«Когда мы домой поехали из армии в пятьдесят девятом году, в Уссурийск сначала с Сахалина прилетели. На самолёте нас туда, правда, везли, но мне не понравилось. Турбовинтовой Пе-2 в воздушных пробках падает, как в яму, в погреб. Думаешь: «Ну, [ой], сердце оторвётся!». До Уссурийска нас привёз этот самолёт, а там нам сказали: «Кто демобилизоваться раньше хочет – поехали на целину!». Ну, мы – тот, другой и Витька Исайкин: «Поехали, давай запишемся!» Поехали... Ну и что? Те уже в сентябре демобилизовались, а мы 29 октября с целины этой вернулись. Ну, ладно, приехали на целину – сначала в Акмолинск [сегодня это – Астана – прим. П.С.]. Там с полмесяца поработали, зерно вывезли на элеватор, и нас перевели в Павлодарскую область, где степь без края. Добрались туда, нас поселили в какой-то клуб или контору. Койки там поставили нам, и мы ночевали. Ещё из Белоруссии было двадцать шоферов на ГАЗиках, тоже на уборку приезжали. Но они в другом месте жили. Нагрузишь зерно, поедешь на элеватор, а там – степь, дороги так и сяк переплетены. Один только раз свернёшь неправильно, будешь потом всю ночь блуждать по этим дорогам – и хер. А совхоз от совхоза – по 60, по 70 километров, вот и попади сразу на этот элеватор! Правда, я, сколько ни ездил, никогда не блудил. А у нас Дуплянкин был, маленький такой, вот он однажды заблудился. Уехал в какое-то Раздолье, а там где-то низина, хуй её знает, кругом, [ой], шакалы воют. И он ездил, ездил, у него бензин закончился, он встал, в кабине сидит и спит. Послали его искать. Самохин Толька у нас был из Кемерова. У него был ГАЗ-66, он заправил две бочки и поехал искать. Только выехал, а на пути у него – деревня какая-то или посёлок. Заеду, думает, водки куплю. И тут у него возьми да загорись бензобак. Отчего? из-за чего? – так и не поняли. В кабине всё загорелось. Тут рядом лужи были: грязь уже. Он побежит, притащит ведро грязи этой жидкой, захлестнёт огонь, а пока бегает с ведром – опять разгорается. Я – рассказывает потом – залеплю, залеплю, а тут – бензобак рядом, под кабиной, и шланг, который идёт к бензобаку, начал гореть. Если бак загорелся бы – машина взорвалась бы, а там ещё две бочки бензина в кузове. Самохин тогда ничего бы сделать не смог. У него и так сиденье в кабине обгорело, и брови он себе опалил, но всё потушил. Притащили его машину: там мотор весь, вся проводка погорела. Самохин говорит: «Я больше не поеду!» Он обгорел: у него брови, ресницы – всё! Поставили бочки на другую машину, и кто-то ещё поехал. Этого Дуплянкина потом сутки искали, но нашли и привезли его оттуда. Вот такая ерунда… Я зерно всё возил на элеватор. Однажды поехал: дождь был, дорога скользкая. В тех местах почва глинистая, серая такая. Быстро я ехал с зерном, а на пути – небольшой поворот, и я тормознул. Как меня крутануло кругом, а зерна – полный кузов. Ну, думаю, сейчас перевернётся – и [ой]ец: всё вывалится. Нет, как-то машина остановилась. Поехал, зерно на элеватор сдал, двинулся обратно. А октябрь был уже, числа двадцатого. Холодно там всё равно, в Павлодаре: у нас такая же почти погода. Хоп! – трубка отломилась от карбюратора. Тьфу, еби твою мать! Я заглянул: бензин поступает, а толку-то! У меня шланг тоненький был под кабиной, я надеваю его на эту трубку и ведро ставлю. Насос работает, в ведро качает бензин, и я еду помаленьку, километров пять-десять в час. Думаю, хоть бы мне до совхоза добраться. Не дай бог бензин прольётся на мотор – и машина сгорит, и всё. Но доехал, а уже темно. Идите, говорю, воду слейте и уберите всё, а я еле-еле добрался. Хорошо, что бензина хватило. Сам пошёл в столовую и ёбнулся на койку спать». ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ ЭПОПЕЯ «А потом сплю я утром, подходит ко мне часов в шесть взводный, будит: «Вставай, Прокудин!» Я спрашиваю: «Чего?» «Домой поедешь» Вот ни хуя – радость! Подскочил. «Собирай свои шмотки!» А там какие шмотки? – кальсоны и белые рубашки нательные солдатские, да роба была ещё новая. Я всё это сложил. «Сейчас повезут вас на вокзал» На вокзал привезли – поезд стоит. А куда он идёт – хуй его знает. Там написано «Павлодар – Москва». Я сажусь, проехал две или три станции, смотрю – он, [ой], не в ту сторону идёт. Я на одном полустанке схожу и сижу. Вот едут, гурьбой валят с какого-то поезда комсомольцы с Украины, которые на целину ехали. А они оборвались, ни хуя нету – ни денег, ни жратвы. Зато с гитарами и с балалайками, по-хохляцки поют. А время заполночь было – я вышел на крыльцо вокзальное, терраска тут, свет горит. Стоит хохлушечка. Спрашиваю: «Ну какой хуй вас нёс на целину-то?» «Ой, да ми – комсомольцы, да передовой отряд! Вот ми и поехали». Я говорю: «И что, с голой жопой сейчас вернётесь на Украину? Кто вас там примет?» Она хохочет: «Не говори! И зачем мы только поехали! Мы должны по две тысячи с лишним за то, что мы в пути проели. А где мы их возьмём?» О, говорю, бедные вы люди! По[ой]ели тут, по[ой]ели – идёт какой-то поезд на Барнаул. Я сел, добрался до Барнаула, тут встретил двоих из Ленинска, потом со станции Проектной Полухин был, ещё кто-то из Белова, что ли. Нам на проезд давали какую-то сумму денег, сотни по две или по три. Мы сели в один вагон, скинулись. А тогда «Столичная» всего 3-07 стоила, так мы с ними бутылок, наверно, десять взяли. Пива набрали бутылочного: «Рижское», я помню, было. Сидим в купе, пьём. Поехали. Идёт бабёнка молоденькая, из числа тех, что носили булочки да пирожки. Что-то она меня заинтересовала. Как же её звали? Фурцева у неё была фамилия. Катя, что ли... Откуда-то она оттуда была – из тигуля или тигулёнка [из мест, далёких от цивилизации – прим. П.С.], в поезде официанткой работала. Поможешь, говорит, мне перенести пирожки? На станции пошли, принесли всё. Я познакомился, адрес взял. Она письмо потом присылает и фотографию. Ни хуя! А я потом разглядел – там по пьяни-то я её путём не видел. Думаю: да ну, такая коряга, письма ещё буду писать ей! Но написал одно или два письма, а потом перестал. Мы доехали до Проектной, а Полухин говорит: «Вот я и дома! Напротив моих ворот поезд останавливается». Эти двое в Ленинск поехали, а мы с Полухиным здесь слезли. Полухин сразу домой отправился, а я с Проектной – пешком к себе, в посёлок Красный Орёл. А уже снег выпал, было двадцать девятое октября. Пришёл вечером, но ещё светло было, может, часов шесть-семь. Смотрю – на дверях замок. Я чемодан поставил, пошёл к Трофимовым [родственники – прим. П.С.]: они тут через дом жили. Прихожу: дядя Ваня тут, и Галька, и Тамарка. О, встретили – упали. Дядя Ваня – бабке: «Ну-ка, давай, на стол собирай всё!». Пиво и водку достал. Сели, выпиваем. Потом мать пришла, посидели вместе. Вот так вот я домой из армии и вернулся…» http://www.youtube.com/watch?time_continue=30&v=oErYNebptOI
