"Непотребные" поэмы и сказки. !! много мата !!

[dibar]

Внимание

В спойлерах произведения с большим

количеством нецензурных выражений !

Несовершеннолетним и людям, неприемлющим мат,

не рекомендуется нажимать на + около слова "спойлер"!

Начнем с классики. Два произведения приписываемых И.С. Баркову.

неизвестный автор

Лука Мудищев

поэма

Человек и человек — люди.

Яйцо и яйцо — муди.

Мои богини! Коль случится

Сию поэму в руки взять —

Не раскрывайте. Не годится

И неприлично вам читать.

Вы любопытны, пол прекрасный,

Но воздержитесь на сей раз.

Здесь слог письма весьма опасный!

Итак, не трогать, прошу вас.

Что ж, коли слушать не хотите,

То, так и быть, её прочтите.

Но после будете жалеть:

Придётся долго вам краснеть!

пролог

Природа женщин сотворила,

Богатство, славу им дала,

Меж ног отверстье прорубила,

Его [ой]ою назвала.

У женщин всех [ой]а — игрушка!

Мягка, просторна — хоть куда,

И, как мышиная ловушка,

Для нас открыта всех всегда.

Она собою всех прельщает,

Манит к себе толпы людей,

И бедный хуй по ней летает,

Как по сараю воробей.

Пизда — создание природы,

Она же — символ бытия.

Оттуда лезут все народы,

Как будто пчёлы из улья.

Тебя, хуй длинный, прославляю,

Тебе честь должно воздаю!

Восьмивершковый1, волосистый,

Всегда готовый бабу еть2,

Тебе на лире голосистой

До гроба буду песни петь.

О, хуй! Ты дивен чудесами,

Ты покоряешь женский род,

Тобою создан весь народ —

Юнцы, и старцы с бородами,

И царь державный, и свинья,

Пизда, и [ой], и грешный я…

I

Дом двухэтажный занимая,

У нас в Москве жила-была

Вдова, купчиха молодая,

Лицом румяна и бела.

Покойный муж её мужчина

Ещё не старой был поры,

Но приключилась с ним кончина

Из-за её большой дыры.

На передок все бабы слабы,

Скажу, соврать тут не боясь,

Но уж такой ебливой бабы

И свет не видел отродясь.

Несчастный муж моей купчихи

Был парень безответно тихий,

И, слушая жены приказ,

Ёб в день её по десять раз.

Порой он ноги чуть волочит,

Хуй не встаёт, хоть отруби,

Она же знать того не хочет —

Хоть плачь, а всё равно еби.

В подобной каторге едва ли

Протянешь долго. Год прошёл,

И бедный муж в тот мир ушёл,

Где нет ни ебли, ни печали…

О, жёны, верные супругам!

Желая также быть вам другом,

Скажу: и мужниным мудам

Давайте отдых вы, мадам.

Вдова, не в силах пылкость нрава

И женской страсти обуздать,

Пошла налево и направо

Любому-каждому давать.

Её ебли и пожилые,

И старики, и молодые —

Все, кому ебля по нутру,

Во вдовью лазили дыру.

О, вы, замужние и вдовы!

О, девы! (Целки тут не в счёт.)

Позвольте мне вам наперёд

Сказать про еблю два-три слова.

Ебитесь все вы на здоровье,

Отбросив глупый ложный стыд,

Позвольте лишь одно условье

Поставить, так сказать, на вид:

Ебитесь с толком, аккуратней:

Чем реже ебля, тем приятней,

И боже вас оборони

От беспорядочной ебни.

От необузданности страсти

Вас ждут и горе, и напасти;

Вас не насытит уж тогда

Обыкновенная елда.

Три года в ебле бесшабашной

Как сон для вдовушки прошли.

И вот томленья муки страстной

И грусть на сердце ей легли.

Её уж то не занимало,

Чем раньше жизнь была красна,

Чего-то тщетно всё искала

И не могла найти она.

Всех ёбарей знакомы лица,

Их ординарные хуи

Приелись ей, и вот вдовица

Грустит и точит слез струи.

И даже еблей в час обычный

Ей угодить никто не мог:

У одного хуй неприличный,

А у другого короток,

У третьего — уж очень тонок,

А у четвёртого муде

Похожи на пивной бочонок

И зря колотят по манде.

То сетует она на яйца —

Не видно, точно у скопца;

То хуй не больше, чем у зайца…

Капризам, словом, нет конца.

Вдова томится молодая,

Вдове не спится — вот беда.

Уж сколько времени, не знаю,

Была в бездействии [ой]а.

И вот по здравом рассужденье

О тяжком жребии своём

Она к такому заключенью

Пришла, раскинувши умом:

Чтоб сладить мне с лихой бедою,

Придётся, видно, сводню звать:

Мужчину с длинною елдою

Она сумеет подыскать.

II

В Замоскворечье, на Полянке3,

Стоял домишко в три окна.

Принадлежал тот дом мещанке

Матрёне Марковне. Она

Жила без горя и печали,

И эту даму в тех краях

За сваху ловкую считали

Во всех купеческих домах.

Но эта Гименея4 жрица,

Преклонных лет уже девица,

Свершая брачные дела,

И сводней ловкою была.

Наскучит коль купчихе сдобной

Порой с супругом-стариком —

Устроит Марковна удобно

Свиданье с ёбарем тайком.

Иль по другой какой причине

Свою жену муж не ебёт,

Та затоскует по мужчине —

И ей Матрёна хуй найдёт.

Иная, в праздности тоскуя,

Захочет для забавы хуя —

Моя Матрёна тут как тут,

И глядь — бабёнку уж ебут.

Мужчины с ней входили в сделку:

Иной захочет гастроном5

Свой хуй полакомить — и целку

Ведёт Матрёна к нему в дом…

И вот за этой, всему свету

Известной своднею, тайком,

Вдова отправила карету

И ждёт Матрёну за чайком.

Вошедши, сводня помолилась,

На образ истово6 крестясь,

Хозяйке чинно поклонилась

И так промолвила, садясь:

«Зачем позвала, дорогая?

Али во мне нужда какая?

Изволь — хоть душу заложу,

Но на тебя я угожу.

Коль хочешь, женишка спроворю.

Аль просто чешется манда?

И в этом разе завсегда

Готова пособить я горю!

Без ебли, милая, зачахнешь,

И жизнь те станет не мила.

Такого ёбаря, что ахнешь,

Я для тебя бы припасла!»

«Спасибо, Марковна, на слове!

Хоть ёбарь твой и наготове,

Но пригодится он едва ль,

Твоих трудов мне только жаль!

Мелки в наш век пошли людишки!

Хуёв уж нет — одни хуишки.

Чтоб хуя длинного достать,

Весь свет придётся обыскать.

Мне нужен крепкий хуй, здоровый,

Не меньше, чем восьмивершковый.

Не дам я мелкому хую

Посуду пакостить свою!

Мужчина нужен мне с елдою

С такою, чтоб когда он ёб,

Под ним вертелась я юлою,

Чтобы глаза ушли под лоб,

Чтоб мне дыханье захватило,

Чтоб зуб на зуб не попадал,

Чтоб я на свете всё забыла,

Чтоб хуй до сердца доставал!»

Матрёна табачку нюхнула,

О чём-то тяжело вздохнула,

И, помолчав минутки две,

На это молвила вдове:

«Трудненько, милая, трудненько

Такую подыскать елду.

Восьмивершковый!.. Сбавь маленько,

Поменьше, может, и найду.

Есть у меня тут на примете

Один мужчина. Ей-же-ей,

Не отыскать на целом свете

Такого хуя и мудей!

Я, грешная, сама смотрела

Намедни хуй у паренька

И, увидавши, обомлела —

Совсем пожарная кишка!

У жеребца и то короче!

Ему не то что баб скоблить,

А, будь то сказано не к ночи,

Такой елдой чертей глушить!

Собою видный и дородный,

Тебе, красавица, под стать.

Происхожденьем благородный,

Лука Мудищев его звать.

Да вот беда — теперь Лукашка

Сидит без брюк и без сапог —

Всё пропил в кабаке, бедняжка,

Как есть, до самых до порток».

Вдова восторженно внимала

Рассказам сводни о Луке

И сладость ебли предвкушала

В мечтах об этом елдаке.

Не в силах побороть волненья,

Она к Матрёне подошла

И со слезами умиленья

Её в объятия взяла:

«Матрёна, сваха дорогая,

Будь для меня ты мать родная!

Луку Мудищева найди

И поскорее приведи.

Дам денег, сколько ты захочешь,

А ты сама уж похлопочешь,

Одень приличнее Луку

И будь с ним завтра к вечерку».

«Изволь, голубка, беспременно

К нему я завтра же пойду,

Экипирую преотменно,

А вечерком и приведу».

И вот две радужных бумажки

Вдова выносит ей в руке

И просит сводню без оттяжки

Сходить немедленно к Луке.

Походкой скорой, семенящей

Матрёна скрылася за дверь,

И вот вдова моя теперь

В мечтах о ебле предстоящей.

III

Лука Мудищев был дородный7

Мужчина лет так сорока.

Жил вечно пьяный и голодный

В каморке возле кабака.

В придачу к бедности мизерной8

Еще имел он на беду

Величины неимоверной

Восьмивершковую9 елду.

Ни молодая, ни старуха,

Ни [ой], ни девка-потаскуха,

Узрев такую благодать,

Не соглашались ему дать.

Хотите верьте иль не верьте,

Но про него носился слух,

Что он елдой своей до смерти

Заёб каких-то барынь двух.

И вот, совсем любви не зная,

Он одинок на свете жил

И, хуй свой длинный проклиная,

Тоску-печаль в вине топил.

Но тут позвольте отступленье

Мне сделать с этой же строки,

Чтоб дать вам вкратце поясненье

О роде-племени Луки.

Весь род Мудищевых был древний,

И предки нашего Луки

Имели вотчины10, деревни

И пребольшие елдаки.

Из поколенья в поколенье

Передавались те хуи,

Как бы отцов благословенье,

Как бы наследие семьи.

Мудищев, именем Порфирий,

Ещё при Грозном службу нёс

И, поднимая хуем гири,

Порой смешил царя до слёз.

Покорный Грозного веленью,

Своей елдой, без затрудненья,

Он раз убил с размаху двух

В вину попавших царских слуг.

Другой Мудищев звался Саввой,

Петрово дело защищал,

И в славной битве под Полтавой

Он хуем пушки прочищал!

При матушке Екатерине,

Благодаря своей махине,

В фаворе11 был Мудищев Лев,

Блестящий генерал-аншеф12.

Сказать по правде, дураками

Всегда Мудищевы слыли,

Зато большими елдаками

Они похвастаться могли.

Свои именья, капиталы

Спустил Луки распутный дед,

И наш Лукаша, бедный малый,

Был нищим с самых юных лет.

Судьбою не был он балуем,

И про Луку сказал бы я:

Судьба его снабдила хуем,

Не дав в придачу ни хуя.

IV

Настал вот вечер дня другого.

Одна в гостиной ждёт-пождёт

Купчиха гостя дорогого,

А время медленно идёт.

