нравится делать записи где-нибудь в пути, а потом по приезду собирать их и редактировать. Здесь даже стиль несколько раз менялся. В общем, вот - Мои записки. Вот и наступило то чудное утро, когда я и мой друг Серега должны ехать к его родственникам в Приморский край. Я собирал вещи под завывающие наставления моей бабушки, которая успокаивала себя моим раннеутренним похмельем. Я позвонил Сереге, чтобы удостовериться, что его будильник прозвенел вовремя. Но как только я услышал Серегино «Алло…», понял, что и его не обошли раннеутреннее похмелье и завывающие наставления домочадцев. Мы договорились встретиться на вокзале. По дороге я вспоминал всё, что произошло после моего пробуждения, и сделал парочку выводов, впоследствии подтвердившихся. Один из них не заставил себя долго ждать – я 20 минут прождал Серегу. Но он как всегда прискакал весь напичканный неоспоримыми оправданиями. До отправки поезда оставалось минут пятнадцать, и мы решили посетить небезызвестную привокзальную «Минутку». Там какая-то нервная баба отдавила мой многострадальный палец, за последние две недели прошедший все круги ада, хотя все началось с едва заметной мозоли… Сначала она вылила на себя стакан горячего кофе, потом подпрыгнула, да не на месте, как полагалось, а в сторону, где моя нога стояла. Чудное ощущение! Я едва не разрыдался… И вот, наконец, мы сидим чинно и мирно в «ресторане». Чувствую, что весь болю. Зуб ноет, ухо отдавлено, нога кровоточит. Серега голодный. И все-таки косится, гнида, на портвейн. Съели котелок мяса (он), порцию манной каши (я), четыре бутылки пива. За столиком рядом сидели наши, как позже выяснилось, соседи по вагону. Из соседнего купе время от времени доносились пронзительные повизгивания двух оболтусов-двойняшек, и до мурашек звонкий баритон их папаши. У матери этих братьев, задерганной особы, интересная привычка. Когда она обращается к мужу, всегда добавляет – «отрава жизни». В духе: «Ну что, поел, отрава жизни?» Серега пошел спать. Я торчу в тамбуре у открытого окна и борюсь с желанием выпрыгнуть. Так кругом красиво! А вообще ничего интересного больше не было. В 11 часов вечера проехали Читу. Да, вспомнил. Когда проезжали Сохойдо, зашли с Серегой в туалет и обмочили эту святую землю. Опять он дрыхнет, я пишу. Другая сердобольная тетя, заметив мои ночные бдения, предложила мне люминалу. Я принял. Бедный Серега до 11 утра дергал меня за ногу и канючил, дескать, проснись, друг, я жрать хочу. Остались в купе одни, соседи где-то высадились ночью. Возле станции Кендагиры видели в окно такое изобилие и разнообразие цветов, что Серега счел за лучшее срочно взгромоздиться на койку, сказавши, что чувствует близкое расстройство желудка. Непременно нужно там побывать! Скоро Ерофей Палыч. Ничего интересного больше не было. Читал Сереге «Уленшпигеля» вслух. Он уснул. Ночью встали где-то среди леса. Срочно выскочил с намерением нарвать цветов. Тьма – глаз выколи, под ногами мокро. Сверзился в какую-то канаву с крапивой, поматюгался всласть и начал искать, чего бы такое сорвать. Кругом какая-то рослая трава, цветов не видать. Потом нащупал что-то и начал судорожно дергать. Запрыгнул в тронувшийся поезд, посмотрел – иван-чай. Ну и то хорошо. Долго не мог уснуть, лежал и чесался. Подъем был похож на вчерашний, как две капли воды. Серега опять теребил меня за ногу, хныкал и приводил свой неотразимый довод: есть хочу. Потом был Белогорск. Было мороженое. Серега не получил ни капли. Потом была вынужденная остановка в чистом поле, сорвал десяток диких фиолетовых гладиолусов. Серега лежит, читает о том, как его прототип Ламме Гудзак обжирается на страницах «Уленшпигеля» и надрывно вздыхает, т.к. до посещения ресторана еще долгих 5 часов. А за окном буйство природы. Смотрю на нескончаемые леса, поля, горы, траву, цветы и чем-то наливаюсь. Наверное, жаждой странствий. Ох, и понесло бы меня, сложись все не так. Ну да ладно. Не доезжая Хабаровска, нас застопорили. Через каждые триста метров останавливались на 15 минут. Вдоль вагонов бегали длинноногие и разномастные слухи о причинах задержки. Одно было ясно: какой-то поезд кувыркнулся неподалеку от Хабаровска и повредил линию. Короче, задержали нас на целых три часа, хорошо, что не на сутки. Всякие шовинисты клялись и божились, что это – работа китайских диверсантов, но большинство настырно полагало, что все это – случайность. Мимо эпицентра проезжали ночью и единственное, что видели – это безобразную