4 глава. Унтер-офицер. Слышали деды - война началася, Бросай своё дело, в поход собирайся. Мы смело в бой пойдём за Русь Святую, И, как один, прольём кровь молодую. Русь наводнили чуждые силы, Честь опозорена, храм осквернили. Мы смело в бой пойдём за Русь Святую, И, как один, прольём кровь молодую. Автор неизвестен. Вечером, когда уже начало смеркаться они вышли к одинокому рубленому дому с тесовой крышей. В окнах уже горел тусклый, мерцающий желтый свет. Кто-то был внутри. Но кто? Лежали долго в кустах, наблюдая за домом. Никто не выходил. Виталик молча протянул финку Захару, сам же остался с трехлинейкой. Потом пополз к дому, махнув рукой - мол, давай за мной. Около забора остановились. Виталик метнул палку через него. Захар вопросительно кивнул - зачем это? Виталя подождал минуту, потом шепнул: - Мало ли собака... Собаки не оказалось. Полезли тогда через дыру в заборе, подкрались к окошку, и заглянули в него. За столом сидел старик в круглых очках и чистил то ли картофелину, то ли луковицу около свечки. Больше, вроде бы, никого не было видно. Оба непроизвольно сглотнули. И, не сговариваясь, шмыгнули на крыльцо и осторожно постучали в дверь. Прошла минута-другая... Но вот зашаркали шаги, послышалось глухое покряхтывание в сенях и старческий дрожащий голос осторожно спросил: - Кого надо? - Дед, открой, свои мы, русские! За дверью помолчали, а потом дверь заскрипела и приоткрылась: - Кто тут? - Выглянул старик в белом исподнем, с накинутой на сутулые плечи телогрейкой. - Ох ты, Господи Иисусе Христе! - мелко перекрестился он, увидав две грязные фигуры на своем пороге. - Дедушка, свои мы! В хате есть кто? - Нету немцев, сынки. Вот тебе крест! Тут редко они бывают. Заходьте, заходьте... Да скорее, тепло не выпускайте! Они ввалились в тепло дома и упали возле печки. - Откуда ж вы, милые? - вздохнул старик, осторожно опускаясь на скобленую добела скамейку. - Из-под Демянска, дед! Дай поесть чего-нибудь, а? Старик суетливо бросился к столу, откинул полотенце и отломил от ковриги два больших ломтя хлеба! Они вцепились в него, словно два голодных волка. И хлеб тут же застрял в сухой глотке, так, что невозможно было проглотить. Виталик закашлялся, покраснел, а Захар показал на горло и прохрипел: - Дайте воды! Во-о-о-ды! Хозяин покачал головой и подал им по кружке молока. Захлебываясь, пили они кислое теплое молоко. - Живым - живое! - Пробормотал старик. - Живым - живое... Но, через несколько минут, у обоих начались дикие рези в животе, спазмы один за другим скручивали внутренности. Сначала Захар, потом Виталик упали на пол, корчась в судорогах. Старик всполошился, подскочил к печи, открыл рогачем заслонку и достал чугунок, кружкой зачерпнул горячей воды и подал им. От воды слегка полегчало. - Полезайте-ка парни на печку. Погреетесь да отоспитесь. А я сейчас прибегу... - Ты дед куда? - насторожился Виталик, пытаясь подсадить Захара, а второй рукой держа винтовку. - Ты, сынок, не бойся, не за немцами. Вот тебе крест святой перед иконами! - И старик перекрестился на лики икон, освещенные маленькой лампадкой. - За бабкой Меланьей сбегаю, вишь, чего... Подружка она моей покойницы. Надо же, такая постная еда, а беды столько наделала... А винтовку то ты убери от греха. - Не дам! - прищурился Виталик. - Со мной будет. - Ну, с тобой так с тобой! - согласился дед. - Я сынки скоро! Спите пока. - И хлопнул дверью. - Жрать хочу! - простонал Захар и полез с печки обратно. Виталя хотел его остановить, но полез вслед за ним. Под полотенцем на столе они обнаружили картофельный теплый суп, хлеб и крупную соль. И, даже не садясь на лавку, сожрали все это богатство. А потом кое-как забрались обратно. Стало, наконец, хорошо, пахло теплыми кирпичами и хлебом... Виталик проснулся через час от начинающихся снова резей в животе. Рядом стонал Захар, похоже, от той же причины: - Ой, бляаааа! Больно то как! - Брюхо растирай! - сквозь зубы, преодолевая боль, прошипел Виталя. - Не помогает... В этот момент открылась дверь. На пороге стояла маленькая чистенькая старушка. Хозяин дома, из-за ее спины сказал: - Вот это и есть, Меланья. Сейчас она вам от живота поможет... Старушка скинула пальтишко, а дед из-за пазухи достал литровую бутылку молока. Она накапала в ковшик с парным, как оказалось, молоком какого-то снадобья из пузырька и дала попить сначала одному, потом другому болящим. И тихонечко приговаривала при этом: - Пейте, голубы, пейте. От этого снадобья и молочка вам легче станет, уж я то знаю! Дед-то от душевной доброты накормил вас так, старый. Вы уж простите его, хорошо еще, что еда была вся постная, нежирная, а то могло быть и хуже. Бог, вас милые предостерег... А дед, грешный по незнанию это делал! Желудки-то ссохлись от голода, вот и получилось нехорошо... Маленькими глоточками пейте-то, маленькими... Постепенно боль стала утихать и они снова уснули. Время от времени бабка Меланья снова их будила и кормила с ложечки вареной свеклой и морковкой. Утром, когда рассвело, они проснулись. Животы уже не болели, хотя слабость сильная одолевала. В избе никого не было. Не