Под вечерок она в пахучей

Помылась розовой воде

И смазала на всякий случай

Губной помадою в [ой]е.

Хоть всякий хуй ей не был страшен,

Но тем не менее ввиду

Такого хуя, как Лукашин,

Она боялась за [ой]у.

Но чу! Звонок! О миг желанный!

Прошла ещё минута-две —

И гость явился долгожданный —

Лука Мудищев — ко вдове.

…Склонясь, стоял пред нею фасом

Дородный видный господин

И произнёс пропойным басом:

«Лука Мудищев, дворянин».

Он вид имел молодцеватый:

Причёсан, тщательно побрит,

Одет в сюртук13 щеголеватый,

Не пьян, а водкою разит.

«Ах, очень мило!.. Я так много

О вашем слышала…» — вдова

Как бы смутилася немного,

Сказав последние слова.

«Да-с, это точно-с; похвалиться

Могу моим!.. Но впрочем вам

Самим бы лучше убедиться,

Чем верить слухам и словам!»

И, продолжая в том же смысле,

Уселись рядышком болтать,

Но лишь одно имели в мысли:

Как бы скорей ебню начать.

Чтоб не мешать беседе томной,

Нашла Матрёна уголок,

Уселась в нём тихонько, скромно

И принялась вязать чулок.

Так близко находясь с Лукою,

Не в силах снесть Тантала мук14,

Полезла вдовушка рукою

В карман его суконных брюк.

И от её прикосновенья

Хуй у Луки воспрянул вмиг,

Как храбрый воин пред сраженьем —

Могуч, и грозен, и велик.

Нащупавши елдак, купчиха

Мгновенно вспыхнула огнём

И прошептала нежно, тихо,

Склонясь к нему: «Лука, пойдём!»

И вот вдова вдвоём с Лукою.

Она и млеет, и дрожит,

И кровь её бурлит рекою,

И страсть огнём её палит.

Снимает башмачки и платье,

Рвёт в нетерпенье пышный лиф,

И, обе сиськи заголив,

Зовёт Луку в свои объятья.

Мудищев тоже разъярился;

Тряся огромною елдой,

Как смертоносной булавой,

Он на купчиху устремился.

Её схватил он поперёк

И, бросив на кровать с размаху,

Заворотил он ей рубаху,

И хуй всадил ей между ног.

Но тут игра плохая вышла:

Как будто ей всадили дышло15,

Купчиха начала кричать

И всех святых на помощь звать.

Она кричит — Лука не слышит,

Она сильнее всё орёт —

Лука, как мех кузнечный, дышит

И знай себе вдову ебёт.

Услышав крики эти, сваха

Спустила петли у чулка

И говорит, дрожа от страха:

«Ну, знать, заёб её Лука!»

Но через миг, собравшись с духом,

С чулком и спицами в руках

Спешит на помощь лёгким пухом

И к ним вбегает впопыхах.

И что же зрит? Вдова стенает,

От боли выбившись из сил,

Лука же жопу заголил

И жертву еть всё продолжает.

Матрёна, сжалясь над вдовицей,

Спешит помочь скорей беде

И ну колоть вязальной спицей

Луку то в жопу, то в муде.

Лука воспрянул львом свирепым,

Старуху на пол повалил

И длинным хуем, словно цепом16,

По голове её хватил.

Но всё ж Матрёна изловчилась,

Остатки силы собрала,

Луке в муде она вцепилась

И напрочь их оторвала.

Взревел Лука и ту старуху

Елдой своей убил, как муху —

В одно мгновенье, наповал,

И сам безжизненный упал.

эпилог

И что же? К ужасу Москвы

Наутро там нашли три трупа:

Средь лужи крови труп вдовы,

С [ой]ой, разорванной до пупа,

Труп свахи, распростёртый ниц,

И труп Лукаши без яиц.

Три дня Лукашин красный хуй

Лежал на белом покрывале.

Его все девки целовали,

Печален был их поцелуй…

Вот, наконец, и похороны.

Собрался весь торговый люд.

Под траурные перезвоны

Три гроба к кладбищу несут.

Народу много собралося,

Купцы за гробом чинно шли

И на серебряном подносе

Муде Лукашины несли.

За ними — медики-студенты

В халатах белых, без штанов.

Они несли его патенты

От всех московских бардаков17.

К Дашковскому, где хоронили,

Стеклася вся почти Москва.

Там панихиду отслужили,

И лились горькие слова.

Когда ж в могилу опускали

Глазетовый18 Лукашкин гроб,

Все бляди хором закричали:

«Лукашка! Мать твою! Уёб!»

…Лет через пять соорудили

Часовню в виде елдака,

Над входом надпись водрузили:

«Купчиха, сводня и Лука».

ок. 1830—70 гг.

1 Вершок — прежняя русская мера длины, равная 1/16 аршина или 13/4 дюйма (4,445 см). Первоначально равнялась длине фаланги указательного пальца. Четыре вершка составляли одну пядь.

2 Еть — то же, что ебать.

3 Большая Полянка (название конца XVIII в.), ранее Космодемиановская — улица в Москве. Некогда была дорогой, которая вела к полям, простиравшимся от района Полянского пер. в сторону нынешней Серпуховской пл.

Малая Полянка (название XIX в.) — улица в Москве. Названа по расположению рядом с Большой Полянкой.

4 Гименей (греч. Hymenaios) — в греческой и римской мифологиях — сын Бахуса и Венеры, бог супружества. Изображался нагим юношей, украшенным гирляндами цветов, с факелом в руке. В переносном смысле «узы Гименея» — супружеский союз.

5 Гастроном (франц. gastronome, от греч. gaster (gastros) — желудок + nomos — закон; устар.) — здесь (перен.): любитель и знаток тонких кушаний, гурман.

6 Истово (устар.) — очень усердно, ревностно.

7 Дородный — рослый, крупный, полный.

8 Мизерный (от лат. miser — бедный) — незначительный по размерам; ничтожный.

9 Таким образом, Лука обладал мужским достоинством длиной свыше 35,5 см.

10 Вотчина (или отчина) — родовое наследственное земельное владение, древнейший вид наследственной земельной собственности в России. Возникла в X—XI вв. (княжеская, боярская, монастырская); в XIII—XV вв.— господствующая форма землевладения. С кон. XV в. противостояла поместью, с которым сближалась в XVI—XVII вв. и в нач. XVIII в. слилась в один вид — имение. В дальнейшем вотчина — всякая феодальная земельная собственность.

11 Фавор (от лат. favor; устар.) — покровительство, протекция, милость, благосклонность. Быть в фаворе у кого-либо — пользоваться покровительством.

12 Генерал-аншеф — генеральский чин в русской армии в 1716—96 гг. Заменен чином генерала по родам войск (напр., генерал от инфантерии).

13 Сюртук (от франц. surtout — балахон, широкое верхнее платье) — мужская верхняя приталенная одежда до колен, с воротником, со сквозной застежкой на пуговицах. Также род длинного двубортного пиджака, обычно в талию.

14 Тантал (греч. Tantalos) — в греческой мифологии лидийский или фригийский царь, сын Зевса. В наказание за то, что угостил богов на пиру телом собственного сына, был обречен богами на вечные муки: стоя по горло в воде и видя спускающиеся с дерева плоды, Тантал не мог утолить жажду и голод, поскольку вода уходила из-под его губ, а ветвь с плодами отстранялась. В переносном смысле «танталовы муки», «муки Тантала» — нестерпимые мучения от сознания близости желанной цели и невозможности ее достигнуть.

15 Дышло — в парной запряжке: толстая оглобля, прикрепляемая к середине передней оси повозки.

16 Цеп — примитивное сельскохозяйственное орудие для обмолота зерновых культур. Состоит из длинной (до 2 м) деревянной ручки и короткого (до 0,8 м) била, соединенных сыромятным ремнем или короткой цепью.

17 Бардак — здесь: то же, что публичный дом.

18 Глазет (от франц. glace — глянцевый) — шелковая парчовая ткань с золотым и серебряным утком, обычно гладкая или с крупным рисунком (цветы или геометрический орнамент).

Григорий Орлов

Во множестве списков текст ошибочно атрибутируется И. С. Баркову (1732-1768). В действительности автор этого текста неизвестен. Предположительно можно лишь сказать, что он был написан в конце XIX - начале ХХ в. Варианты заглавия: "Григорий Орлов - любовник Екатерины", "Утехи императрицы".

В блестящий век Екатерины

На все парады и балы

Слетались пышно и картинно

Екатеринины орлы.

И хоть интрижек и историй

Орлы плели густую сеть,

Из всех орлов - Орлов Григорий

Лишь мог значение иметь.

Оставим о рейтузах сказки,

Мол, будто хуй в них выпирал...

Я расскажу вам без прикраски,

Как Гриша милости сыскал.

Увидев как-то на параде

Орлова Гришу в первый раз,

Екатерина сердцем бляди

Пришла в мучительный экстаз.

Еще бы, Гриша рослый, крупный...

И жемчуга его зубов,

И пламя взоров неотступно

Напоминают про любовь.

Вот вам причина, по которой

Его, увидев раз иль два,

Екатерина к мысли скорой

С ним о сближении пришла.

Изрядно вечером напившись

С друзьями в шумном кабаке,

Храпел Григорий, развалившись,

Полураздетый в парике.

Но растолкал его успешно,

К нему прибывший вестовой:

- Мон шер, простите, вам депеша

От государыни самой.

- Депеша? Мне? - вскочил Григорий,

Пакет вскрывает вгорячах.

По строчкам взгляд летает скорый

И ужас вдруг застыл в очах.

- Пропал, пропал... Теперь уж знаю,

Погибло все... О мой Творец!

Меня немедля вызывают

К императрице во дворец.

Вчера дебош я с мордобоем,

Насколько помнится, создал.

И выручили меня с боем

Все те же несколько солдат.

Теперь зовут меня к ответу.

Конец карьере! Я погиб!

Иван, закладывай карету!

Парик мне пудрою посыпь!..

А вот, друзья, что дальше было:

Подъехал Гриша ко дворцу,

Идет по лестнице уныло,

Готовый к страшному концу.

Поднявшись, стражу встретил он.

Начальник стражи: - Ваш пароль?

- Кувшин! - он был предупрежден.

- За мною следовать изволь.

- Зачем ведут меня - не знаю,

И вызван на какой предмет?

О боже! Я изнемогаю...

Придется, знать, держать ответ.

И вдруг портьера распахнулась,

И он ЕЕ увидел вдруг...

Она Орлову улыбнулась;

- Орлов? Ну здравствуйте, мой друг!

Гвардеец мигом на колени

Пред государыней упал:

- По высочайшему веленью,

Царица, к вам я прискакал.

Казнить иль миловать велите!

Пред вами ваш слуга и раб...

Она лакеям: - Уходите!

Потом ему: - Да, я могла б

Тебя нещадно наказать,

Но я совсем не так злорадна.

Мне хочется тебя ласкать –

Так ласка мне твоя приятна!

Дай руку и иди за мною

И не изволь, мой друг, робеть,

Коль хочешь ты своей женою

Меня на эту ночь иметь.

Он ощутил вдруг трепетанье,

Блеск глаз ее, огонь ланит...