кучу цистерн, рядом тепловоз на боку и скрученные температурой при пожаре рельсы. Наверняка, это было захватывающее зрелище. Последние сутки, вернее, день, очень живо напоминали картину плотского наказания за чревоугодие по описаниям Данте. Потовые и жировые выделения начались у нас часов в 10 утра. До двенадцати спасались тем, что полностью открыли окно в купе и взгромоздились на верхние полки. Обдувало. Но потом, когда обдувать начало чем-то сорокаградусным, мучения росли по экспоненте и достигли апогея часов в 5 по местному времени. Уже не стесняясь, шастали по вагону почти нагишом, пили теплую водичку из системы в безразмерных количествах. К четырем часам Серега собрал все 4 матраца, сложил их наверху и полез на эту кучу умирать. Видок у нас был более чем непрезентабельный: грязные, потные, лохматые, изможденные, голодные (ресторан не работал), а Серега еще и зарос какой-то невообразимой клочковатой щетиной. На протяжении последних ста километров он поминутно заверял меня, что за следующим поворотом заветная станция Угольная – место назначения. И все же мы доехали. Разумеется, всё шло у нас в этот день наперекосяк: проторчали больше часа на автобусной остановке. Желающих поехать на этом же автобусе набралось человек на 50 больше, чем он мог вместить. За бортом мы, понятно, не остались, но как ехали, это просто чудо. Если в битком набитый автобус втиснуть еще человек тридцать, будет примерно такое. Я одной ногой доставал до пола, вернее до какой-то железяки, большой и угловатой, каковую один из местных юмористов страстно желал довезти до дома в этот день и в этот час, а Серега и вовсе висел. Наша колымага тащилась, вернее, прыгала по разухабистой дороге часа полтора, не меньше, и все-таки мы приехали. Тут попутно выяснилось, что Серега понятия не имеет, где искать улицу Верещагина. А время уже позднее, 9-30 вечера. И решили мы взять такси. Что может быть проще: садишься, называешь адрес и рублей через тридцать уже дома. Но, как говорится, скоро сказка сказывается. Такси в городе Артёме не оказалось. Какому-то местному монарху вздумалось отправить всех таксистов на уборку урожая, плюс ко всему разбрасывать с самолёта над городом три дня и три ночи листовки с банально-шутливо-патриотически-идиотским призывом «Все поголовно на уборку урожая!!!» Это мы видели сами. Так-то! Часам к двенадцати мы нашли улицу и еще с час, наверное, шарахались по ней в поисках заветного дома. На улице 50 домов и ни одного фонаря. Никаких прохожих, кроме нескольких пьяных да пары злобствующих дворняг, не было. И все-таки мы нашли. 1 день. Посещение родственников. Я – в качестве слона. 2 день. Поездка в Романовку. Немного веселее. Остались ночевать. 3 день. Сплошной куп-куп и запах полихлорвинила на ацетоне. 4 день. Владивосток. О! Ух ты! Вот это да! 5 день. На сегодня у нас был план: с утра поехать в Романовку, а оттуда выбраться на побережье, где получше. Так и сделали. Три часа тащились вдоль берега, был хороший накат. Остановились на ночь около двух мужичков-косцов. Сходу обнаружились некоторые неприятные детали, а именно наличие комаров, отсутствие путёвых дров и огромное количество всяких многоногих и длиннокрылых. Лес кишел медноголосыми лягушками, пауками со спичечный коробок, летающими светляками и прочей гадостью. Короче, все вокруг нас куда-то шло, летело, прыгало, жужжало и орало на множество голосов. Мы сгородили себе пародию на шалаш, срубили несколько пародий на дрова и стали умащиваться. С этого момента начинается самая веселая часть путешествия – Серегины комариные бдения. Нам уже давненько не приходилось ночевать летом в лесу в пору сенокоса, и я совсем забыл, что мой друг боится этих тварей до судорог. Вернее, это не боязнь как таковая, просто нетерпимое отношение к всепроникающим кровососам. Только мы улеглись, как сразу закапало. Над нами росло интересное деревце по фамилии дубняк. Когда капля дождя падает на лист, звук такой же, как от камня, шлепнувшегося на железную крышу. И тут же над нами зазвенело что-то щемяще знакомое. Я зарылся поглубже, Серега тоже. Уже засыпая, услышал, как Серега полез готовить своим друзьям дымокур. Проснулся я среди ночи от каких-то звуков. Костра почти нет, он завален какой-то фигней, здорово дымящей, а Серега ползает вокруг него, куда дым подует, и монотонно, как кающийся грешник, лупцует себя по телесам. При этом что-то бормочет про стаканчик крови и про какого-то бога, коему он данный стаканчик с великой готовностью отдаст, если тот чего-то прекратит. Очевидно, это был бред, молитва какому-то комариному богу. Не знаю уж, сторговался он с ним как-нибудь или нет, поскольку снова заснул. 