Вот еще нарыл, давольно таки грусная: Дед Мороз (очередной шедевр от Мама Стифлера) А у меня дома живёт Дед Мороз… Он живёт на телевизоре, и ему там нравится. Он умеет играть на гитаре, петь, и топать ножкой… Иногда у него садятся батарейки, и он молчит. А я вставляю новые… И Дед Мороз снова поёт, притоптывая в такт ватным валенком… * * * - Алло, привет! Ты чё такая гундосая? - Привет. Болею я. Чего хотел? - Дай посмотреть чё-нить стрёмное, а? Какую-нибудь кровавую резню бензопилой, чтоб кишки во все стороны, и мёртвые ниггеры повсюду. - Заходи. Щас рожу мою увидишь – у тебя на раз отшибёт всё желание стрёмные фильмы смотреть. - Всё так сугубо? - Нет. Всё ещё хуже. Пойдёшь ко мне – захвати священника. Я перед смертью исповедоваться хочу. - Мне исповедуешься. Всё, иду уже. - Э… Захвати мне по дороге сока яблочного, и яду крысиного. И того, и другого – по литру. - По три. Для верности. Всё, отбой. Продолжение ... Привед с www.naxren.ru Я болею раз в год. Точно под Новый Год. Всё начинается с бронхита, который переходит в пневмонию, и я лежу две недели овощем, и мечтаю умереть. Я лежу, и представляю, как я умру… Вот, я лежу в кровати, уже неделю… Моя кожа на лице стала прозрачной, глаза такие голубые-голубые вдруг… Волосы такие длинные, на полу волнами лежат… Вокруг меня собралась куча родственников и всяких приживалок, и все шепчутся: «Ой, бедненькая… Такая молоденькая ещё.. Такая красивая… И умирает… А помочь мы ничем не можем…» А у изголовья моего склонился седовласый доктор Борменталь. Он тремя пальцами держит моё хрупкое запястье, считает мой пульс, и тревожно хмурит седые брови. А я так тихо ему шепчу: «Идите домой, доктор… Я знаю, я скоро умру… Идите, отдохните. Вы сделали всё, что могли…» - и благодарно прикрываю веки. Доктор выходит из комнаты, не оглядываясь, а его место занимает Юлька. Она вытирает свои сопли моими длинными волосами, и рыдает в голос. Потому что я, такая молодая – и вдруг умираю… И однажды вдруг я приподнимусь на локте, и лицо моё будет покрыто нежным румянцем, и я пылко воскликну: «Прощайте, мои любимые! Я ухожу от вас в лучший из миров! Не плачьте обо мне. Лучше продайте мою квартиру, и пробухайте все бабки! Потому что я вас очень люблю!» И откинусь на высокие подушки бездыханной. И сразу все начнут рыдать, и платками зеркала занавешивать, и на стол поставят мою фотографию, на которой я улыбаюсь в объектив… Нет. Это дурацкая фотка. Лучше ту, где я в голубой кофточке смотрю вдаль… Да. Точно. Я там хорошо вышла. И закопают меня под заунывные звуки оркестра, и пьяный музыкант будет невпопад бить в медные тарелки… Но я не умираю. Я мучаюсь две недели, а потом выздоравливаю. И наступает Новый Год. Болею вторую неделю. Изредка мне звонят подруги, и интересуются степенью моего трупного окоченения. Потом спрашивают, не принести ли мне аспирина, получают отрицательный ответ, и уезжают в гости к бойфрендам. А я болею дальше… И пока мне не позвонил никто. Кроме соседа Генри. Понятия не имею, как его зовут. Генри и Генри. Как-то, правда, спросила, а с чего вообще вдруг Генри? Отвечает: - А… Забей. У меня фамилия – Раевский. Мой прапрадед – генерал Раевский, может, слышала? Так что погоняло у меня вначале было Генерал. Потом уже до Генри сократилось… Логично. Значит, Генри… И вот никто больше не позвонил… Суки. Открываю дверь. На пороге стоит сугроб. - Привет! – говорит сугроб, и дышит на меня холодом. - Привет, - говорю, - ты сок принёс? - Принёс, - отвечает сугроб. И добавляет: - А яду нет. Кончился яд. – И, без перехода: - Ой, какая ты убогая… - Спасибо, - поджимаю губы, и копаюсь в сугробе в поисках