Язык его прилип к гортани,

Невнятно Гриша говорит:

- Ваше Величество, не смею

Поверить я своим ушам!

К престолу преданность имею.

За вас и жизнь, и честь отдам!

Она смеется, увлекая

Его с собою в будуар,

И быстро мантию сменяет

На белый пышный пеньюар.

Царица, будучи кокоткой,

Прекрасно знала к сердцу ход.

К алькову царственной походкой

Она его, смеясь, ведет.

Вот он с царицей - у алькова

Стоит подавлен, потрясен.

Не ждал он случая такого.

Уж не с похмелья ль этот сон?

Она ж, полна любовной муки

И лихорадочно дыша.

Ему растегивает брюки...

В нем еле теплится душа.

Снимите, черт возьми, лосины!

Ну что стоишь ты, словно пень?!

Орлов дрожит, как лист осины,

Совсем безрукий, как тюлень.

Хоть наш герой и полон страху,

Сильнее страха юный пыл.

Спустила Катя с плеч рубаху –

И в изумленьи он застыл...

И молодое тело, плечи,

Ее упругий пышный бюст,

Меж ног кудрявый ее куст

Сразили Гришу, как картечью.

Исчезнул страх. Застежки, пряжки

Остервенело Гриша рвет.

И ослепительные ляжки

Голодным взором так и жрет.

Звук поцелуев оглашает

ЕЕ роскошный будуар.

Орлов елдак свой вынимает

В груди горит желанья жар.

Его царица упреждает

И, нежной ручкой хуй держа,

Раздвинув ноги, направляет

Его в свою [ой]у, дрожа.

И, навевая страсти чары,

Моей возлюбленной чете,

У изголовья милой пары

Амур кружился в высоте.

Амур! Амур! Немой свидетель

Неописуемых картин,

Скажи, не ты ли сцены эти

Нам навеваешь? - Ты один!

У всех племен, у всех народов

Любви поэзия одна.

И для красавцев и уродов

Она понятна и родна.

Перед амуром нет различий,

Ни этикета, ни приличий,

Чинов и рангов - все равны!

Есть только юбка и штаны.

Однако, к делу! Продолжаю

Описывать событий ход.

Зачем я, впрочем, называю

Событьем этот эпизод?

- Ой, ой ! - она под ним завыла,-

Поглубже, миленький, вот так!

Целуй меня! Ах, что за сила

Твой изумительный елдак!

Ну что молчишь? Скажи хоть слово!

- Да я не знаю, что сказать.

- Я разрешаю сквернословить.

- Сиповка, [ой], ебена мать!

- Ну что ты, Гриша, это грубо!

Нельзя же так, хоть я и [ой]...

А все же как с тобою любо!

Как ты умеешь поебать!..

Тут, разъярившись, словно лев,

Набравшись храбрости и силы,

Григорий крикнул, осмелев:

- А встань-ка раком, мать Россия!..

Любови служит хмель опорой.

Найдя вино в шкапу за шторой,

Орлов бутылку мигом вскрыл

И половину осушил.

И, выпив залпом пол-бутылки,

Орлов, неистов, пьян и груб,

Парик поправил на затылке

И вновь вонзил в царицу зуб.

Облапив царсвенную жопу,

Ебется, не жалея сил.

Плюет теперь на всю

Европу -Такую милость заслужил.

Подобно злому эфиопу,

Рыча, как зверь, как ягуар,

Ебет ее он через жопу,

Да так, что с Кати валит пар.

Теперь Орлов в пылу азарта

Без просьбы Кати, как дикарь,

Отборного, лихого мата

Пред нею выложил словарь:

- Поддай сильней, курвяга, шлюха!

Крути мандою поживей!

Смотри-ка, родинка, как муха,

Уселась на [ой]е твоей!

Ага, вошла во вкус, блядища!

Ебешься, как ебена мать.

Ну и глубокая [ой]ища!

Никак до матки не достать.

Орлов не знал, что Кате сладко,

Что он ей очень угодил,

Что длинный хуй, измяв всю матку,

Чуть не до сердца доходил.

Орлов ебет, ебет на славу.

О жопу брякают муде.

Ебет налево и направо,

Да так, что все горит в [ой]е!

- Ой, милый, глубже и больнее!-

Катюша просит впопыхах,

С минутой каждой пламенея,

Паря, как птица в облаках.

- Что там ты делаешь со мною?..

Она любила смаковать:

Во время каждой ебли новой

Себя словами развлекать.

- Что делаю? Ебу, понятно,

Орлов сердито пробурчал.

- Чего, чего? Скажи-ка внятно!..

- Ебу-у-у - как бык он промычал.

"Ебу, ебу " - какое слово!

Как музыкально и красно!

Ебанье страстное Орлова

С Катюшей длится уж давно.

Но вот она заегозила

Под ним, как дикая коза,

Метнулась, вздрогнула, завыла,

При этом пернув три раза.

Орлов хоть был не армянином,

Но все ж при этом пердеже,

Задумал хуй, торчащий клином,

Засунуть в жопу госпоже.

Хуй был с головкою тупою,

Напоминающий дюшес.

Ну как с залупою такою

Он к ней бы в задницу залез?

Там впору лишь залезть мизинцу?

Другая вышла бы игра,

Когда бы на хуй вазелинцу...

Ведь растяжима же дыра!

Он вопрошает Катерину:

- Кать, не найдется ль вазелину?

Хочу тебя я в жопу еть...

- Ах, вазелин, он кстати есть.

Достала банку с вазелином,

Залупу смазала сама:

- Григорий, суй да вполовину,

Иначе я сойду с ума.

- Катюша, ты трусливей зайца...

Вдруг крик всю спальню огласил:

Ой, умираю!.. Он по яйца

Ей с наслажденьем засадил.

Она рванулась с мелкой дрожью.

И в то же время хуй струей

Стрельнул, помазанницу божью

Всю перепачкав малафьей.

- Хочу сосать! - она сказала

И вмиг легла под Гришу ниц

Платочком хуй перевязала

Для безопаски у яиц.

Чтоб не засунул хуй свой в горло

И связок ей не повредил,...

Как давече дыханье сперло,

Когда он в жопу засадил!

Она раскрыла ротик милый.

Изящен был его разрез.

И хуй, разбухший, тупорылый

С трудом меж губками пролез.

Она сосет, облившись потом.

Орлов кричит: - Сейчас конец!

Она в ответ: - Хочу с проглотом!

Кончай, не бойся, молодец!

Он стал как в лихорадке биться,

Глаза под лоб он закатил

И полный рот императрице

В одну секунду напустил.

Та связок чуть не повредила...

Едва от страсти не сгорев,

Всю малофейку проглотила,

Платочком губы утерев.

Орлов уж сыт. Она - нисколько.

- Ты что - в кусты? АН, нет, шалишь!

Еще ебать меня изволь-ка,

Пока не удовлетворишь!

- Эге, однако дело скверно.

Попал я, парень, в переплет.

Не я ее - она, наверно,

Меня до смерти [ой]ет..

Дрюча и с помощью миньета.

Она бодрить его взялась.

Орлов был молод. Штука эта

Через минуту поднялась.

А за окном оркестр играет.

Солдаты выстроились в ряд.

А уж Потемкин принимает

Какой-то смотр иль парад.

- Мне нужно быть бы на параде,

Себя на миг хоть показать...

Как трудно мне, царице-бляди,

И власть, и страсть в одно связать

И снова на спину ложится

И поднимает ноги ввысь...

Да, Гриша и императрица

Уж не на шутку разъеблись.

Скрипит кровать, трещит перина,

А на плацу шагает рать:

- О славься днесь, Екатерина!

О славься ты, ебена мать!

Теперь три произведения Владимира Бульдозер

Золушка

Автор тектста - Владимир Бульдозер. Публикуется полная версия текста, присланная автором

Слышал сказочку я в детстве –

Где-то, в дальнем королевстве,

Дом высокий есть, с крыльцом,

В нём, с папашею-вдовцом,

Проживала дочь-[ой]ючка,

Та ещё, в натуре, штучка!

Девка в общем, неплохая,

Озорная, боевая,

Но имела свой порок –

Слабоватый передок!

Как папашка овдовел,

Так начался беспредел –

Дочка, вдруг, заблядовала,

Всем подряд, легко давала –

Стоит только поманить,

Да ещё винца налить,

Так она готова была,

Обслужить, хоть гамадрила,

Если б только гамадрил,

Этой нимфе засадил!

И её как кошку драли,

Так всю дырку раздолбали,

Что в [ой]е у юной пьяни,

Хуй болтался, как в стакане,

Но она не унывала –

Всё потолще хуй искала!

Хоть папаня и ругался,

Вразумить её пытался,

И [ой]у зашить грозился –

Ни хуя он не добился!

Что уж здесь греха таить –

Проще «молнию» ей вшить!

Как от блядства излечиться?

И папан, тогда жениться,

Покумекавши, решил,

Объявление настрочил,

Папа в брачную газету,

Мол, без бабы, жизни нету,

Дочку, нужно обуздать –

Стал жену он поджидать,

Нацепив, пиджак «бордо»…

Вскоре к дому их, ландо,

Так вальяжно, подкатило,

А в ландо – три крокодила

Расфуфыренных сидят –

Мама и две дочки, в ряд,

На папашу лупят зенки…

У папаши аж коленки

Подогнулись, [ой], от страха,

- Может, с дури дал я маху? –

Папа стал соображать,

И с намереньем, слинять,

С понтом, здесь он не причём,

Сделав рожу кирпичом,

Теребя своё яйцо,

Двинул папа на крыльцо,

И почти, уже съебался…

Из ландо тут рык раздался:

- Эй, Пиджак!!! А-ну, стоять!!!

Ты куда собрался, [ой]?!

От жены сбежать хотел?!!

Папа понял – он влетел…

Он же ждал жену другую,

Всю домашнюю такую,

И его чтоб ублажала

И чтоб дочку воспитала,

Отучив её гулять,

Ну а эта ж – твою мать!

Их обоих, [ой], построит,

Ишь как, сука, землю роет…

В это время вышла дочка,

После прошлой, бурной ночки,

Всё глаза, не продерёт –

- Что за сволочь, так орёт?!

Видит, как папаша дрищет,

А усатая бабища,

На папашу пасть раскрыла…

Дочка, в миг сообразила:

- Ну, папаня! Ну, козёл! –

В хату мачеху привёл,

Чтобы мне мозги ебать?!

- Ну, держись, ядрёна мать!!!

Тут же стала подбоченясь,

И на бабу ерепенясь,

На груди рвала рубаху:

- Эй, ты, [ой]! Исчезни на хуй!!!

Что, [ой]а, ты здесь забыла?!

Своих целок притащила? –

На болту, я вас вертела,

В рыло, сука, захотела?!

И с крылечка вниз метнулась,

Да, к несчастью, спотыкнулась

И воткнулась головой,

Прямо в ящик, блин, с золой! –

У крылечка он стоял, -

Весь задор её пропал…

Баба, в гневе, задохнулась:

- Мокрощелка, [ой], проснулась!

Погоди-ка, я сейчас! -

Дочерям сказала: - Фас!!!