было рядом и винтовки... Виталик заматерился и слез с печки. В этот момент дверь открылась и вошел дед с охапкой поленьев. - Проснулись? Ну, слава тебе, Господи! - Он грохнул поленья у печки и опять перекрестился. - А я уж боялся, что воспаление легких подхватили. Стонали уж очень... - Дед, куда винтовку дел? - грозно двинулся на него Виталя. - Да, Господь с тобой, в сарай уволок. Мало ли полицаи. Немцев то тут с осени не было, а вот полицаи бывают с проверкой. Недавно вот были, когда ваши из окружения выходили рядом. - А нас бы увидели, чего бы сказал? - подал голос с печки Захар. - Так ты мой племянник внучатый с другом. Из Демянска пришли, ага! - Хитрый ты, дед. А поверили бы? - А чего бы не поверить, когда до войны племяшка тут со своим сынишкой бывала. Митяй-мукомол за ней гоголем ходил. А сейчас вот начальник полиции местной. Стал им, когда из Красной Армии сбежал. Да и одёжа у вас хоть и странная, но не военная. Чой-то за штаны такие? Не видал ни разу! И впрямь, тогда вечером перед взрывом они успели переодеться из рабочего камуфляжа в джинсы да свитера. - Американские штаны, а винтовку-то дед все одно верни! - Так бери, мне вашего добра не надоть. Только позавтракаете, поди? Он наплескал им по пол-миски супа. - Меланья строго наказала вас опять не перекормить. Они уселись за стол. Дед есть не стал, только глядел на них, горестно облокотившись. - Молодые, поправитесь. А вот я с вас одежонку то снял, бабка постирала, можете одевать. Только сейчас парни заметили, что сидят в трусах и футболках за столом. - А вот ни кресала, ни спичек при вас не было. Что ж вы так? Как же в лесу без костра-то? - В реке промокли спички. - Буркнул Виталик. Его сильно беспокоило отсутствие оружия. - Ну, я вам дам зажигалку. Немецкую. Еще с той германской ношу. - А ты что дед, воевал, что ли? - удивился Захар. - А как же! - гордо приосанился старик. - Воевал! Унтер-офицер Кирьян Богатырев, отделенный командир четвертого отделения четвертого взвода пятнадцатой роты сто двадцать четвертого пехотного Воронежского полка! - Небось, и Георгиевский крест имеешь, дед Кирьян? - почему-то не поверил ему Захар. - Не без этого! Два креста, четвертой и третьей степени имею. Может, и больше было бы, да революция случилась. Первый за разгром батареи австрийской еще в четырнадцатом году под Гнилой Липой, а второй за то, что охотником в тыл ползал и офицера приволок венгерского. Как сейчас помню как тот полк назывался - Бештерчебаньярский гонведный, прости Господи! - А после революции куда? Дед Кирьян спокойно посмотрел на парней: - А наш полк 'череп и кости' в июле семнадцатого надел и на Румынский фронт отправился. А в ноябре хохлы к своим подались А я в бригаду к Михаилу Гордеевичу и на Дон пробиваться. - К какому Михаилу Гордеевичу? - недоуменно спросил - Эх, комсомолята вы неграмотные! К Дроздовскому, какому же еще? Повисла тишина. Оказывается, перед парнями сидел бывший белый унтер-офицер. - Чего комсомольцы? Напугались? Не боись, ни немцам, ни полицаям я вас не сдам. - Да не комсомольцы мы... - Не комсомольцы, а в Бога не веруете, я уж заметил, ни разу не перекрестились. А не сдам я вас, потому что, во-первых все мы русские и с германцами война, а во-вторых к нынешней Советской власти у меня боле претензий нет. Хоть она и поганая - все одно, от Бога. После гражданской меня не тронули. Офицером я же отродясь не был, так что отпустили на все четыре стороны. Двинул я в Юзовку, ныне Сталино, устроился там на шахту. Году в двадцать третьем это было. Точно. Мне тогда тридцать пять лет стукнуло. Вот там Нюрку-то я и встретил... Виталик быстро посчитал, получилось, что деду то сейчас всего-то пятьдесят четыре... И никакой он не дед, спрятался за бородой... Тем временем, хозяин продолжал: - А в двадцать восьмом у нас аресты начались. Одного за другим инженеров стали арестовывать, мастеров, рабочих некоторых. - За что? За то, что в белой армии служили? - спросил Захар. - Ну, тогда у нас пол-страны за это посадить можно было. Некоторые по два-три раза со стороны на сторону переходили. А, между делом, у зеленых хулиганили. А в Юзовке из-за чего началось? На угольных шахтах ЧП случались чуть ли не ежедневно. То оборудование сломается, то обвалы, а уж прогулы так постоянно. А почему? А потому, как большая часть рабочих не имела никакой квалификации. Владели лишь ломом и лопатой в совершенстве. Впрочем, новую технику закупали, только работать на ней было некому. А начальство сверху только 'давай, давай' и лозунги - пролетарский натиск, да пролетарская смекалка... Начальству 'вредительство' и приписали. А кто знает, может и было то вредительство, а может и не было. И меня арестовали. Полгода в Юзовской тюрьме просидел до суда. Потом год дали. И три поражение в правах. Ох, и зол я тогда был. Контрреволюцию мне простили, а вот то, что не сообщил ГПУ о заговоре бывших владельцев, осудили. А я что знал? Ничего, кто-то из своих анонимку написал... - Каких еще бывших владельцев? - Я фамилию только одного помню, Колодуб, что ли? Остальных не помню. Но то, что они инженерами работали - это