сока. Сугроб подпрыгивает, фыркает, и становится похож на человека, который принёс сок, и плюшевого Деда Мороза. - Дай! Дай! – тяну руки, и отнимаю Деда Мороза! - Пошли чай пить, - пинает меня сзади человек-сугроб, и мы идём пить чай… Дед Мороз стоит на столе, поёт, и топает ножкой… На улице – холодно. И дома холодно. Только под одеялом тепло. И даже жарко. Я в первый раз за всю последнюю неделю засыпаю спокойно. Я не кашляю, у меня нет температуры, и я прижимаю к себе Деда Мороза. - А меня, кстати, Димой зовут… - слышу сбоку голос, и чувствую в нём улыбку. Улыбаюсь в темноте, и делаю вид, что сплю. - Генри, давай откровенно, а? - Давай. - Слушай, ты, конечно, клёвый, но… - Проехали. Дальше не продолжай. Мне прям щас уйти? - Нет… Ты не понял. Я буду с тобой. Только ты губы не раскатывай, ладно? Как только мне подвернётся кто-то получше – ты уж не обижайся… - Мадам, у меня нет слов, чтобы выразить моё Вами восхищение, но смею надеятся, что Вы тоже не сильно расстроитесь, если я уйду от Вас, в случае, если встречу девушку своей мечты? - Насмешил. - Да, я такой. …Такое яркое всё вокруг… И тихо очень… И тишина эта – звенит… И – голос в тишине: - Сегодня. Тридцатого. Ноября. Две. Тысячи. Пятого. Года. Ваш. Брак. Зарегистрирован! Поднимаю лицо кверху, и смотрю на потолок. Меня теребят, что-то говорят, а я смотрю на потолок. У меня глаза стали большие и мокрые. Их срочно надо вкатить обратно. Не вкатываются. И щёки тоже мокрые стали. И губы солёные. Димкины. - Раевская… - шепчет мне на ухо, - Я тебя люблю… А я смотрю на него, и всё такое солёное вокруг… И красивое. Сижу на работе. Не сезон. Заказов нет. Выкурила уже полпачки сигарет, и лениво рисую на листке казённой бумаги своего Деда Мороза. Не получается почему-то. Оно и понятно. Художник из меня никакой. Дзыньк! Это сообщение пришло. С фотографией. Экран телефона маленький, и ничего не понятно. Только текст внизу видно. «Хочу так же…» Хмурю брови, и кручу телефон во все стороны. «Хочу так же..» Что ты хочешь так же? А-а-а-а… Улыбаюсь хитро, и начинаю искать на размытом фото трахающихся собак. Краснею, но ищу. И не вижу!!! Домой лечу стрелой. Влетаю, и кричу: - Где? Где там собаки трахаются?! Покажи! Я три часа искала – не нашла! На кухне у плиты стоит Генри, жарит мясо, и оборачивается: - Какие собаки? Достаю свой телефон, сую ему в руки, и в ажиотаже кричу: - Фотку ты прислал? «Хочу так же…» - ты написал? Где собаки??? Большие карие глаза смотрят на меня как на дуру, нос в еле заметных веснушках морщится, и он хохочет: - Кто о чём, а вшивый о бане… Дай сюда телефон… Нет, не твой, мой дай… так.. Угу.. Сообщения… MMS… Отправленные… Вот! Смотри, извращенка! Наклоняю голову к экрану, и вижу то же фото, только чётче и больше: окно машины, зеркало дальнего вида, отражение фотовспышки на стекле.. Собак не вижу!!! Шмыгаю носом: - И где собаки? - Нету собак. И не было. Ты сюда смотри… Слежу за Димкиным пальцем, и вижу что он упёрся в маленькое изображение мужчины, идущего по дороге, и толкающего перед собой детскую коляску… Краснею, и, чтобы скрыть смущение, начинаю смеяться. Генри треплет меня по голове: - Дурища… У кого чего болит… Улыбается. А я вижу, что обиделся… Зарываюсь лицом в его шею, и шепчу: - Будет, Раевский… Всё у нас будет, обещаю… «Дима, возьми трубку!» Жду пять минут. Десять. «Дима, я волнуюсь, возьми, пожалуйста, трубку!» Пять минут. Десять. Звоню сама. Длинные гудки. «Генри, я тебя убью, скотина! Нажрался – так и скажи! Не беси меня! Срочно перезвони!» Длинные гудки. Длинные гудки. Длинные гудки. Щёлк. «Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети!» Не