Мигом, дочки-крокодилки,

Как две пробки из бутылки,

Подпрягаясь за мамашу,

По пути, снеся папашу,

К бедолажке подлетели

И давай её метелить!

Она только подвывала…

- Что, шалава, схлопотала? –

Ухмыльнулась их маманя,

За шкибот, взяла папаню –

Пиджачок аж затрещал,

А он, в тряпочку молчал... –

Потащила его в дом:

- Ну, супружничек, зайдём?

В это время его дочку,

Лихо [ой]или по почкам…

Сёстры вскоре притомились,

И над ней уже глумились:

- Гля! Очухалась, девчушка! –

Ну что, Золушка-лохушка,

На хуя ж, на нашу мать,

Хлеборезку раскрывать?! –

Та, в золе и синяках,

Поняла, что дело – швах!

- Эти рожи крокодильи,

Чуть меня не замочили,

Это ж надо было, [ой],

Так, одну, вдвоём пинать!

Погодите, оклемаюсь,

С вами, суки, рассчитаюсь… -

И золу, смахнув с ебла,

В дом тихонько поползла…

*****

В доме, новые порядки –

Папа, блин, по разнарядке

Все паркеты натирает,

Дочь, трусы им всем стирает,

Под угрозой [ой]юлей,

Грустно как-то, стало ей…

Потирая синяки,

Вспоминает про пинки –

Их навешали сполна…

Вскоре месть свою она

Наконец, осуществила –

Новым сёстрам подложила

Втихаря, тампакс-хлопушки:

- Вот вам, суки, за «лохушку»!

Ну и «маму» не забыла –

Чили-перчика в[ой]ила,

От души ей, в труссера,

Затаившись до утра…

Утром мачеха проснулась,

Только, было, потянулась,

Как раздались два хлопка –

Подскочив, до потолка,

Мама чуть не обосралась:

- Это что там, [ой], взорвалось? –

И с постели, в миг, слетела,

Трусняки свои одела…

Между ног, вдруг, защипало –

Но, то было, лишь начало,

А уже через мгновенье,

Появилось ощущенье,

Что в [ой]у хуйнули ей

Горсть пылающих углей!

С воплем бешеной гиены,

Чуть не рухнули все стены,

Завывая во всю мочь,

Понеслась из спальни прочь…

Но, как только дверь открыла –

Так по рылу отхватила,

Что её большое тело,

Жопой в спальню залетело –

Там же Золушка таилась,

Вот она и отличилась –

Со всей дури приласкала

Сковородкой по ебалу!

Аж, слегка не рассчитала –

Ручку, на хуй, отломала…

Тут же, лыбу задавила

И ехидно так, спросила:

- Как Вы, «мама»? Всё нормально?

Я советую, реально,

Вам монатки паковать

И отсюда [ой]ровать!

А твоим питбультерьеркам,

Гы! Теперь уже не целкам –

После шуточки моей,

Жить-то станет веселей!

Мама, лёжа вверх ногами,

Обхватив табло руками,

Как про целки услыхала,

Только злобно зарычала…

- Что-то, мамочка, не так?

Успокойтесь, всё ништяк!

Но, Вы, долго не валяйтесь,

В темпе вальса, собирайтесь –

Не хуй, место занимать!

Я, пока пойду сказать –

«До свидания!», «сестрёнкам»

И их порванным [ой]ёнкам!

Сковородка, жаль, сломалась…

Только Золушка собралась,

Закругляя разговор,

Навестить своих «сестёр» –

Преподать им, [ой], урок,

Как вмешался злобный рок,

Ей, устроив западло:

Двери, на хуй, вдруг смело,

От сильнейшего удара –

Их снесла сестричек пара,

С визгом диких двух, свиней,

Они, [ой], верхом на ней,

В спальню к мамочке ввалились,

И на Золушку свалились –

Та, пока сообразила,

Её дверью, блин, накрыло!

Сестры в задранных рубашках,

На лобках, на жирных ляжках,

Сожжены все волоса!

Сотрясая телеса,

Безутешно, [ой], рыдая,

В [ой]ах, пальцами шмоная,

Выковыривают дочки

Разноцветные кружочки!

Пару масок карнавальных

Из отверстий вагинальных

Извлекли они при этом –

Ха! Хлопушечки с секретом!

Мама, с мордой пекинеса,

Блин, шанхайская принцесса,

От такого беспредела –

Натурально, охуела:

- Что ж ты, сука, натворила?!

Моих деточек лишила

Навсегда, девичьей чести?!!

Да, чтоб лопнуть мне на месте,

Если я тебя, поганку,

Профурсетку, [ой]орванку,

Не порежу на кусочки!!!

Поскорее, мои дочки,

Помогите мне подняться,

С этой стервой поквитаться!

Девки хныкать перестали

И к мамашке подбежали,

Но, как морду рассмотрели,

То от ужаса, набздели!

- Мама! Маменька! О, Боже!!!

Что случилось с твоей рожей?!

Неужели эта [ой],

На тебя могла поднять,

Мерзопакостную руку?!

Захуячим эту суку!!!

А куда, она съебалась?!

- Вон, под дверью распласталась! –

Показала им маманя, –

Ща, мы эту тварь достанем,

И начистим ей ебало!

- [ой], заряда было мало… –

Это Золушка шептала, –

Чтоб вас, в клочья разорвало!…

Только дверь они подняли,

Как в ворота постучали,

Кто-то требовал открыть…

- Кто же это может быть? –

Тут мамашка проворчала, –

Лишь гостей, нам не хватало… –

Надо эту прошмандовку,

Запереть пока в кладовку,

С нею позже, разобраться,

Чтоб в засаду не въебаться,

А то ща поднимет вой,

Вдруг, там шухер, [ой], какой?

Сестры Золушку скрутили,

Под замок, в чулан закрыли,

Очень щедро пендалей,

По пути навешав ей,

А потом ворота, мать,

Повела их открывать –

Кто-то в них ещё ломился,

К ебеням, снести грозился… –

А за ними был гонец,

С приглашеньем во дворец

Сам король его послал –

Нынче вечером на бал,

Все девицы приглашались

Чтобы принцу показались –

Таким образом, смотрины,

Он устраивал для сына,

Мож, одна из них найдётся,

С его сыном поебётся,

Не сбежав, при виде хуя,

Молодого обалдуя…

Всех, гонец уж известил,

Их последних навестил –

К ним в ворота и стучался…

Он на месте обдристался,

Когда створки приоткрыла,

Смесь бульдога - крокодила!

И гонец подумал: - Бля-ядь?!!!

Этих, тоже приглашать?!!! –

Сразу все слова забыл…

- Ты язык, что ль, проглотил?

А говном, чего несёт?

Чё те надобно, урод? –

Мама, ласково спросила,

Улыбаясь, типа, мило,

Дочки, рядышком стоят –

Страхуёбищ, хит-парад…

- Во дворце сегодня бал, –

Им гонец пролепетал, –

Будут танцы и буфет…

Вы придёте… или нет?

- Бал?! Конечно же придём!

Может, доченькам найдём

Мы достойных женихов,

Не каких-то там лохов!

А то две моих конфетки,

Две красотки-сердцеедки,

Что-то в девках засиделись, –

Дочки аж, слегка зарделись… –

А танцульки я люблю,

Так что, скажешь королю,

Чтобы он не волновался!

И гонец, ретировался

С охуенным облегченьем,

Словно был под впечатленьем

Фильма ужасов римейка –

Фредди Крюгеров семейка…

В доме, страшное волненье,

Микро, [ой], землетрясенье –

Словно, пьяный слон скакал –

Это с дочками на бал

Их мамашка собиралась,

К бальным платьям примерялась.

Кое-как принарядились…

- Вот и маски пригодились, –

Мама, дочкам подсказала,

С пола масочки подняла,

Поднесла их, было, к рылу,

Рыло сразу, блин, скривило, –

Фу-у! Пиздятиной воняют,

Но, для бала – проканают!

Они так на бал спешили,

Что про Золушку забыли,

Но, как маски увидали,

С новой силой завизжали:

- Надо с тварью рассчитаться!!!

- Не хуй, нам, ща волноваться! –

Тормознула их мамаша, –

Никуда, гадюка наша,

Из чулана не съебётся!

Пусть сидит там и трясётся,

А когда назад вернёмся,

Ужо, с нею разберёмся!

Папа, в форменной ливрее,

В своём доме став лакеем,

Экипаж к крыльцу подал –

Все уехали на бал…

*****

Дома Золушка осталась,

По чулану всё металась,

Так хотелось ей сбежать –

Да замок амбарный, [ой]…

Как ей выбраться оттуда?

Что-ж, за сказочка без чуда?! –

Свет волшебный вдруг полился,

Сам, с петли, замок свалился,

Дверь, открывшись, заскрипела

И девчонка ошизела –

К ней в кладовку, вся сияя,

И вокруг распространяя

Офигенный аромат,

В пышном платье, аж до пят,

Дама важная вошла…

В чувство Золушка пришла

И запрыгала, хуея:

- Тётя Фея! Тётя Фея!

Вот, кого не ожидала!

- Я, тут мимо, проезжала,

Всё равно мне по пути,

Надо, думаю, зайти –

Тётя Фея пояснила, –

Что у вас такое было?

Почему сидишь в чулане?

- Это мой родной папаня,

Головою повредился,

Мне назло, еблан, женился,

Он надеялся, мудила,

Чтобы я, про хуй забыла,

Стала «целкой-неваляшкой»,

Будет новая мамашка,

Как Макаренко, стараться…

Не успела я вмешаться,

Как уж эти самозванки,

Словно рейдерши на танке,

Нагло, суки, в дом вломились,

На до мною поглумились –

Ни за что, [ой]юль ввалили,

Ща на бал, [ой], укатили!

Где бы мне, найти палаш?

Я ещё верней – «калаш»!

Я бы всех их, покосила –

Автомат – вот это сила!

Фея, звонко рассмеялась:

- Ну, ты, дочка, разогналась!

Может, сразу, пулемёт?

- Вам смешно, ебаться в рот!

Вас, по почкам не пинали…

- Ну, вот это – уж, едва ли –

Обломались бы они!

Ты мне, лучше, проясни –

Что-то я про хуй, слыхала?

- Так ведь я и не скрывала! –

Тётя Фея! Не могу я

Ни минуты жить без хуя!

Я от хуя, просто млею,

Я без хуя – охуею!

Целый день о нём мечтаю,

Постоянно представляю

Хуй огромный, хуй стоящий,

Как залупою блестящей,

Путь себе он, пробивая,

По-хозяйски, проникая,

До яиц, в любой проход,

Свой ведёт круговорот –

Рот – [ой]а и жопа – рот!

Тётя, может, я больная?

- Узнаю в тебе – себя я!

Я – такая же была,

Обожала в три ствола –

Чтобы все – одновременно!

Это было – охуенно!

- Да и я, была б не против,

Только, миленькая тётя,

Где ж, хороший-то найти?

На моём, пока, пути,

Мне такие не встречались,

А всё время попадались

Не хуи, а так, хуёчки –

Карандашные обточки!

Хуй могучий, я желаю,

Вот за это и страдаю! –

С жаром, Золушка сказала…

С тётей Феей, что-то стало –

Она глазки подкатила,

Свои сиськи заголила

И давай соски терзать,

Да так жалобно стонать…

Взял тут Золушку испуг:

- Что случилось с тётей, вдруг?!

Ща тут крякнет, невзначай,

А мне, сука – отвечай!

И с размаху, оплеуху,

Залепила тётке в ухо –

Чтоб в себя она пришла…

Отлетев, аж до угла,

Тётя Фея охренела:

- Что, совсем о[ой]енела?!

Ты же кайф мне обломала!

Дура-девка! Я ж – кончала!!!

- Надо, [ой], предупреждать!

На хуя же-ж, так пугать?!

Был, на рыло – виден факт!

Я уж думала – инфаркт!

В декольте засунув сиськи,

Почесав, сквозь платье, письку,

Тётка стала громко ржать:

- Во, прикол, ебёна мать!

Это ты меня лечила,

Когда в ухо засадила?

Ладно, Золушка, не бзди!

А сюда, скорей гляди –

Фея платье приподняла:

- Вылезай, шалун! – сказала.

Там, у Феи, между ног,

Примостился [ой]ючок –

В тюбетеечке с пером,

С, чисто ангельским, еблом…

- Это, паж мой – лизунец!

Не дорос ещё, малец,

Чтобы хуй в меня совать –

Пусть поучится лизать!

Язычком [ой]у мне дрочит,

Клиторок пёром щекочет –

Как Снегурочка, я таю –

Всё кончаю… и кончаю…

- Ну и тётя… Ну и Фея…

Я от вас, вааще балдею! –

Бесконечный парадиз –

Персональный [ой]олиз!

Где б себе, такого взять?

- Хватит, Золушка, болтать!

Мы сейчас пойдём на двор,

Там продолжим разговор, –

Пригласила тётя Фея,

Она вышла вслед за нею…

*****

На дворе уже смеркалось,

Ночь, тихонько подобралась,

- У нас времени, уж мало! –

Фея, Золушке сказала, –

Чтоб сюжет не пострадал,

Ты отправишься на бал!

На балу ты развлечёшься

И, по полной, оторвёшься –

Если правильно рулить,

Можно принца закадрить!

Но учти, что там король,

Ввёл на входе фейс-контроль

И его не миновать! –

Чтоб тебе не оплошать,

Поменяешь свой прикид,

А то твой, бомжовский вид

Вызывает подозренье! –

В тот же миг, по мановенью,

Феи палочки волшебной,

Сарафанчик непотребный,

Словно дымка, растворился

И весь вид преобразился:

В микро-юбке, в микро-топе,

И с «татухою» на жопе,

В шоке, Золушка стояла,

От себя охуевала!

Довершал весь антураж

Супер-дикий макияж…

- Во! Теперь, другое дело! –

Её тётя оглядела, –

Можно смело отправляться,

Лишь с доставкой разобраться,

Остаётся нам с тобою… –

Вновь, взмахнув своей рукою,

Фея что-то прошептала –

С понтом, бля, поколдовала…

Вскоре, грядки раздвигая,

Тыква, круглая такая,

С огорода прикатилась,

Подле них остановилась,

Стала бешено вращаться,

Да во что-то превращаться…

И на тыкву все воззрились,

Между тем, та обратилась

В скутер новый, настоящий,

Весь красивый и блестящий,

С гордым именем – «Сузуки»!

- Ну, теперь – держитесь, суки! –

На балу, ща появлюсь,

До отвала наебусь! –

Громко Золушка орала, –

Что-то я, бля, заскучала!

Все входящие – бесплатно!!!

- Не пойми меня превратно, –

Осадила её Фея, –

Волшебство – лимит имеет!

У тебя тариф – «Конкретный»,

Связан с линией сюжетной,

И двенадцать, лишь, пробьёт,

Волшебство всё, пропадёт –

Весь наряд твой испарится,

Скутер – в тыкву превратиться!

И, хоть это неприятно,

Ты обязана обратно,

В свой чулан, тотчас, вернуться,

И не пробуй выебнуться! –

Кое-что, мне всё ж, известно –

Всё закончится – прелестно!

- Ну, не могут, эти маги,

Обойтись, совсем без шняги –

Хоть чуть-чуть, но обломают!

Хорошо, я обещаю –

Ровно в полночь, возвратиться,

И, позвольте, удалиться! –

С тётей Золушка прощалась

И совсем уже собралась,

Сев на скутер, уезжать…

- Можно, слово мне сказать? –

Перекрыл ей паж дорогу, –

Я ведь тоже, понемногу,

Обучаюсь ворожбе

И хочу сейчас тебе,

От себя – презент вручить!

- Ну, не может, не чудить! –

Тётя Фея рассмеялась, –

Я ему, уж [ой]алась

Постоянно объяснять –

Что, лизать – не колдовать!

Этот двоечник несчастный

Всем старается, напрасно,

Типа, туфельки, всучить!

Ты в салатницах ходить,

Сам, хотя бы раз, пытался?! –

Паж немного засмущался…

- Что Вы, тётя, говорите?

Не хотите – не берите,

Только, вот, на этот раз

Я другой презент, припас!

Так что, Золушка, лови –

Для большой тебе, любви! –

И бросает ей: «- Пиздык!», –

Он хрустальный самотык!

Самотык она поймала

От восторга завизжала:

- Вау! Вот это, охуярок!!!

Это – лучший мне подарок! –

Хуй хрустальный облизала,

Да в [ой]у себе загнала

И в неё, гигантский ствол,

Как по маслу, весь вошёл! –

Ща, по кочкам прокачусь,

Охуенно потащусь! –

Им рукою помахала

И на скутере умчала…

*****

На балу всё, [ой], сверкает,

Громко музыка играет,

Дамы, все – танцуют польку,

Кавалеры, приняв стойку,

Ставки делают на дам –

Типа «дам», или «не дам»…

Принц один сидит, скучает,

С грустью хуй свой обнимает –

От него все разбежались,

Его хуя испугались:

- Как с таким мне дальше жить?

Заебался я дрочить! –

Говорит он, королю…

- Чем, сынок, я подсоблю?

Коль на этом, блин, параде

Ни одной нормальной бляди?

Все жеманные такие,

Словно [ой]ы золотые

У них там, промежду ног!

Посмотри кругом, сынок –

Тут вааще, одни уродки –

Нам не выпить столько водки

Чтоб они красивей стали –

Видел сам я, как стояли

Две, вон там вон, у стены –

До чего же, [ой], страшны!

Морды масками прикрыли –

Ща к ним двое подходили,

Типа, вальс, потанцевать,

Но как только приподнять

У них маски попытались,

Так заиками остались

И мгновенно поседели! –

Неужели, в самом деле,

По таким, тебе грустить?!

Лучше, вправду, подрочить…

- Как тебе, [ой], не понятно?!

Мне – в [ой]у вставлять приятно!!!

На коровник, что-ль податься? –

Так бурёнки целоваться,

Лезут сразу всем гуртом,

Из-за них – базар с быком…

- Ну, сынок, кто ж виноватый,

Что таким вот агрегатом

Ты с рожденья наделён?

Дюже, [ой], здоровый он,

Но не нужно горевать! –

Будем вместе уповать,

Что фортуна улыбнётся –

Для тебя [ой]а найдётся! –

И пока они болтали,

То случайно проебали,

Что к ним Золушка припёрлась

И уже в буфете тёрлась –

Накатить решив, винца,

Перед поиском самца…

От её там появленья,

Вышло страшное волненье –

Кавалеры рты раскрыли,

Дам своих, совсем забыли,

И вокруг неё скакали,

Да вина ей подливали…

А она, уже хмельная,

Вся довольная такая,

Пизданув стакан «Анапы»,

Скинув с сисек чьи-то лапы,

Очень смачно так, рыгнула,

Кавалерам подмигнула:

- Ну-к, ещё стакан, на «бис!» –

Ща, устрою вам стриптиз!

Только влезла, блин, на стол,

Как в буфет король зашёл…

Тему сразу он просёк –

Вот, кого искал сынок!

И в улыбочке расплывшись,

Весь от радости светившись,

Он к столу, лосём бежал,

Руку Золушке подал:

- Слышь, красавица, спускайся!

И со мною отправляйся –

Мой сынок там пропадает,

О тебе, балбес, мечтает!

- А вааще, ты кто таков?!

Гля, тут сколько чуваков,

Ты их хочешь обломать?!

- Да, король я, местный, [ой]!!!

Аль, меня ты не узнала?!

Она глазом поморгала,

Видит – кореш при короне,

Всё реально – он в законе!

Принц – тогда его сынок! –

Со стола, легонько – скок!

Ему руку подала:

- Ну, показывай орла!

*****

Принц сидел, всё так скучал,

Вдруг, [ой]рует через зал

Папа, гордый, как павлин:

- Ты смотри, скорее, сын!!!

Кто на бал, к нам ща приехал!

Принц в момент, с катушек съехал –

Челюсть, на хуй, отвалилась

И под кресло закатилась –

Лишь он Золушку увидел,

В экстремальном, блин, прикиде –

Тут с любым столбняк настанет –

И у жмурика хуй встанет!

А она, пред ним стояла,

Томно глазками стреляла

И покручивала задом…

- Станцевать, наверно, надо… –

Вышел принц из столбняка, –

Разрешите Вас, пока,

Пригласить на менуэт...

Вы согласны, или нет? –

Он спросил её, стесняясь…

- Во, умора! Я – катаюсь! –

Так подумала девчонка, –

А хорошенький, мальчонка!

И, видать, интеллигент,

Скромно как, на менуэт,

Сам меньжуясь, приглашает

А слова, какие знает! –

Вот, что значит, воспитанье!

И сгорая от желанья, –

Я согласная! – сказала,

Они вышли в центр зала…

Дирижёр команду дал

И оркестр заиграл…

Плотоядно улыбаясь,

На коленки опускаясь,

Ротик Золушка открыла

И одним рывком спустила,

С принца, модные штаны –

Тут, немереной длины,

Хуй, ей сразу в нос упёрся…

Весь народ, что в зале тёрся,

Вокруг них, тотчас собрался…

Принц сначала растерялся,

А потом решил: - Плевать!

Пусть завидуют, мне, [ой]!

И под звуки менуэта,

Принца Золушка минетом

Стала страстно ублажать –

Ей откуда ж было знать,

Что так танец называют? –

Кто ж, ща в этом понимает? –

Деликатно, принц смолчал

И в Нирвану улетал… –

Это Золушка стараясь,

Его хуем восхищаясь,

Захватила в плен головку,

Язычком обвила ловко

И, стараясь не дышать,

Стала в глотку погружать,

Дав свободу своим пальцам,

Щекотала ему яйца…

Дружно, все сказали: «- Ах!...»,

Когда носом прямо в пах,

Голова её упёрлась,

О лобок его потёрлась…

Охуел честной народ:

- Ни хуя себе, заглот…

Принц, на грани помраченья:

- Это – просто наважденье!