точно. Рабочие на них злы были очень. Они расценки понизили, а нормы выработки подняли. Весной двадцать седьмого. После освобождения мы с Нюркой сюда приехали. Подальше от людей. Я лесником устроился. Он по хозяйству. А в тридцать пятом Советская власть и начала кончаться, Слава, Тебе Боже наш, Слава Тебе! - Как это кончаться??? - у Захара и Виталика аж челюсти отпали. - А вот так и начала, когда товарищ Сталин к стенке поставил бандитов революционных да тех, кто церкви разрушал. Тухачевского, сволочь эту расстрелял, Блюхера туда же. Жидов Троцкого, Каменева да Зиновьева туда же, в штаб к Духонину отправил. Да всякой мрази по мелочи. - Так вроде же всех брали, и белогвардейцев бывших тоже, кулаков там. - Лес рубят - щепки летят. Так, кажись, в народе говорят? Товарища Сталина бы в четырнадцатый год, вместо царя-батюшки, так мы ту войну-то не проиграли бы. - Так и сейчас вроде, не у Берлина, дед Кирьян, а? - Так и германец нынче сильнее и на один фронт воюет, не на два. Я, когда Нюрку осенью хоронил, мимо большака шел полдня. Видел, как колоннами к Москве шли. И все справное у них - не скрипнет, не брякнется. Хари у всех здоровые! Харч богатый имеют. Да и нашим не брезгует. Тогда гуся у меня поймали, литру пшеничной водки нашли. Сидят, жрут и тут же, прости меня грешного, пердят за столом, хохочут и твердят все: 'Зонхайт! Зонхайт!' - на здоровье, значит. Мочились, сволочи, прямо в сенях. Неделю их запах поганый отмывал. Потом такой костер в печи устроили, чуть дом не спалили. А перед сном разделись бесстыдно и давай вшей ловить. Тьфу. Потом дед помолчал и продолжил: - Вот и выходит на круг, что сила силу ломит и плакать не велит. Так то... С конца лета все на Москву самолеты шли. Каждый час. Вечером туда, ночью обратно. Во двор выйду, слушаю - много ли обратно-то возвращаются? А пленных-то... Пленных-то сколько было. Колонны длинные. Но ничего. Плен еще не смерть, а дальше смерти уже ничего, окромя Бога нет. С того света не возвращаются, а из плена, бывает, бегут. Пленный вскрикнет, а мертвый никогда. Ничего. Если народ поднимется, немцам Россию не взять. Вот церкви откроют, да погоны вернут, вот тогда и немцев мы погоним обратно. Парни переглянулись. Дед-то мужик умный оказался. Как в воду глядел в будущее... - Ладно, дед Кирьян, погостили у тебя ночку - пора и честь знать. - Какую ж ночку, милок, вы тут двое суток проспали! - ухмыльнулся бывший унтер-офицер. - Как двое суток?? - Ну так... Спали сначала беспокойно, а потом как убитые. Я уж волновался, подхожу - ан нет, дышат! - Винтовку, дед верни! - мягко напомнил Виталик. - Сначала портки надень, Аника-воин! И оружье я вам дам еще. Тут с неделю назад бой был большой. Я после боя ночью сходил, принес кой чего. Давай-ка, стол-то подвинем. Они отодвинули стол, под ним оказался квадратный люк в погреб. Парни подняли его, а дед Кирьян зажег свечу. - Ты, Виталий, больно большой, головой там ударишься, постой у окна, посмотри, мало ли чего, а ты, Захарушка, за мной лезь. В полу погреба, под слоем соломы, оказался еще один люк. - Спускайся, да выбирай там чего надо. Дед оказался запасливым воякой. Тут тебе и пара наганов была, и связка опять же трехлинеек, и лимонок несколько штук, даже ППШ в наличии. Хозяин словно угадал мысли Захара: - К автомату патронов на полдиска. Не бери его. Бери карабин. - Карабин? - Винтовку, которая короче. Драгунской раньше называлась. Сейчас не знаю как. И чему вас в армии то учат нынче? - Гражданские мы, дед! - Ишь ты, гражданские. А чего с оружием шарахаетесь? - А время-то какое? - подал голос сверху Виталя. - А время такое, что ежели с винтовкой в руки к германцам попадетесь - они вас тут же расстреляют или повесят как партизан. А вот если в форме, то шанс есть живым остаться и в плен попасть. Так что, дам я вам еще формы по комплекту. Тут у меня в августе прошлом трое как раз ночевали. Утром переоделись в мое хламье, а свое оставили. Даже подштанники! Хе, хе... Хотя я тут партизан не видал. - Закончил он, выбираясь из своего подземелья. - Но слухи ходят, ага! Так что ж за Россия без слухов-то. Потом дед ушел за печку и вытащил оттуда три пары галифе и гимнастерок. Поношенных, но чистых. - Примеряйте, я пока за твоим, Виталий, стволом схожу. - И хлопнул входной дверью, бросив кучу на пол. - А дед то прав, - сказал Захар. - Да и если к своим выйдем, про джинсы чего скажем? - Прав-то, прав. Да вот только мне это все маловато будет. - Почесал затылок двухметровый Виталя. Штаны и, правда, доходили едва до щиколоток, гимнастерки же не застегивались на широкой груди. - Хрен с ним. Пойду без нее. - В свитере, что ли? - на Захаре форма с чужого плеча висела как на пугале. - И в курточке. А что делать? - Пилотку хотя бы надень. - Надену. Дверь открылась, вошел хозяин, неся в одной руке винтовку за цевье, а в другой... Знамя! - Захар, придурок! - дал ему подзатыльник Виталя. - Тебе ж ничего доверить нельзя! Спасибо, дедушка, сохранил! Хозяин только ухмыльнулся, протянув ребятам их сокровища. И тут в дверь осторожно постучали. Все замерли от неожиданности. Только дед бросился