смешно ни разу. Сутки прошли уже. - Алло? Бюро несчастных случаев? У меня муж пропал вчера.. Был одет в чёрное пальто, синие джинсы, белый свитер. На правой щеке – три родинки, треугольником… Татуировок и шрамов нет… Ничего. Набираю ещё один номер. Последний. - Мамочка? Привет, это я… Мам… Димка пропал! Он к тебе не приезжал? Нет? А ты давно к нему не заезжала? Нет, ключей у меня нет… А зачем мне они? Мы там не жили никогда… Мам, не молчи! - Я скоро приеду, дочка… Делать-то что будем, дочк, а? Мурашки по телу бегут. Кричу в трубку: - Ты что мелешь, а? Что делать? Искать надо! - Не надо, дочка… Дома он. Я знаю. Я – мать… Я чувствую… Ты держись, доченька… Я через час приеду, и позвоню… Три часа ночи. Водка. Холодная. Залпом. Половина четвёртого. Валерьянка. Пустырник. Водка. Залпом. Три сорок пять. Падаю на колени перед иконами: - Господи!!! – ору, и крещусь размашисто, - Только не он! Не он! Пусть инвалидом лучше останется, пусть я инвалидом стану – только чтоб живой был… Ну, не надо… Ну, пожалуйста… Ну, Господи, миленький!!! Четыре ровно. Звонит телефон. Вскакиваю с колен, и несусь к аппарату. Снимаю трубку. - Дочка-а-а-а-а… - и плач в трубке. – Он тут лежит… На кухне… Мёртвый… Иди скорее, я одна не могу!!!! Мёртвый. Умер. Совсем. Навсегда. «Раевская… Я тебя люблю…» «Хочу так же…» Нос в веснушках. Глаза карие. Три родинки треугольником на правой щёчке… Всё… * * * У меня дома живёт Дед Мороз. Он живёт у меня на телевизоре. Он умет петь, и топать ножкой… Мне его подарил Генри. Человек-сугроб. Человек-праздник. Человек, который меня любил. Дед Мороз поёт, и топает ватным валенком. Сегодня – ровно год. Год без Димки. А Дед Мороз всё поёт… Ну и похабное... Хорошо быть бабою А всё-таки, хорошо быть бабой. Плюсов много: во-первых, почти любую страшную бабу можно нарядить и накрасить до состояния ебабельности, во-вторых, бабе гораздо легче устроицца в этой жызни, или, хотя бы, устроицца на приличную работу, и в-третьих, бабам намного проще дарить подарки. Им можно подарить духи «Красная Москва» - и умные бабы всегда найдут им применение. Или в туалет поставят, вместо освежителя воздуха, или прыщ на носу прижигать будут. Можно им ещё подарить голубые тени для век. И оранжевую кондукторскую помаду. Умная баба не обидицца. Она обрадуецца. Ведь теперь этот суповой набор можно подарить завтра свекрови на йубилей. Можно ещё трусы-лифчики дарить. Правда, тут одно НО: такие подарки может делать только подружка. Ибо страшен гнев умной бабы, если её возлюбленный решил ей польстить,и подарил ей дорогущий лифчик третьего размера. И, чтобы его носить, нужно в подарок полкило ветоши напихать. Потому что велик безбожно. Но это всё фалосня, господа. Плюсов-то гораздо больше, как ни крути. В общем, хорошо быть бабой. Очень хорошо. - Слушай, у тебя когда-нибудь был резиновый фалос? Вопрос меня озадачил. У меня разные хуи бывали. Маленькие, кривенькие, большие, похожие на сатанинский гриб, и те, которые мне вообще не запомнились. В конце концов, я женщина симпатичная и темпераментная, и пенисов за свои полжизни насмотрелась. Но вот резиновых у меня не было. Хорошо это, или пльохо – не знаю. - У меня был лифчик с силиконом. Но проебался куда-то. Пользы от него не было, и стирать его неудобно. Зачем тебе резиновый фалос? В телефонной трубке взвыли: - Мне?! Мне?! Да мне этот фалос нафалос не впёрся, извините за мой хуёвый французский! Ты помнишь, что послезавтра у Аньки днюха? Нет. Я даже не помню, кто такая Анька. А уж зачем подозревать меня, всвязи с этим событием, в хранении резиновых хуёв – вообще не догадываюсь. - Не помню. У какой Аньки? - У какой… У