Кавалеры возбудились,

За концы свои схватились,

Стали к дамам приставать,

С предложеньем – отсосать…

Дамы, действо наблюдая,

И слюну свою глотая,

Тоже стали возбуждаться,

Уговорам поддаваться…

Всё внезапно оборвалось –

С хуя, Золушка сорвалась:

- Что у вас здесь за музон?!!!

Лишь тоску наводит он,

Под такой музняк сосать?!!!

Под него, лишь только срать,

А не сексом заниматься,

Знать, придётся мне вмешаться,

И самой, здесь всё исправить,

Но, хочу я всех поправить –

«Встаньте дети, встаньте в круг!…»

Не испортит больше слух!

Эй, маэстро! Слышь, зараза!

Захуярь-ка, «Сектор Газа»!!!

Дирижёр заулыбался –

Он давно уж [ой]ался

Шнягу, всякую лабать

И мечтал панк-рок врубать!

Скинув фрак, надев кожанку,

Сразу став «Колхозным панком»,

Взгромоздившись за пюпитр,

Засадив «Агдама» литр,

Он взъерошил шевелюру

И скомкал всю партитуру –

На хуй!!! – Вальсы и гавоты!

В лоскуты, порезав ноты,

Как заправский вивисектор,

В полный рост, хуярил «Сектор»! –

Из дворца, по всей округе,

Разносились «Плуги-вуги»!...

- Вот теперь – всё зашибись!

Пей-гуляй, танцуй-ебись! –

Всем, девчонка объявила,

Снова принца ухватила,

За, слегка опавший, хуй:

- Эй, родимый! Не балуй!

И в себя, его всосала,

Вновь сорвав, восторги зала…

Тут, на эту пару глядя,

В дамах, вдруг, проснулись бляди –

Сбросив, на хуй, все приличья,

Обнажив, своё обличье,

Дамы платья обрывали,

В мини-юбках щеголяли,

Кавалеров завлекая,

Те, момента не теряя,

И особо не стесняясь,

Вслед за дамами гонялись,

Кто какую, где неволил,

В том же месте и пердолил!

В кучу всё перемешалось,

На глушняк, переебалось –

Кто лизал, кому сосали,

А кого-то, хором драли –

Все скульптуры в Кхаджурахо,

Покраснели б, сука, на хуй! –

От таких телосмешений –

Сексуальных извращений!

Среди этого бедлама,

Только Золушкина «мама»,

Как наседка, раскрылилась,

В тёмный угол закогтилась,

Своих дочек охраняя,

Злобным лаем, всех пугая –

И чего их охранять?! –

Дочки, может, рады дать,

Да кто ж будет их ебать?!

Лучше в узел, хуй, связать!

- Что-то я слегка устала –

Принцу, Золушка сказала, –

Заебалась, горло рвать! –

Надо, блин, и меру знать!

Мы сейчас другой дорожкой,

Позабавимся немножко –

Перед ним, рачком, нагнулась,

Про себя же – усмехнулась:

- Раз в [ой]е, конец, хрустальный,

Значит, будет секс – анальный! –

Половинки растворила,

Дырку в жопе послюнила,

Мол, давай, родной, сюда…

И у принца, чебулда,

От натуги, вся дрожала,

Когда медленно влезала,

В шоколадный, блин, глазок,

Принц и сам уж, было, взмок,

Но потом он, вдруг, заржал –

Просто, надпись прочитал,

Что была у ней на жопе:

«Самый лучший маг в Европе!

Излечу, любого свойства,

Половые, [ой], расстройства!»

Ниже – номер телефона,

Тёти Феи, VIP-салона! –

Рубит фишку, бизнес-дама,

Свежий ход – тату-реклама!

Наконец, взломав запоры,

Хуй вошёл, по помидоры,

Мысли Золушку стегали,

Что ей кол, в анал загнали…

Ну а принц, вовсю кайфуя,

Взад-вперёд, работал хуем,

И уже, кончать собрался,

Когда бой часов раздался!

- Проебала! Твою мать!!!

Мне ж давно, пора линять! –

С хуя, Золушка слетела,

И на выход просвистела,

Убегая без оглядки –

Засверкали только пятки…

А на лестнице центральной,

Самотык её, хрустальный,

От внезапной, сука, тряски,

Да ещё, в любовной смазке:

«- Хлоп!» – в [ой]е не удержался,

На ступеньках, блин, остался!

Но она не ощутила –

Очень уж, она спешила…

Принц, свой хуй в кулак зажал

И за ней, как конь, бежал,

Ни хрена, не понимая:

- Что за спешка, блин, такая?!

Я же, кончить не успел!!! –

Всё догнать её, хотел… –

Обо что-то он споткнулся,

Через жопу кувыркнулся,

И содрав себе коленки,

Он, ебалом, все ступеньки,

Вниз слетев, пересчитал… –

Хуй ли, толку?! Не догнал!!! –

Резво, Золушка съебалась,

И в прыжке, намеревалась,

Скутер, лихо оседлать,

Чтоб на нём, домой умчать –

Да на тыкву, уж, упала –

Тыква: «- Хлюп!», - в [ой]е пропала!

Снова, [ой], не повезло! –

Её время истекло,

Ей же Фея, говорила! –

Так вот, с тыквой и свинтила…

*****

По ступенькам поднимаясь,

От ушибов потираясь,

Принц на что-то, вдруг, наткнулся:

- Я ж, об это спотыкнулся!

Это что, за поебень?!

Ни чего, себе, хуень!!!

Да ещё из хрусталя…

Это ж той девчонки, бля!!! –

Она здесь, когда валила,

Так его и обронила!

Самотык он повертел,

Полизал, рукой погрел,

Словно, Золушку ласкал

И поплёлся, грустный, в зал…

В то же время, там, в чулане,

В старом, рваном сарафане,

Раком, Золушка стояла,

Хуй хрустальный, всё искала,

На чём свет стоит, ругаясь,

И рукой в [ой]е копаясь –

Она с бала притоптала,

Тыкву – штопором достала,

А конца, не оказалось! –

Вот она и возмущалась:

- Скутер, ясно – тыквой стал,

А хрусталь, куда пропал?!

Неужели рассосался?!!!

А пажёныш, рассирался,

Что он тоже, блин, колдун –

Да последний, он, брехун!

Ему, [ой], не колдовать,

А всю жизнь, манду лизать!

*****

Весь дворец, с утра, с похмелья,

Им сейчас не до веселья –

Сам король, спал подле трона,

На хую – висит корона:

- И кого ж, я так ебал? –

Он с трудом припоминал,

Только, тщетно напрягался –

Значит бал вчера – удался!

Дирижёр был раздражён –

Что за гад, кончал в тромбон?!

Да ещё – кларнет в гондоне!

Принц, усевшись на балконе,

Хуем, слёзы утирал,

Самотык в руке держал:

- Может быть, она вернётся?

И он с нею доебётся,

Но она – не приходила…

- Что, сынуля? Зацепила,

Та, девчонка-шалунишка?

Ты влюбился, как мальчишка,

Но она, вчера сбежала?

А как грамотно сосала! –

Папа, принца доставал, –

А хоть имя-то, узнал?

Иль, хотя бы, где живёт? –

- Нет?! Ну что же, за народ?!

Нынче, нашу молодёжь,

Ни хуя, [ой], не поймешь –

Для того, чтоб поебаться,

Уж не надо, представляться?!

Что ж, придётся подсобить… –

Все границы перекрыть,

Он, немедля, приказал

И комиссию созвал –

Королевский врач – проктолог,

Конюх, слесарь-гинеколог,

Будут девок проверять –

Самотык в [ой]у вставлять,

Той, которой, весь войдёт –

Та в принцессы и пойдёт!

*****

Тем же утром, после бала,

Дочкам, мать, мораль чесала,

Их поставив пред собою,

И забрызгав всё, слюною:

- Эти твари, мужики –

Все козлы и мудаки!

Одного, от нас им надо –

Лишь, доставить им усладу!

Спуску им, нельзя давать –

Надо их в узде держать!

Сами вы вчера видали,

Что они там вытворяли,

Во дворце, у короля –

Эпицентр разврата, бля!!!

Не могу себе представить,

Чтобы кто-то, хуй мог вставить,

Волосатый и вонючий,

Наглый, сука, злоебучий,

В ваши нежные [ой]юшки! –

Вот и вас, мои пампушки! –

Я ведь, помню, зачинала

В темноте, под одеялом,

Допустив врага вторженье,

Лишь для вашего рожденья,

Уж не знаю, как стерпела,

С отвращением, это дело! –

Наши, [ой], меньшие братья,

Нам нужны, лишь для зачатья,

Ну а всё другое время,

Пусть несут хозяйства, бремя! –

Надо их дрессировать

И к себе не подпускать!

Моя воля бы была –

Я б их вовсе извела!

Только вот, ещё есть бляди,

Что готовы, хуя ради,

Целомудрие попрать,

Чтоб пороку волю дать –

Ведь бесстыдно как, сосала,

Прямо, сука, среди бала,

Хуй у принца, та, дешёвка! –

Так и наша – шалашовка!

Вся, насквозь, видна натура –

Похотливая профура! –

Ща, за всех блядей на свете,

Эта шлюха, нам ответит!

Ну-к, ко мне её, сюда! –

Будет ей – кирдык-[ой]а!

Дочки, радостно кивая,

План возмездья обсуждая,

Было, к Золушке подались –

Как ворота разломались

И на тройке, с бубенцами,

Удалыми молодцами,

Залетев, во весь опор,

К ним комиссия, на двор…

*****

- Тёлки! Тпру-у!!! Стоять! Бояться!

Никому не разбегаться!

Ну-ка, сучки, налетайте –

Хуй хрустальный, примеряйте!

Коль, принцессой хочешь стать –

Надо ноги раздвигать! –

На весь двор они орали…

- Ни хуя, се – трали-вали?!!! –

Мама, в аут улетела, –

Ща узнаем, в чём там дело?!

Ну-ка, доченьки, за мной! –

- Это что здесь, за разбой?!!! –

Она строго вопрошала,

Свесив вниз, с крыльца, ебало,

Да ещё, её «милашки»,

Показав свои мордашки,

На крылечке тусовались…

А послы, вдруг, стушевались –

На такой приём нарвались,

И сказать-то что, не знают:

- Ни хрена себе, встречают…

- Вы не слышали вопрос?! –

Что за хуй сюда принёс,

Вашу, сраную команду –

Разъебаев вшивых, банду?!!!

Кто велел забор ломать?!!!

Ну-ка, падлы, отвечать!!! –

Мать, их сверху злобно крыла…

- Ты б, мамаша, пасть закрыла! –

Тут очухались посланцы, –

Мы тебе, [ой], не засранцы! –

Осторожней, при заносах!

Твоих девок, ща, за косы,

Будем раком нагибать,

Самотык, им примерять! –

После ночи прошлой, бальной,

Мы теперь, с концом хрустальным,

Все подворья объезжаем,

И принцессу выбираем,

По указу короля! –

Так что ты, мамаша, зря,

Зыришь, [ой], на нас, волчицей –

Может, тёщей, станешь принцу!

Хотя, что уж тут лукавить –

Даже мысленно представить,

Что такого вот, типажа,

Будет, блин, принцесса наша –

Невозможно, без мандража!