к окну: - Девка какая-то... Одна! Ну-ка брысь в светелку! Парни, собрав барахло, на цыпочках прокрались за ситцевую занавеску. В щелочку было видно, как старик зашаркал к двери и прокашлял, сгорбив спину: - Кого там Бог послал? Из-за двери что-то промычали невнятное. Тогда хозяин открыл дверь, шагнул в сенки, а через мгновение уже вскрикнул: - Ах ты, Господи, Боже мой! Парни, не выдержав, бросились к нему. Дед держал, рухнувшую на него лицом девчонку. Втроем, они перетащили ее на лавку, положили... - РИТКА!!! Глава 6. Штрафник. Мы жили под бомбами, мы плыли в понтонах. Мальчишки зеленые в рубашках зеленых. Мы лезли на бруствер зелеными лицами, И в гиблую землю пытались зарыться мы. Нас в бой поднимали ракеты зеленые. Давно уж команды ушли похоронные. А мы в плащ-палатках закопаны наскоро - Фанерные звезды, пробитые каски. М. Цыганков. 'Мальчишки зеленые' Впереди торчали два холма, а между ними, в болотистой лощинке, бежал ручеек. 'Словно женская грудь' - наслаждался пейзажем Захар, лежа с Виталиком на бережку того самого ручейка. Только вот вершинки этих грудей оседлали опорными пунктами фрицы. Унтер-офицер царской армии Кирьян Богатырев предупредил их перед уходом, что сплошной линии фронта как в первую германскую нет здесь. Болота. Немцы оседлали дороги и холмы, простреливая пространство между ними. Только что поступившие в войска MG-42 косили все живое на расстоянии километра со скоростью двадцать выстрелов в секунду. Все кочки были, наверняка пристреляны и минометчиками, и снайперами. - Вряд ли MG-42. - флегматично ответил Виталя, в ответ на размышления Захара. - Скорее 'тридцать четвертый' эмгешник. - Почему это? - 'Сорок вторые' сначала в Африку пошли. К Роммелю. Как экспериментальные образцы. 10 июня только там должны появиться. - А ты откуда знаешь? - покосился на него Захар. - Читал. - А какая разница 'сорок второго' очередь зацепит или 'тридцать четвертого'. Все одно - кирдык. - 'Тридцать четвертый' медленнее бьет. Но скорость пули одинаковая. Она сквозь тебя ползти со скоростью семьсот пятьдесят пять метров в секунду, что из 'сорок второго', что из 'тридцать четвертого'. - Вот я и говорю - без разницы. Поэтому парни и лежали, жуя сухари, и разглядывали лощинку, по которой в темноте поползут к своим. Колючки не было, вроде бы. С другой стороны, зачем она с тыла? Хотя не... По холмам-то идет колючка по низу. Значит и на выходе ее не должно быть. Хотя отсюда плохо видно. И потом, воронки есть. Немцы, вроде как должны ракетами все освещать - вот в ямках и будем мертвяками притворяться. Должны проскочить! Главное не спеша. И к земле прижаться так, как к бабе мягонькой. - Понял, Захар? - Виталя, понял я... Ну чего ты мне пятый раз объясняешь? - Чтобы, когда тебе задницу оторвет осколком, я тебя не тащил на себе! Сначала они переругивались шепотом, прислушиваясь ко всем звукам, потом замолчали. А ведь еще вчера утром сидели у деда Кирьяна, слушая его рассказы. А потом откуда-то появилась Ритка. Грязная, оборванная... И к тому же упавшая в обморок прямо в дверях. Деду они объяснили, что знают ее. На что хозяин лесного дома только почесал затылок. А потом велел убираться как можно быстрее. 'Этак вас тут орда соберется! Мало ли полицейские нагрянут. Сейчас за Меланьей опять идти надо. Ну, как заподозрят чего?' Старик был, конечно, прав. Да и все равно не место им тут. Надо идти. И, молча постояв у кровати с Ритой, отправились в путь. Правда, их дед Кирьян скоро догнал. Притащил им шинели. А куртку Виталика забрал себе. Сказал, что поменяет на лекарства для Ритки. Они даже не заметили, как он перекрестил их спины, удаляющиеся в лесной чаще. Один раз, все же пришлось переночевать в лесу, хотя надеялись добраться до линии фронта за день. Однако сумерки падали быстро, и, хотя перестуки пулеметных очередей было слышно совсем близко, они не осмелились ползти неизвестно куда, рискуя нарваться на немецкий дозор. А к краю леса вышли как назло через час после подъема. Вот и куковали тут до вечера, время от времени, отползая по нужде. Даже вздремнули по очереди. Вечер неумолимо надвигался. И почему-то с каждой секундой становилось все страшнее и страшнее. - Значит, повторим. - Прошептал Виталик. - Полк? - Восемьдесят шестой полк, сто восьмидесятая стрелковая дивизия. - Как звали командира? - Полковник Микрюков. - Комиссара полка? - Иванцов. - Комбат? - Капитан Семенов. - Комроты? - Старший лейтенант Ежов. - Комвзвода? - Лейтенант Винокуров. Виталь, а прокатит? - Документы в сейфе остались. Кто проверит? - Так документы-то документами... А в штабе армии, наверняка, сведения есть? - Бог не выдаст, свинья не съест. Да тот полк еще осень пропал. И документы уже не тут, а в Москве. - Может, все-таки, на контузию спишем? Я зрачками дрожать умею, как при сотрясении бывает... - сообщил Захар. - Я-то не умею! Да и никто из-за двух окруженцев не будет запрос в Генштаб отправлять. - Ага. Не будут. Тупо к стенке поставят. Про особистов не читал, что ли? - Как в плен попал? - Контузило. Потерял сознание, очнулся - рядом немцы. - Как бежал? - С тобой из эшелона