Аньки-толстой, конечно! Ах, у толстой… Так сразу бы и говорила. Аньку-толстую, конечно же, знаю. А кто в нашем районе не знает Аньку? Весёлую, вечно обкуренную и местами в сраку пьяную, сто-с-лишним-килограммовую Аньку-толстую? Конечно, знаю. Только не спрашивайте, откуда. Не помню. Вроде бы, знакомство наше началось с телефонного звонка. Мне. Часа в три ночи. Я подняла трубку, и сказала туда: - Идите нафалос! Продолжение ... Привед с www.naxren.ru А в ответ я услышала хриплый бас: - Знаешь, а меня выебали в жопу… Трудно было подобрать достойный ответ, поэтому я надолго задумалась. И, конечно же, пошла по самому лёгкому пути: - Ну и гЭйас. Ответила я, и положила трубку. А она зазвонила вновь. - Выслушай меня… - Попросил бас, и сразу продолжил: - Я выпила. Я выпила водки. Повод был достойный, я сразу говорю. Витя Козява в армию уходит, знаешь, да? Нет? Пофалос. Уходит, Козява… Ушёл уже даже вчера. И, само собой, я выпила водки. А потом… Потом я уехала на лифте в никуда… В ночь. Навстречу к звёздам. Я слушала. Я внимательно слушала. Я понятия не имела, кто со мной так откровенен, но я слушала. Я вообще, если что, люблю слушать всякую странную фалосню. Никогда не знаешь, когда полученная информация пригодиться. - Я вошла в лифт… - Дыхание в трубке стало прерывистым, и я поняла, что вся суть рассказа сводится к ебле. Вот прям чувствовала. – В лифт… И туда вошёл он! И пауза вдруг такая повисла. На самом интересном месте. - Джон Миллиметрон? – Типа подсказала такая. - Нет. – В трубке огорчились. – Нет. Это был Костя. Ну, такой, знаешь… На Мэри Поппинс похож, только в очках. Нет, не с моей фантазией представлять себе Костю, похожего на Мэри Поппинс, только в очках. - Знаю. – Соврала. Соврала только для того, чтобы скорее дослушать чем там всё закончилось, и понять в конце, с кем я вообще разговариваю. - Ну вот… - В трубке оживились. – Заходит Костя. И достаёт фалос. Я вот ещё подумала: «Зачем он его достал? фалос какой-то вялый, ebay им невозможно.. Наверное, он эгсби… Эсбигци… Нафалос. Извращенец, наверное, в общем» И не ошиблась. Костя повернулся ко мне спиной, и начал ссать в угол. Вернее, это Костя так думал. Что ссыт в угол. А на самом деле, ссал он мне на ногу. Понимаешь? - Да. - Это мерзко! - Согласна. А что потом? - А потом… - Снова дыхание в трубке прерывистое. – А потом он выебал меня в жопу. О, это такая боль, Юля! Ну, вот. Всё встало на свои места. - Подожди. – Сказала я трансвеститу, и вылезла из кровати. – Подожди, щас ты всё дорасскажешь Юле. Юле, которая заодно щас мне объяснит, с какого члена она даёт всяким опёздалам мой домашний номер. Подожди… В соседней комнате спала Юлька. Неделю назад она снова навсегда ушла от мужа, и временно жила у меня в детской, на втором ярусе кровати. - Ершова, - пихнула я Юльку, - тебе какой-то гЭй звонит. Ты кому мой телефон дала? - Я сплю. гЭйов нафалос. – Ответила Юлька, и сунула голову под подушку. - Нет уж. Вставай, скотина. И объясни мне, кто такой Костя, похожий на Мэри Поппинс, кто такой Витя Козява, и почему мне в три ночи звонят гЭйы? - Вот ты душная баба… - Простонала из-под одеяла Юлька, и протянула руку: - Дай мне трубку. - Бери. - Это кто? – Завопила в телефон Ершова. – Кто тут охуевший такой, а? В трубке что-то ответили, и Юльке ответ не понравился. - И что? Выкинь нафалос свой сраный определитель номера, и больше сюда не звони! Пауза. Потом в трубке послышалось какое-то «бу-бу-бу, сукабля», и Юлька выключила телефон. - Это Анька. - Ершова протянула мне трубку. – Анька-толстая. Баба она хорошая. Местами. Но в целом – дура што [ой]ец. Ты уж прости, я от тебя ей