Да они ж – без макияжа! –

Тут мамаша, завопила,

За мгновенье, [ой], вкурила –

Если принцем, будет зять,

Королевство всё прибрать,

Можно так, к своим рукам! –

Ну и где он, ваш, лингам?!

И «эксперты» хуй достали,

Прямо в руки ей подали…

- Ни хрена себе, приблуда!!! –

Ща, сама, его я буду,

Своим дочкам заправлять!

Я же, всё-таки, им – мать!

Дочки сразу побледнели,

Когда ближе разглядели

Самотык, в руках мамаши:

- Пизданулась, мамка, наша!

Сразу всё, видать, забыла,

Что нам только говорила,

Хочет нас подставить хую!!! –

И пустились в рассыпную… –

Одну дочь, как ветром сдуло –

На задворки чесанула,

Что таран, плетень снесла,

Огородами, ушла…

А другая – заботвилась

И, как дура, в дом щемилась –

Вот её то – и словили…

В нужной позе наклонили,

Косы к лавке примотали,

Платье вверх её, задрали,

Дав по печени ей, малость –

Чтоб она не трепыхалась…

Мама, алчно ухмыляясь,

Сзади, к дочке подбираясь,

Как дубину, хуй держала

И вовсю, уж, представляла,

Как здесь станет королевой –

Типа, [ой] – Страшилой Первой!

И забыв, про политес,

С хуем, блин, наперевес,

Словно рыцарь на турнире:

- Ну-ка, доча! Ляжки шире! –

Всю огромную хуяку,

За[ой]ила дочке в… сраку!!! –

Ну, немножко промахнулась…

Дочь, дугою изогнулась,

От испуга, громко пёрнув,

Из туза, елду исторгнув,

Взвыв от боли, как сирена,

Вместе с лавкой, [ой], из плена,

Скорым поездом, съебалась –

Мама, с хуем, блин, осталась…

- И чего, она сбежала?!

Я же, ей – добра желала!!!

*****

- Что-то мы подзадержались,

Девки, к счастью, разбежались, –

Тут сказали эмиссары, –

Хватит здесь уж, тары-бары,

Нам пустые, разводить!

И пора, отсель, валить!

Вдруг мамашу осенило:

- Погодите!!! – завопила, -

Шанс ещё есть, охуенный –

Самотык ваш, невъебенный,

Я воткну себе в [ой]у

И в принцессы, бля, пойду!!!

- Да ты, тётка, охренела?!!!

На себя, давно смотрела?!!!

Ведь твоей усатой рожей –

По ночам пугать прохожих!

Да и дочки, в точь, такие,

Так они, хоть, молодые! –

Ей комиссия в ответ, –

И, раз девок больше нет –

Уезжаем мы от вас!

- Есть ещё одна у нас!!! –

Это папа, вдруг, сказал,

Долго он стоял, молчал –

Да вот, совесть [ой]ала,

Дочка ведь его, страдала! –

Ща, её я приведу!...

…Заголив свою манду,

Мама, блин, вовсю пыхтела,

Всё елду, воткнуть хотела,

Слушать, просто не желая,

Что с короной, пролетает!

- О-о! Чуть-чуть уже впихнула! –

Тут, к ним Золушка впорхнула…

Самотык, свой, углядела,

Как пантера, озверела,

Никого не замечая,

Взором бешеным, сверкая:

- Так он, вот, где оказался?!!!

Никуда не рассосался?!

Зря, я пажа ебукала?! –

Она к «маме» подбежала:

- Ах ты, крыса-побирушка!!!

Это, [ой], моя игрушка!!! –

Хуй, из рук у ней рванула,

По башке, как саданула

И давай, её дубасить,

Чтобы харю ей расквасить!

Самотык мелькал, как сабля:

- На! Бля… На! Бля… На!!! Бля! –

Мама, морду прикрывая,

Свою задницу спасая,

Вон, из дома подорвалась

- Что, паскуда, наебалась?!!! –

Вслед ей Золушка кричала –

Чтоб я больше не видала,

Ни тебя, ни твоих шлюх!!! –

А потом, спокойно дух,

Свой, уже перевела,

И всех, взглядом обвела…

В непонятках, блин, она:

- Вы, какого тут, рожна?!

Из-за этого, вот, хуя?!!

Так его уж, никому я,

Даже в руки, [ой], не дам –

Заявляю, прямо, вам!

Ща, упрячу его сразу –

Ну-ка, миленький, на базу!!! –

Сарафанчик задрала –

Хуй, в [ой]у, легко ввела…

И как только, весь он скрылся,

К ней мгновенно возвратился,

Тот прикид её, скандальный,

Вызвав голод сексуальный

У посланцев из дворца…

А, у Золушки, отца,

Сразу вытянулась рожа,

Он в себя, прийти не может –

Как же он не догадался,

На балу, кто развлекался!!!

- Хороша ли я, папаша?!

- Ты, теперь – принцесса наша!!! –

Тут посланцы заорали, –

Мы, тебя же, [ой], искали!!!

Собирайся во дворец –

Нашей миссии – [ой]ец!!!

- Ни хуя, себе, финал… –

Папа тыковку чесал,

Вслед махая им платочком

И родную свою дочку

Провожая со двора, –

Нету худа, без добра!

*****

А что дальше? Я – не знаю! –

То история другая…

P.S.

Что, Читатель? Ты читать,

Мою сказку [ой]ался?

Всё же, хочется сказать –

Для тебя я, [ой], старался!!!

продолжение позднее....

[dibar]

.......продолжение

Сказка о Золотом Петушке

Автор текста - Владимир Бульдозер. Текст публикуется в авторской редакции

В рас[ой]атом государстве,

В тридесятом, типа, царстве,

Жил-был царь один – Дадон,

Был, как водится – гондон!

Как, бывало, на[ой]ится,

Так к соседям сразу биться

Он в трусах одних бежал,

Всех до колик [ой]ал –

То дебош, то мордобой,

Но под старость на покой,

Было, царь Дадон собрался,

Но с покоем обломался –

Стали вороги не в меру

Досаждать пенсионеру,

Страх давнишний позабыли

На Дадона хуй забили –

То амбары обнесут,

То заборы обоссут,

И чтоб все свои владенья

Уберечь от разоренья,

Должен царь был содержать

Долбоёбов всяких, рать –

Дело в том, что воеводы

Были полные уроды,

И чем шире был лампас,

Тем скудней мозгов запас –

Просидят всю ночь в засаде,

А враги обходят сзади,

Собираются в атаку,

А их, глядь, ебут уж в сраку!

Царь в сердцах на них орал,

Им погоны отрывал,

Обещая всех сгноить –

Только дачи гондобить

Себе, суки, приловчились,

Воевать, [ой], разучились?!

Ну, держитесь, командиры,

Драить будете сортиры!!! –

Только криком не помочь,

А терпеть уже не в мочь,

Царь велел послать гонца,

Чтоб привёл он мудреца.

Жил у них там звездочёт,

Тоже, тот ещё урод,

С детства он придурком был,

И однажды отчудил –

Дать козе «на клык» пытался

И без хуя, [ой], остался!

А чтоб дальше как-то жить

Приловчился ворожить,

Слух пустив, что он колдун,

По созвездиям ведун.

Став безхуевым скопцом,

Он откушенным концом

В небо тыкал как указкой

И, запасшись звёзд подсказкой,

Выдавал всем предсказанья

Воспалённого сознанья!

Всё бы было ничего,

Да прижился у него

На подворье петушок,

Мудреца повергнув в шок –

Рыжий, будто золотой,

Но проблемы с головой –

Кур вообще не замечал,

Но зато, как лось, топтал

С каждым разом всё наглей

Всех овец, гусей, свиней!

Вскоре сам колдун въебался,

Чуть под ним не оказался –

Этот рыжий, [ой], дебил,

На скопца глаз положил!

Вот попали сразу, оба,

В один двор два долбоёба!

И спасая свой попец

Собирался уж скопец,

Петуха связав в мешке,

Утопить его в реке –

Только он его словил,

Как гонец к ним припылил.

И вот этот, [ой], мудрец

Заявился во дворец.

Царь Дадон его принял

И про беды рассказал,

Чтоб узнать, как дальше быть

И чем можно подсобить.

Звездочёт, лишь всё усвоив,

Рожу умную сосотроив,

Протянул царю мешок,

В нём сидел тот петушок,

Из мешка на волю рвался,

Оттоптать всех обещался.

Царь Дадон аж охуел –

Издеваться, [ой], посмел?!

Ты чего мне предлагаешь?

Ща башку ты потеряешь,

Палача сюда призвать!

Царь, хоть слово дай сказать! –

Пересрался звездочёт –

Мой петух тебя спасёт!

Золотую эту птицу

Посадите вы на спицу,

Будет он на ней сидеть

Во все стороны смотреть,

Как заметит вражью рать,

В тот же миг начнёт орать,

А куда он повернётся –

Знать оттуда враг и прётся!

Царь Дадон свой гнев унял,

Но, смотри! – скопцу сказал, –

Коль с[ой]ил ты мне про птицу,

Жопой сядешь сам на спицу,

Если я услышал правду,

То проси себе награду

И за мной теперь должок! –

Ну-ка, где там петушок?

Петуха с мешка достали,

Крепко-накрепко держали –

Он как бешеный клевался

И по матушке ругался.

Тут ему [ой]ы вломили

И на спицу посадили.

Вот петух сидит на спице

И на всех на свете злится –

Пидорасы, [ой], загнали,

Скотчем, суки, примотали,

Чтобы я не смог съебаться,

Ща, козлам, я дам просраться! –

Эй! Вы там, внизу, ку-ку!

То есть, [ой], куку-ре-ку!!!

Враг стоит уж у ворот,

Всех вас в жопу отъебёт!!! –

Шухер он внизу поднял,

И за ратью наблюдал,

Как они в полях метались,

И врага найти пытались.

Ни кого, [ой], не нашли,

Петуха вовсю кляли.

Только сели отдыхать,

Как петух кричит опять –

Вон он, там засел, вражина!

К бою, царская дружина! –

Вновь стремглав они летят

И так много дней подряд.

Загонял их, гад, петух,

То на север, то на юг!

Все поля перетоптали,

Все заборы поломали,

Во все стороны метались,

Но с врагом не повстречались!

А соседи охуели,

На манёвры их смотрели

Не решаясь нападать –

Где ж им было разобрать,

Куда этот, [ой], урод,

Снова ратников пошлёт?

Так петух и развлекался

И над ратью измывался!

Все мечтали его вздуть,

И к хуям башку свернуть,

Зато царь доволен был,

Ведь врагов и след простыл!

Год за годом пролетал,

Наконец петух устал

Днями целыми орать

И уёбанная рать

Передышку получила –

Всех достал петух-мудила!

Восцарилась тишина,

Но не долго, [ой], она

Рати радовала слух,

Как то утром вновь петух,

Только лишь едва проснулся,

На восток перевернулся,

Гребень красный колом встал

И он громко заорал –

Хватит, суки-падлы, спать,

[ой], я вижу! Вижу - [ой]!!! –

Ишь, очнулся наш урод,

Как-то странно он орёт –

Вдруг заметил воевода

И бегом к отцу народа.