ночью выпрыгнул, доску в вагоне вместе оторвали. За нами еще прыгали, но найтись не могли. - Где знамя нашел? - После побега через те же места пробирались. В сейфе нашли. - Почему секретные документы с собой не взял? - Так там целый сейф. А идти неизвестно сколько. Закидали его листвой. Могу место указать. В углу между дорогой Ивантеевка-Демянск и речкой Полометь. - Где книжка красноармейская? - Немцы отобрали. - Оружие - где взял? - В лесах подобрали. - Ладно, более-менее нормальная легенда. Лучше, чем твоя - ничего не помню, сознание потерял, бац и уже ползу к нашим... - Зато, Виталя, согласись. Правдивее. - Правдивее. Но для нас, а не для особиста. Ну что, двинули? Стемнело окончательно. И они очень осторожно выползли на поле. Немцы, почему-то, ракеты не пускали. Ребята подползли к первой воронке и съехали в нее по глине. Подышали. Осторожно высунули нос, пытаясь определить расстояние до следующей. Снова поползли. Снова воронка. Снова съехали. Тишина. Еще одна... Потом четвертая...Вот уже между холмами, и слышно как разговаривают гансы наверху. И тут взлетела первая. Хорошо, что они лежали в относительно глубокой, не минометной, ямке. И только они собрались ползти, как со второго холма взлетела вторая ракета. И так по очереди - слева, справа, слева, справа... Минут через тридцать Виталик рискнул, махнув рукой Захару - мол, за мной. Похоже, им чертовски везло. Несмотря на свет, их так и никто не заметил. Пока они не доползли до конца лощины к выходу на поле перед нашими траншеями. А вот там то и оказался тот самый ряд колючки с навешанными на нее консервными банками. - Чего делать будем? - шепнул Захар на ухо Виталику. - Кино смотрел? - не задумываясь, ответил тот. - Подползаем тихонечко. Я осторожно подымаю проволоку - ты ползешь. Проползаешь - перехватываешь у меня, я ползу - ты держишь. Понял? Захар кивнул. - Пошли! Им опять повезло. Именно в этот момент фрицы перестали бросать свои светюльки. Очень осторожно... Очень медленно... Очень бесшумно... Но они переползли через колючку. И свалились в новую воронку. И гансы опять закидали ракеты. Виталик беззвучно засмеялся: - Как будто помогает кто-то! Вот верил бы в Бога, решил бы что ангелы. Передохнем. Лежали почти час, уже не рискуя на нейтралке ползти под светом. Как только немцы сделали перерыв - дернулись вперед. Перебежкой. Захар впереди, Виталик сзади. Виталик! Тишину уже майской ночи разорвал грохот взрыва. Захар свалился, подрубленный взрывной волной. Сзади гортанно заорали что-то, пуская ракеты одну за другой, спереди захлопали десятки одиночных выстрелов. Захар обернулся и увидел корчащегося, поджавшего ноги Виталика. Подполз обратно и увидел как тот, прокусив губу до струйки крови и вытаращив белые от боли глаза, старается не кричать. Вертясь на одном месте, он обхватил ноги руками и поджал их к себе. Захар сунулся туда и обомлел, увидев, как вместо правой ступни, торчат сахарно-голубоватые, в свете немецких ракет, осколки костей и хлещет черная кровь. Он так и не понял, как это смог сделать, взвалив на себя почти центнер, пробежать несколько десятков метров в длиннополой, путающейся под ногами шинели, под обстрелом, по разбитой воронками земле. Но смог. С разбега прыгнув в нашу траншею... Он слабо понимал - что происходит, словно пьяный воспринимая суматоху вокруг. Кто-то потащил Виталика по жирной грязи, кто-то лупил по щекам, чего-то спрашивая... ...Через час, после того как напоили крепким - и сладким! - чаем, Захара привели в командирскую землянку. Там сидели три мужика - двое с тремя кубиками на малиновых петлицах, а третий с одной шпалой. В кубиках и шпалах Захар разбирался не больше, чем японских иероглифах. Чего-то помнил, например то, что шпала - это, вроде бы, больше, чем кубик. Но насколько больше одна шпала трех кубиков? И почему у одного звезда на рукаве над углом шеврона? Ладно... Разберемся, по ходу... Его размышления прервал голос 'шпалы': - Ну? - Э? Чего? - удивился Захар. - Боец, охамел? Захар вспомнил, что надо представиться. - Захаров Георгий Анатольевич. Рядовой. - И приложил руку к рыжей от грязи пилотке. Командиры с кубиками засмеялись, а 'шпала' покачал головой: - А по форме разучился, твою мать? Захар вспомнил, чему его учил Виталик: - Рядовой Захаров! - Откуда, рядовой Захаров? - Оттуда... - кивнул он в сторону двери. - Клоун, млять? Или контуженный? - разозлился 'шпала'. - Это... Ага. Есть немного... - Полк какой, идиот? - Аааа.. Так это... Вот. - Захар лихорадочно, путаясь в петельках, расстегнул шинельку и стащил гимнастерку. Командиры с любопытством смотрели на его манипуляции. Размотав полотнище знамени, Захар развернул его перед собой. В сумрачном свете коптилки, красный цвет почернел, ровно запекшаяся кровь, но золотые буквы все одно ярко светились: '86-ой полк 180-ая стрелковая дивизия'. В землянке повисло молчание... - Ну, рядовой... Ты где его взял? Полк же еще осенью погиб... Весь. Захар, вспоминая легенду, объяснил внимательно слушавшим командирам свою 'историю'. - Ишь ты... Чего-то ты не очень похож на бежавшего из плена... Толстоват. - Извините, товарищ э-э-э... командир! - пожал плечами Захар. - Комплекция такая! - Ну ладно, с этим пусть в особом отделе полка разбираются. Но все равно, молодец, молодец... - 'Шпала' подошел к Захару и похлопал его по плечу. - 'Отвагу' заслужил! Если бы с документами был. Ну ничего, особисты разберутся, попрошу тебя к нам вернуть. ВУС какая? - А? - не понял Захар? - Специальность, говорю, какая? - Географ так то, четвертый курс. - Словно извиняясь, сказал Захар. - Тьфу ты... Воинская какая? - постучал его по лбу желтым от никотина пальцем командир. - Рядовой! - Тебе надо фамилию сменить. С Захарова на Швейка. - Подал голос один из 'кубиков'. Второй засмеялся, а 'шпала' пошел обратно к своему чурбаку, заменявшему табурет. - А я уж хотел спросить, не родственник ли тебе генерал Захаров, Георгий Федорович! Да у генерала таких родственников быть не может! Захар расслабился, переступил с ноги на ногу и сказал: - Хы. Да кабы у меня генерал родственником был бы, разве я бы здесь стоял? Только по окаменевшему лицу 'шпалы' он понял, что ляпнул что-то не то! - Ты что, сука, себе позволяешь... У самого товарища Сталина сыновья воюют! Яков Иосифович погиб в сорок первом, тебя, сволочь, защищая! Покрасневший командир подскочил к нему и врезал мощную плюху в правое ухо. И выскочил из землянки. - У капитана сын погиб в Гомеле. 12 лет ему было. Немцы расстреляли, когда он одного из тэтэхи ранил. Вот так. - Отстраненно сказал один из 'кубиков'. И тут майор влетел обратно с каким-то бойцом-азиатом: - Култышев! Посадить его в отдельную землянку и глаз не спускать со сволочи! Хотя нет! Какая на хрен землянка? В щель его. И глаз не спускать. Завтра расстреляем перед строем как дезертира! Узбек с русской фамилией сделал шаг в сторону и снял ППШ с плеча. Захар обалдел: - За что!? Товарищ капитан! Я же не дезертир, я же наоборот! Но боец Култышев недвусмысленно указал ему путь стволом. - Эй! - Засуетился Захар. И, тут же получив пинок под зад, вылетел из землянки. Накрапывал мелкий обложной дождь. Глина чавкала под ногами, ровно голодный пес. - Слышь! А почему ты Култышев, если ты узбек? - поинтересовался Захар у конвоира. - Я не узбек, а удмурт. Понял? - А похож на узбека... - вякнул Захар и получил мощный удар прикладом между лопаток, так что тут же свалился в грязь мордой. - Блин, и пошутить нельзя... - А еще меня батя научил стрелять. - Невозмутимо добавил боец Култышев. - Если дернешься, я тебя даже из 'папаши' достану. Понял? И усилил аргумент пинком под ребра. - Больно же... - просипел Захар. - Шуток что ли не понимаешь? Потом поднялся, счищая куски глины с шинели, и откашлявшись, сказал: - Култышев... А тот парень с которым я пришел... Его куда дели? - Так закопали уже. - В каком смысле закопали?? - Захар остановился, но, получив новый тычок под ребра, почавкал дальше по коричневой грязи. - В таком. Помер он. Даже до санбата не донесли. - Как это помер? - А как помирают? Три пули в спину. Вот и помер. И тут Захар вспомнил, вернее даже просто осознал, что когда он прыгал в окоп, что-то толкнуло их обоих с сзади, что именно из-за этого толчка он свалился кулем на дно траншеи... А теперь оказалось, что это были три пули, воткнувшиеся в живую плоть Виталика и спасшие его... Галлюцинация, твою мать... Он замолчал до самого пункта назначения, который представлял из себя маленький, но глубокий окопчик. На дне его он и устроился, накрывшись мокрой шинелью. А удмурт Култышев селя рядом, навалившись на березу и немедленно завернув самокрутку. Захар захотел попросить его пару тяжек, но не успел. Потому как уснул... Время от времени он просыпался, как бездомный одинокий пес, ожидая то ли опасности, то ли тепла. Однако ни того, ни другого не было. И только черная фигура охранника мрачнела угольком самокрутки. Лишь под утро он уснул по настоящему. И, как водится, его тут же разбудил грубый окрик. - Подъем! - и кто-то нежно ткнул прикладом в ребра. Захар открыл глаза. Прямо перед носом дождевой червяк прятался в склизкую глину. - Подъем, говорю. - Захар еле выполз из щели. Над лесом стоял густой туман, казавшийся живым. Везде было шевеление, звяканье металла, кто-то что-то говорил и тихо смеялся. Но никого не было видно. Только здоровенный солдат стоял над ним. Удмурт Култышев, видимо, сменился на этого бугая. - Шагай! Тебя комбат ждет. - Мотнул он головой. Беспрестанно зевая, Захар зашлепал по глине траншеи. В командирском блиндаже сидели эти же трое. Словно и спать не ложились. - Товарищ капитан! Арестованный Захаров доставлен! - рявкнул над ухом густой голос конвоира. Капитан подозвал Захара к столу. - С расстрелом подождем. - Сразу обрадовал он. И это была относительно хорошая новость. - Покажи-ка, придурок, как вы вчера проползли по минному полю. И ткнул пальцем в замызганную, исчерченную синим химическим карандашом карту. Захар пригляделся. - Так чего тут, товарищ капитан показывать. Мы вот между холмов этих и ползли вчера. По ложбинке. Потом колючка была. А что? - Дуракам везет, говорят в народе... - Задумчиво сказал комбат. - Там мин понатыкано еще с марта. В два слоя. Как вы умудрились, а? Захар пожал плечами. - Друг твой помер. В курсе? - спросил капитан. Захар только вздохнул в ответ. - Толку от него... - раздраженно сказал кто-то из младших командиров. Скорее всего, это были лейтенанты. Командиры рот. 