6 -7 день. Весь день мы ловили рыбу, пили чай и собирали ракушки. Вторая ночь была полнолунная и в крупных деталях от предыдущей не отличалась. Серега вовсю бодрствовал до подъема солнца, потом, когда комары исчезли, я дал ему поспать часа три. Обратный путь через перешеек занял у нас минут десять, не больше. Солнце палило – дай Бог так каждый день, мы взмокли как мыши и порешили не уходить с южного пляжа, пока не позеленеем. Так и сделали. Плескались и бесились на всякие лады часа четыре, затем потопали по несносной жаре до пристани, откуда и уехали, не прождав и часа. По дороге в трясучем кузове наши бедные, распухшие от воды, почки прыгали, доставая чуть ли не до колен, и это было больно. Ко всем прочим, большим и маленьким, гадостям, мы еще и жрать захотели, как хотят только добры молодцы в сказках после трехдневной рукопашной со Змеем Горынычем. И в этот знаменательный день мы съели у Надьки, Серегиной сестры, все припасы. 8 день. На следующий день поутру мы, взвалив на себя ее беспокойного отпрыска, Сережку, двинули к «бабане». У нее под крылом всегда хорошо. Она – кулинар шестого разряда, ударник коммунистического труда, хозяйственная женщина и, вообще, оптимизм ее неисчерпаем. Отлично провели время. 9 день. Сегодня мы с Серегой в 9 утра проводили Надю домой и пошли купаться на общегородской открытый бассейн – великое изобретение города Артёма. Нахлюпались до зеленых соплей, учил Серегу нырять. К двенадцати вернулись и начали соображать, что бы откушать, и тут подъехал отец. Мы еще вчера договорились, что он отвезет нас на прополку картошки за город. Картофель там-де задыхается в плену у сорняков. Ну и поехали. Там была тьма маленьких участков, но мы почему-то их все миновали и подошли к чудному наделу, где картошки не было. Батя нас заверил, что мы жестоко ошибаемся, и полез в кучу зелени. Шарил-шарил руками, наконец, показал. И в самом деле, указанный чахлый кустик был, несомненно, картошкой. Мы с Серегой окинули взглядами этот непочатый край в две сотки площадью, и нам стало тоскливо. Вожделенные кустики в этом зеленом океане были по высоте на пятом месте, или, может на шестом, а по количеству – и вовсе на 1001-ом. Мы перекурили при гробовом молчании, разошлись в разные концы и нерешительно начали. Сначала мы искали куст картошки, очищали вокруг него, чтобы не перепутать ненароком и не выдернуть его, потом рвали остальное. Погода благоприятствовать нам не собиралась. Жара, гады всякие, летучие и ползучие, земля как камень. Через час сошлись на перекур. Я очистил 20 кустов, он – 40. Я решил, что это странно и сказал, что тише едешь – дальше будешь. Так и случилось. Еще через час Серега подходит на перекур и докладывает, что он ранен. У него со средних пальцев стерлась кожа. Короче, руки мы там испохабили прилично, и где-то на пятом перекуре сделали вывод, что предков-крестьян у нас не было, и сами мы для этих занятий непригодны. Когда за нами приехали, помогли дополоть остатки. Позже мы долго и сладострастно плескались в колодезной воде. Вечером тетя Оля, взбалмошная особа, расколола-таки меня на пару стаканчиков водки. Разумеется, я закосел. Отложил глажение рубах на следующее, более мудрое, утро и уснул. Проснулся ночью, трезвый, выспавшийся и вообще свежий. Включил свет, сидел до утра наблюдал пятнашки, самбо, козла, чехарду и прочие детские забавы четырех щенят и трех котят. … Ну, вот и всё, конец всем запискам. Не мог последние дни там, во Владивостоке, и здесь, в поезде, ни писать, ни читать, ни лежать. И вообще я какой-то весь сейчас как только что влюбившийся пацан. Трясет даже изнутри. Не могу сказать, что Серегино состояние в корне отличается от моего. Но его хоть «бабаня» порадовала, наложив полную корзину всяких вкусностей. … Улан-Удэ через 6 часов. Изо всех моих мочей пытаюсь разглядеть в окно знакомые местности. Через пару часов даже головой стало вертеть больно. Вылезли на какой-то мелкой станции, Серега понесся куда-то что-то пить от похмелья, в котором он еще долго обвинял наших соседей по купе. Я тоже купил себе 2 бутылки спасительной жидкости, и поехали мы дальше…. Ну, здравствуйте, горы, реки и сёла! На этом всё! С уважением, Ваш друг, товарищ и брат…… Было выложено в конкурсе, но вряд ли кто-нибудь читал