днём звонила. А у неё дома АОН стоит. В общем, не будет она тебе больше звонить. Иди спать. Я, конечно, пошла. Только долго не могла уснуть. А когда уснула, мне снилась Мэри Поппинс, ссущая на ногу толстой Аньки, и наутро у меня разболелась жопа. Вроде бы, где-то вот так я узнала о Анькином существовании. Потом я неоднократно с ней встречалась, каждый раз поражаясь тому, как многогранна и талантлива эта девушка. Аня много пила. Аня много курила. Аня была латентной лесбиянкой и фетишисткой, а ещё Аня была крайне темпераментна и любила анальный секс. О чём всегда рассказывала всем, кто находился в радиусе ста метров от неё. Поэтому Аню знал весь район. Что связывает Аньку с моей подругой Юлей – я не знаю. И знать не хочу. Но Юлька всегда окружала себя выдающимися личностями. И вот у Аньки послезавтра день рождения. Поэтому Юлька требует у меня резиновый фалос. Всё просто и понятно, как мечты алкоголика. - Зачем нам фалос? – Интересуюсь от скуки. Всё равно его у меня нету. Так хоть поговорить есть о чём. - Аньке подарим! – Обрадовалась Юлька. – Анька знаешь как рада будет! - Догадываюсь. Но у меня нету хуя. А если б и был – я бы не отдала его Аньке. - Дура ты. – Огорчилась Ершова. Я ж не раскулачивать тебя собиралась, я это… Думала, ты в них разбираешься, в хуях-то этих… - Разбираюсь, и непльохо. Да, умри от зависти. Разбираюсь. Но не в резиновых. Рано мне ещё на суррогаты переходить. - Вот ты [ой] какая, оказываецца… - Восхитилась Юлька. – Тогда пойдём в секс-шоп, поможешь мне выбрать Аньке подарок. - Давай через час у метро? Там рядом есть магазин «Интим». Полюбому фалос там есть. И не один. Цени мою доброту. - Всё, договорились. Через час у метро. … Через три часа мы с Юлькой встретились у метро. Прям возле магазина «Интим», который призывно мигал красными сердечками, похожими на жопу, и обещал всем вошедшим щастье в личной жизни. Юлька толкнула дверь, и мы вошли в яркое царство интимных протезов и прочих сексуальных забав. Молодая девушка-продавец, завидев наше вторжение, ринулась к нам навстречу: - Чем я могу помочь? Что-то конкретное интересует? - Да. – Ответила Юля, и посмотрела продавцу в глаза. – Нас интересует, почему все мужики такие сволочи, какого фига у моей младшей сестры сиськи как у Лолы Феррари, а у меня – как у моего папы, и последнее: бывают ли в природе красные резиновые члены с блёстками, и чтоб размер был подходящий? Девушка на секунду задумалась, и ответила: - У нас есть надувные куклы, вакуумные помпы для груди, и большой выбор фаллоимитаторов и вибраторов. Есть и силиконовые, с блёстками. - Размер Кинг Сайз? – Уточнила Юля. - Размер любой! – Развела руки в стороны продавец, демонстрируя нам широкий выбор хуёв, и собственные волосатые подмышки. – Выбирайте. Юлька толкнула меня в бок: - Иди, выбирай. Спец по хуям… Я фыркнула, но отважно подошла к витрине, и, сощурившись, стала придирчиво рассматривать красный фалос без яиц. Зато с блёстками. - Желаете посмотреть поближе? – Вынырнула откуда-то сбоку продавщица. – Могу показать. - А примерить можно? – Задала Юлия не праздный вопрос. – А то, понимаете ли, я допускаю мысль, что я ещё не знаю всего потенциала своих возможностей. Приличные мущщины мне как-то не попадались, а вот я подозреваю, что будь у них член как вот этот, с блёстками, я была бы гораздо более щастлива. В общем, можно его примерить? - Нельзя. – Вздохнула продавщица, и мы с Юлей каким-то шестым чувстом поняли, что она и сама не прочь была бы примерить этот фалос. Но должностная инструкция, и видеонаблюдение в зале не позволяли ей осуществить примерку. – Нельзя, девочки. - В рот его сунь! – Приказала