'Надо было запоминать, блин, инструктаж!' - обозлился сам на себя Захар. - 'Сейчас бы понимал хотя бы, кто есть кто' - Черт с тобой... - словно сам к себе обратился комбат. - А теперь слушай меня, боец Захаров. Сегодня надо взять холмы. - Мне одному? - растерялся тот. - МНЕ ОДНОМУ! - рявкнул в ответ командир. - И ВСЕМУ БАТАЛЬОНУ! Атака ровно в половине шестого. В тумане, пока не видно ни черта. Через мины поведешь ты. - Так я же... - Лебедев! - снова рявкнул комбат и здоровенный конвоир моментом оказался в блиндаже. - С этого цуцика глаз не спускать. Башкой отвечаешь. И этот... Култышев тоже с тобой за ним пусть глядит в оба. Шаг вправо, влево - сами знаете что. А ты, - снова обратился он к Захару - обязан туда провести нас. Живым останешься - будет тебе грудь в крестах. Или честно за Родину погибнешь. Не сможешь - зароем как собаку и скажем, что так и было. А теперь иди и думай - как тебе быть. У тебя полчаса. Лебедев! - и капитан показал конвоиру волосатый кулак. Тот молча козырнул и выпроводил Захара в туман. - Лебедев, слышь чего скажу... - осторожно спросил Захар, оказавшись на сыром и холодном воздухе. - Может у вас чай есть тут? Или кофе? - Ххе... - только и ответил Лебедев. Но повел его в направлении кухни, издалека пахнувшей какой-то вкуснятиной. Вкуснятина оказалась овсянкой... - ...Нету шансов, товарищ капитан! - вздохнул в это время один из 'кубиков' в блиндаже. Тот, который со звездой на рукаве. - Политрук, шел бы ты делом занимался. - Зло махнул на него капитан. - Вон в тумане газеты подтащили. Раздай. Пусть новости почитают. Мужики обрадуются бумаге на самокрутки. А ты, комроты, останься. Время еще есть, а совет в Филях мне держать больше не с кем. Политрук накинул плащ-палатку и вышел. - Шанс у нас есть один. По туману как можно ближе к высоткам подобраться. Но мины, мины... Потому впереди пойдут сейчас старики. Тихо пойдут. Очень тихо. Сколько смогут, столько снимут. В третьей роте вроде сапер есть бывший? - Погиб позавчера. - Тьфу, мать... - ругнулся комбат. - Идиотизм. Сто пятьдесят человек на две высотки без артподдержки. Ляжем все. Смысл? А я уж на этого окруженца понадеялся. А гармонист жив? - Минут десять назад жив был! - Ладно, свинья не выдаст... Мокрый полог плащ-палатки, заменявшей дверь, распахнулся: - Товарищ капитан, старший лейтенант Кутергин в ваше распоряжение прибыл! На пороге молодцевато отдал честь в новом, но уже измазанном новгородской грязью обмундировании командир. - Оппа... Вот это хрен с горы! - удивился комбат. - Один старшой или как? - Почему же один? - протянул пакет Кутергин. - Пополнение привел. 200 бойцов. - И то хорошо. Щедр комполка нынче, щедр... Ну садись, старший лейтенант. Мозговать будем. Чайку? А в это время Захар тщательно облизывал после ненавистной, но такой вкусной сегодня овсянки ложку. Рядом сидел молчаливый Лебедев, флегматично жующий чего-то свое. Сухарь, похоже. Вдруг, в молочном тумане, кто-то крикнул высоким голосом, срывающимся на фальцет: - Первая рота! Политинформация! Лебедев неожиданно подал голос: - Давай, комсорг! Поведай нам новости! - И так же лениво продолжил грызть. Бойцы рядом немного оживились, но даже не подумали подыматься. Вообще-то по фильмам, подумал Захар, они должны обступить политинформатора и жадно интересоваться новостями. Из тумана показался пацаненок с торчащей из безразмерной шинели цыплячьей головой. В руках он нес свернутую газету. Встав в центре лежащих на мокрой земле бойцов, он развернул ее и, смешно прокашлявшись, начал: - От советского Информбюро! УТРЕННЕЕ СООБЩЕНИЕ ОТ 2 МАЯ! В течение ночи на 1 мая на фронте чего-либо существенного не произошло. - Удивил! - Засмеялись бойцы! - Вот когда ты, комсорг, самолет пуком собьешь, вот тогда это будет существенное событие! О тебе даже товарищу Сталину сообщат! И сразу в тыл к немцам отправят. Как химическое оружие! Солдаты в голос заржали, а политинформатор, видимо уже привыкший к насмешкам бойцов продолжил, ни разу не смутившись: - На одном из участков Западного фронта противник предпринял ряд атак при поддержке танков. Огнём нашей артиллерии и пехоты все атаки гитлеровцев были отбиты. Немцы потеряли убитыми более 400 солдат и офицеров. Уничтожено два танка противника. Захвачены трофеи и пленные. Снайперы частей, обороняющих Севастополь, за 29 апреля уничтожили 90 солдат и офицеров противника. - Сюда бы их... Чтоб с высоток гадов посшибали! А то блин ползаем тут как вши беременные... - продолжили комментировать бойцы. - Пленный солдат 7 роты 176 полка 61 немецкой пехотной дивизии Эрвин Шмоллинг рассказал: 'В феврале меня мобилизовали и послали на фронт. У солдат, недавно прибывших из Германии, нет никакого желания воевать. Они думают о своих семьях и стремятся всеми правдами и неправдами вернуться на родину'. - Угу... Заметно. - Кто-то подал