар. - Пошли, нельзя лежать. Простудимся. - Куда идти-то? - поднялся Захар и поплелся за Виталиком. С обоих ручьями стекала вода. - На восток. - Отрезал Виталя. - Какой на хрен восток. На восток если пойдем, то выйдем прямо в Демянск. В самый центр. Там как раз немцы должны быть. Штаб восемнадцатого корпуса. На юг вроде надо. Там линия фронта. - Ну, я и тормоз... - резко остановился Виталик. - Точно же. Только вот что странно... Фронта не слышно. Значит до него километров сорок-пятьдесят, минимум. - Почему? - Читал где-то... И они побрели на юг, осторожно обходя открытые пространства и быстро перебегая просеки... Шли до темноты. Жутко хотелось есть и пить. Костер разводить не стали, хотя трясло от холода обоих. Наломали лапника, кучей накидали и, завернувшись в найденное знамя полка, уснули в обнимку... Напоследок Виталик пожалел, что выбросил винтовку... Проснулись они от холода. Колотило так, что кажется ветки на елке тряслись. - Б-б-бляха м-м-муха! - простучал Захар. - Холодно то как! В палатке теплее, однако... - Н-не ж-ж-жравши п-просто! - синими губами ответил Виталя. Они встали кое-как, попрыгали, разгоняя кровь и пытаясь хоть как-то согреться. А потом снова двинули, предположительно, на юг. Предположительно, потому как компаса не было, а по 'Командирским' часам Виталика стороны света определить не получалось. Солнца не было. Через час лес неожиданно расступился. Они оказались на краю небольшой, в три дома, деревушке. Бывшей деревушке. От домов остались только закопченные трубы печей, горестно указывавшие в пасмурное небо. Лес обступил ее со всех сторон. Странно, но все деревья на высоту поднятой руки были обглоданы. Коры на них не было. Мертвая тишина давила на уши, но они все же пролежали минут пятнадцать в лесу. А потом осмелились и вышли к остаткам деревеньки. И тут же заорали две сороки на ветвях обугленного тополя. - Тьфу, сволочи! - погрозил им кулаком Захар. В ответ каркнула надрывно, ровно предупреждая кого-то, большущая ворона. Вскоре стали попадаться распухшие трупы лошадей. Земля была всюду перерыта - ни прошлогодней листвы, ни пробивающейся новой травки. Но все больше и больше мертвых лошадок. У одного дома пожар не задел ветхий забор, голодная кобыла, привязанная к столбу, протянула в дыру голову, чтобы дотянуться до уцелевшего клочка пожухлой травы. Но не дотянулась и сдохла. Зажимая носы от нестерпимой вони, парни обыскали пепелища, но ничего съестного не нашли. Пришлось снова уходить в лес. На краю поля обнаружили еще одну лошадь - с нее мясо было практически все срезано, ног не было, только огромные зеленые мухи лениво ползали внутри ребер в черных внутренностях. Четыре вороны, нахохлив кудлатые головы и опустив хвосты, сидели на дереве. То ли спали, то ли думали о чем-то. Только одна сволочь летала над ними и орала противным голосом: 'Кхарр-кха-кха-кхарр!'... - Меня вырвет сейчас! - буркнул Захар. - Чем это интересно? - спросил его Виталик, когда они уже отошли от пепелища. - Не знаю. Попить бы. - Вон воронка, вроде. Пошли, умоемся и попьем. Они с наслаждением плюхнулись на краю небольшой воронки. Долго пили, аж до рези в животе, фыркали, плеща воду во все стороны... И чуть-чуть заглушили голод. - Поперли дальше... - не открывая глаза, сказал Виталий. - Не могу больше... Жрать хочу. Считай, больше суток уже не жрали! - простонал Захар. - Дерево погрызи. Пошли, млять! - Виталя приподнялся на четвереньки и его тут же стошнило зеленой слизью. Он постоял, помычал, а потом резким движением дернулся вверх. - Пошлю, говорю, а то сдохнем здесь. Должны же выйти мы куда-нибудь? - Эх, мама - роди меня скорей обратно! - простонал Захар, но все же заставил себя встать. Сколько они еще шли, непонятно. На часы не смотрели, экономя каждый вздох и каждое движение. Вдруг Виталик, шедший первым, резко остановился. Захар, машинально, воткнулся ему лицом в спину. - Тихо! - прошептал, покачнувшись тот. - Змея! Палку дай, быстрее. Захар схватил валявшийся сук и тихонько передал его Виталику. Тот осторожно взял сук в руки, размахнулся, прицелился и несколько раз со всей яростью ударил по голове гадюки. Трухлявый сук развалился, но змее, вроде как, досталось как следует. По крайней мере, она стала яростно извиваться на одном месте. - Сдохла? - шепотом спросил Захар - А хрен его знает... - Также шепотом ответил Виталик. А потом подождал и несколько раз ударил каблуком берца туда, где должна была быть голова гада. - Костерок разводи. Пожарим. - Внимательно наблюдая за змеюкой сказал Виталя. - У меня это... Спичек нет..