мне Юлька. – говорят, у человека песда такого же размера, как рот. - Пиздишь? – Испугалась я. – Не может быть, чтобы у меня песда была размером с Мариинскую впадину! У меня в рот дохуя чего влезает! Кстати, обратно вылезает реже. - В рот нельзя! – Снова огорчилась и повысила голос продавщица. – Никуда нельзя! Можно подержать только. Ощупать материал, оценить качество и натуральность, согреть его в ладонях… Мы с Юлей покосились на девушку. Нет, она ошиблась с выбором профессии. С такой ранимой душой она тут долго не проработает. - Щупай! – Строго приказала мне Ершова. – Щупай так, чтоб этот фалос кончил тебе в глаз! Оцени качество немедленно! Я подкинула фалос в руке, потом согнула его, потом втихаря плюнула на него и слегка подрочила. - Берём. – Вынесла я вердикт. – Аньке понравится. - Так вы не себе берёте? – Почему-то обрадовалась продавщица. – А себе ничего прикупить не желаете? - Вы, девушка, - прищурилась Юля, - прям-таки на неоправданные траты нас толкаете. Нехорошо это, над несчастными глумиться. Показывайте свою помпу для сисек! - А ещё у нас бабочка есть! – В ажиотаже крикнула девушка с небритыми подмышками, снимая с крючка коробку с хуем. – Бабочка для клитора. Мы с Ершовой сделали стойку: - Это чо такое? Покажь свою бабочку! - Ща покажу! – Девушка кинула коробку с Анькиным подарком на стол, и полезла обратно в стеклянный шкаф: - А вот она, бабочка. Принцип действия прост: надеваете её под трусы, нажимаете вот тут – и всё! - И чо – всё? - И кончаете! - Не, не поняла… - Юлька трясущимися руками взяла в руки бабочку: - Она типа лижет что ли? - У бабочек языков нету… - Невпопад вспомнила я уроки биологии в пятом классе. - Нет, она вибрирует… - Зажмурилась продавщица. – Вибрирует, и… И… - Ты сама-то пробовала? – Юлька внимательно и строго посмотрела на девушку. – Вижу, что пробовала. И как? Кончаешь? Чо, прям просто вот идёшь, и кончаешь?! - Да. У меня есть бабочка. – Продавщица прониклась чувством женской солидарности, и понизила голос: - Только я сначала того мальчика представляю, который в сериале «Солдаты» Медведева играл. И всё. - И всё… - Как эхо повторила Юлька, и облизала губы. - Берёте? – Не растерялась продавщица хуёв и бабочек. - Да! – Крикнули мы с Юлькой, а я посмотрела на часы: - Юль, я прям щас домой уже пойду. У меня там посуды грязной дохуя, и собака щас обоссытся. Я тебе больше не нужна как консультант? - Иди, дрочи. – Не отрывая взгляда от яркой упаковки с бабочкой, ответила Ершова. – У меня самой дел што песдец. До вечера не разгребу. Кстати, девушка, помпу тоже пробейте. Сиськи, знаете ли, это всегда хорошо. А они у меня не посинеют? - Не знаю. – Ответила девушка, запихивая в чёрный пакет наши с Юлькой покупки, и покачивая сиськами пятого размера. – Не знаю, не пробовала. Спасибо за покупку, приходите к нам ещё. - Обязательно! – Заверили мы продавщицу, и вышли на улицу. - Домой? – Посмотрела на меня Юлька. - Не, сначала за батарейками. - О, точно. Я бы не вспомнила, кстати. И это… Кто такой Медведев? Президент который штоли? - А я ебу? Пошли в магазин, диск с «Солдатами» прикупим, для полного комплекта. - И порнуху, на всякий случай. С лесбиянками. - А [ой] с лесбиянками? - А если гуано – Аньке подарим, вместе с хуем. Для полного комплекта, гы. - Вот скажи, Ершова, ведь хорошо быть всё-таки бабой, да? И фалос тебе резиновый, и бабочку на клитор… - И Медведев с лесбиянками. - И помпа для сисек. - И сиськи для помпы. - И песда как Мариинская впадина… - Да что говорить-то? Повезло нам, Лида, [ой]ец как повезло… …Две женские фигуры, виляя жопами, скрылись за дверями магазина с DVD дисками…