голос. - Администрация одного немецкого госпиталя в г. Вена предложила безногим и безруким солдатам, не закончившим курс лечения, немедленно покинуть госпиталь и выехать на родину. На протесты раненых последовало следующее разъяснение: места в госпитале нужны для солдат, которые после выздоровления могут быть снова отправлены на фронт. В этом же госпитале было много случаев, когда тяжело раненные солдаты были отравлены. - Да ну на хрен? - удивился кто-то. - Фашисты, товарищи, способны на все! - оторвался от газеты комсорг. - Вот в этой же сводке... Читаем: Гвардейцы части, где командиром тов. Родимцев, захватив опорный пункт противника, обнаружили три трупа советских бойцов, замученных гитлеровцами. Взятых в плен раненых красноармейцев немцы пытали, а потом привязали проволокой к дереву. В таком положении раненые красноармейцы умерли в страшных мучениях. Молчание повисло над полянкой. У Захара моментально всплыли перед глазами истощенные десантники, ползущие навстречу фрицам. - Ты это, комсорг, заворачивай свои страсти. Чего бы хорошее прочитал. А это мы и так видели своими глазами. - А хорошее вам сейчас товарищ комбат прочитает. Приказ командира полка - Ого! - Мужики запереглядывались. - Никак в атаку? - Ага! Вон и подкрепление подошло. Эй, земляки! Вологодские есть? - Эх, а техники так и нет... - Ну, ты комсорг и умеешь обрадовать... ...- Понял, старлей? - Так мы же там, на хрен, весь батальон положим? - Процентов тридцать на минах. Еще процентов тридцать немцы на подступах положат. А там уж как Бог даст. И скажи спасибо, что туман. Хоть какой-то шанс. Значит после построения отправляем саперные группы. Остальные ждут артподготовки. Сколько чего, а боги войны обещали помочь. Минут на десять. За эти десять минут надо как можно дальше рвануть. Тут пятьсот метров от нашего леса по полю. Потом подъем. Пологий. Так что мертвой зоны не будет. Стройте своих, мужики... - ...Товарищи красноармейцы! Есть приказ командования. Выбить немцев с холмов, закрепиться там и держать оборону. Дело не простое. Но напомню вам приказ Народного Комиссара обороны СССР номер сто тридцать. Капитан обвел суровым взглядом строй бойцов: - Рядовым бойцам, пулеметчикам, минометчикам - стать мастерами своего дела бить в упор фашистско-немецких захватчиков до полного их истребления! Всей Красной Армии - добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения Советской земли от гитлеровских мерзавцев! мы должны разбить немецко-фашистскую армию и истребить немецких оккупантов до последнего человека, поскольку они не будут сдаваться в плен. Других путей нет. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать, во что бы то ни стало. Захар стоял и слушал казенные, обычные, вроде бы, слова, но они, почему-то его цепляли. Он знал, что война кончится через три года, в мае сорок пятого. Но что бы она закончилась в том мае, а не позже, он должен сейчас вместе со всеми, стоящими рядом мужиками, пойти и убить немцев там, на этих двух высотках, между которыми они с Виталиком еще вчера ползли. А что бы война закончилась еще раньше, ему надо выжить, а потом рассказать всю правду вот этому капитану. И пусть потом он отправляет его в особый отдел или еще куда... жаль, что сейчас не поверит. Решит, что струсил. - Лебедев! А Лебедев! А мне винтовку дадут? - спросил Захар, уже сидя в траншее. - А твоя-то где? - приоткрыл один глаз дремлющий Лебедев. - Не помню. Когда прыгал сюда, куда-то делась... - Ну и все. Так пойдешь. С лопаткой. Лопатка то есть? - Нету! - сознался Захар. - А чего у тебя есть-то вообще? - раздался знакомый голос вчерашнего конвоира. - Мурзик! - Лениво сказал Лебедев. - Дай бойцу лопатку. - Хера себе! Чего это я ему свою лопатку должен отдавать? - удивился рядовой Култышев. - А у него, кроме зубов и пальцев, не с чем в атаку идти. - Лебедь! Свою ему отдавай. А я не дам! - сел рядом Култышев. А Захар поинтересовался: - А почему Мурзик? Удмурт косо посмотрел на него и сказал: - Еще один такой вопрос и в атаку пойдешь с руками, а зубы тут оставишь. Понял? - Чего не понятного-то... - обиделся Захар и замолчал. - Лебедев. Дай будущему штрафнику штык. - Подал вдруг кто-то голос. - Пусть к палке какой-нибудь примотает. - А я чего, товарищ лейтенант? - ответил Лебедь. - А ты и так большой. Тебя фрицы увидят и пятки салом сразу смажут. Лебедь вздохнул, отомкнул штык и протянул его Захару. Тот повертел его в руках. Тогда Лебедь приподнялся и стащил с бруствера длинный сучок. Мурзик же достал из кармана шнурок. Матерясь про себя Захар приматывал штык к деревяшке. Лебедь курил, правая его нога почему-то дрожала, а Култышев просто смотрел в молочное небо, вертя в руках складной нож.... Слева и справа вдруг зашевелился народ. Часть бойцов вдруг поднялась полезла через бруствер в сторону немцев. - А мы чего? - заволновался Захар. - Сиди и жди. - Спокойно ответил Лебедь. - Сиди и жди. Где-то в глубине наших позиций вдруг заиграла гармошка. Несколько нестройных голосов заорали: 'По полю танки грохотали!'. - А это чего это? - нервно подпрыгнул Захар. - Мужики, чего это? - Сиди и жди...