Царь! – ему он говорит,

Там петух опять бузит,

Что-то, тварь, вопит про [ой],

Надо войско снаряжать!

Царь в окошко посмотрел,

Бить тревогу повелел,

И сбирать в поход войска.

Тут же старшего сынка

Командиром он назначил,

Сын с войсками ухуячил.

Вот проходит восемь дней,

А петух ещё сильней

День и ночь на спице бъётся,

Спица вся под ним аж гнётся,

Рвётся, сука, на восток!

Интересно, где ж сынок?

Что-то, [ой], вообще пропал,

Хоть бы весточку прислал –

Может всех там уебали,

Может в плен враги их взяли, –

Держит царь совет военный, –

Кипежь может охуенный

С перепугу чернь поднять,

Пиздюка хочу послать,

Надо ратников собрать!

Вскоре младшего сынка

Принесли из кабака,

На кобылу привязали

И на выручку послали.

Но петух не унимался,

Пуще прежнего он рвался,

Всё про [ой], мудак, орал,

Гад, пернатый, [ой]ал!

Вновь минуло восемь дней,

А от войска нет вестей,

Что и думать царь не знает,

Третье войско собирает

И хуярит с ним к востоку,

Сам не зная, быть ли толку.

Восемь дней от[ой]ровали,

Как собаки все устали,

Вдруг в долине, между гор,

Обнаружил царь шатёр.

У шатра, ебать-копать! –

Вся исчезнувшая рать!

Всё оружье побросали

И концы свои достали,

Воевать никто не хочет,

На шатёр глядят и дрочат!

Государь в недоуменьи –

Ни хуя себе сраженье?! –

Царь к шатру подъехал ближе, –

Что-то я сынков не вижу,

Может быть в шатре бухают?

Может ратники, что знают?

Что вообще здесь за дрочня?

Просветит ли кто меня?! –

Тут к ним ратник подбегает,

Хуй из рук не выпуская,

Продолжая, [ой], дрочить,

Начинает говорить –

Государь! Беда, беда!

Посмотри скорей туда!

Видишь, мяса, вон куски,

Это, царь, твои сынки,

А вверху, промеж ветвей,

Яйца ваших сыновей! –

И Дадон запричитал –

Кто же их так растерзал?! –

Ратник в голос стал рыдать,

Всё Дадону объяснять –

Бабу, [ой], не поделили,

Себя сами замочили! –

Там, в шатре, сидит девица,

Шамаханская царица,

Братья с нею развлекались,

А потом переругались,

Но мириться не хотели

И решили на дуэли

Отношенья выяснять –

Их никто не смог разнять!

Мы видали идиотов,

Но что, [ой], с гранатомётов

Они вдруг решат стреляться,

Вряд ли кто мог догадаться!

Когда всё произошло

Их на клочья разнесло!

Царь завыл – ох, горе, [ой]!!!

И как мне тогда понять,

Почему вы здесь стоите

Себе яйца теребите,

А девицу не убили?!

Вам тут что, глаза застили?!

Шамаханскую блядищу,

Я подвешу за [ой]ищу! –

Царь не в шутку взбеленился,

А шатёр вдруг приоткрылся

И выходит к ним царица,

Шамаханская блудница –

В её сиськах силикона,

Не одна, должно быть тонна,

Ярко красные губищи

И нахальные глазищи,

Необъятную жопень

Не обмацать и за день!

[ой] Дадону улыбнулась,

Речь его тот час запнулась,

И Дадон весь засмущался,

Треск какой-то вдруг раздался,

Пред глазами тень мелькнула,

Что-то в лоб как ебануло,

Аж Дадон с коня свалился

И мгновенно отключился.

Вот Дадон в себя пришёл,

Видит он огромный кол

Между ног его торчит,

У царя башка гудит.

Посмотрел на кол он тупо,

На конце кола – залупа!

Царь лежит и размышляет –

Кол с залупой не бывает!

Кто ж меня переебал? –

Это ж мой конец восстал!!! –

До него с трудом дошло.

Столько лет уже прошло,

Как Дадон про хуй забыл,

Лишь поссать он с ним ходил,

А сейчас его порты

Разорвались в лоскуты –

Так конец наружу рвался!

Царь тот час с земли поднялся,

Своим хуем красовался

И уже забыв сынков,

Хоть кого он был готов

Сей же миг топтать-ебать,

Тут его царица – хвать,

Крепко за хуй уцепила

И в шатёр свой затащила.

Там царя она, в шатре,

На персидском, [ой], ковре

По турецки усадила,

Портвешка ему налила,

Стала танец исполнять,

Жопой толстою вилять,

Оголяя свой пупок –

Дело тонкое Восток!

Так проходит целый день,

Царь сидит себе, как пень,

В предвкушеньи наслажденья,

Весь аж взмок от возбужденья,

А девица в ус не дует,

Всё танцует и танцует.

Хуй Дадона весь опух –

Вот я, - думает, - лопух,

Эта [ой], Шахерезада,

Только крутит своим задом,

Хоть бы сделала минет,

В рот ебал я этикет! –

Портвешка ещё внедрил

И царице предложил –

А давай мы по иному,

Ну, по нашему, простому,

Будем дальше отдыхать –

Не хотела бы ты стать

Хоть на миг моей женою?

Мы б тогда вдвоём с тобою

Оттопырились потрясно! –

А девица – Я согласна! –

Тут Дадон ей в глаз въебал –

В позу, сучка!!! – заорал,

В челюсть с левой ей добавил

И с разлёта хуй свой вправил!

Только что-то не понял,

Целку что ль у ней порвал?

Царь! – девица простонала, –

Если только бы я знала,

Что ты будешь так вгонять,

Я б трусы успела снять!

Как у вас обычай крут,

Коли жён здесь так ебут! –

А Дадон её хуярил,

Во все дырки он ей вставил –

Царский хуй она сосала,

Аж залупа вылезала

У царицы через жопу –

Это, [ой], окно в Европу!!! –

Царь восторженно орал,

Уши чуть не оторвал

У измученной девицы.

Он собою мог гордиться –

Как её он отодрал,

Как ей сиськи подразмял!

Царь с неделю отрывался,

И уже не опасался,

Что вдруг хуй его опять,

Передумает вставать –

Он всегда торчал столбом

И маячил предо лбом,

Когда рядом с ним девица,

Но, сколь можно веселиться? –

Портвешок уже кончался,

В путь обратный царь собрался.

Да и рать дрочить устала,

Всю долину обкончала,

Царь теперь-то понимал,

Кто их так очаровал.

И [ой]рует царь в столицу,

Молодую взяв царицу

Следом вся шагает рать

И таращится на [ой].

Скоро город показался,

Вдоль дороги люд собрался,

Все глядят на колесницу

Каждый дрочит на царицу –

Целый лес хуёв стоял.

А Дадон вдруг увидал –

Средь толпы стоит скопец,

За должком пришёл, мудрец!

В сарачинской шапке стрёмной

И с ухмылочкой нескромной

Он к Дадону подобрался,

Царь ему заулыбался –

Ну, надумал, что просить?

Дозволяю говорить! –

Тот макушку почесал,

На царицу указал –

Как бы царь тебе сказать,

Эту бабу я забрать

У тебя сейчас хочу! –

Ну, в натуре, я торчу!

Да ты, [ой], охуел?!

Ты чего просить посмел? –

Взвился царь на колеснице –

У меня мою девицу

Хочешь ты, еблан, забрать?!

Можешь хуй свой пососать –

Тебе ж это на легке,

Он же, [ой], в твоей руке! –

И над шуткой царь смеётся,

Но кудесник не сдаётся –

Царь, а как же твой должок? –

Вот теперь тебе ебок! –

Тут Дадон совсем озлился,

С колесницы наклонился

И под хохот приближённых,

Своим хуем обнажённым

Мудрецу по лбу въебал

И ему [ой]ец настал –

Ведь от царского щелчка

Его глупая башка

Разлетелась на куски –

Во все стороны мозги!

Вот уж в город царь въезжает,

Здесь он снова наблюдает

Возбуждённую толпищу,

Все девицу взглядом ищут.

Петуха совсем забыли,

А он там, на тонком шпиле,

С охуенной силой бьётся,

И всё больше спица гнётся –

Эта Цыпочка моя!

Я её приметил, я!!!

Буду сам её топтать,

А Дадона – на хуй, [ой]! –

С высоты петух кричал,

Кверху царь башку поднял,

Петуха, – сказал он, – снять!

Поварам на суп отдать –

Всё, пернатый, ты достал! –

А тот спицу доломал

И верхом на этой спице

Вниз к Дадону он стремится,

Как небесный хуекрыл,

А Дадон ебло раскрыл,

Увернуться не успел,

Петушара налетел

На Дадона злобной птицей

И, отломанною спицей,

Ему в темя ебанул

И насквозь его проткнул!

Как букашка на булавке

В колеснице, прямо к лавке

Прихуячен царь Дадон,

Так и крякнул он, гондон!

А восточную девицу

Шамаханскую царицу,

Вдруг пробило на «ха-ха»

И, схвативши петуха,

С глаз долой она пропала,

Будто тут и не бывала!

Вот и сказочке [ой]ец,

Кто прочёл, тот огурец!

Сказка ложь, да в ней намёк

Добрым молодцам урок –

Не хуй на чужую [ой],

Свой ебальник разевать!

Новый колобок

Автор текста - Владимир Бульдозер

сказка-шутка

За бескрайними степями,

За дремучими лесами,

В покосившейся избушке

Жил старик, а с ним старушка.

Как-то раз старик проснулся,

Почесался, потянулся,

Проперделся, прочихался

И до бабки доебался:

- Шлышь, штаруха, ты бы шла,

По шущекам помела,

Мож муки, какой нашла,

Колобка бы ишпекла,

А то помнишь, в прошлый раж,

Этот круглый [ой]аж,

Лихо, бля, от наш шъебалшя,

Я, ш обедом обломалшя…

- Да ты, старый охуел –

Колобка он захотел,

Ведь муке давно [ой]ец!

Есть вот только леденец,

Помнишь, внученька гостила,

Так она, похож, забыла,

Я под лавкою мела,

Вот его там и нашла,

На-ка, старый, пососи,

И обеда не проси! –

И протягивает – упс!

Старикану «чупа-чупс».

Леденец дед повертел,

С любопытством рассмотрел:

- Ишь ты, бля! – он молвит бабке, -

Колобок, но только ш палкой!

Штоб он, [ой], не шмог шбежать,

Буду палочку держать,

Што, попалшя мне, урод! –

И раскрыв беззубый рот,

Пососать его собрался,

Только фокус не удался –

Леденец в руках крутился,

В глаз попасть всё норовился.

Ни хуя дед не поймёт,

«Чупа-чупс» меж тем орёт:

- Бля!!! Меня в слюнявый рот?!

Из него ж говном несёт!

Да, ты, дед, соображаешь,

Ты куда меня пихаешь?!

А ты, знаешь ли, мудил,

Где вааще я раньше жил!?

Я же в городе большом

В павильоне центровом –

На витрине красовался

На девчонок любовался!

«Чупс» девчонки покупают,

И во рту меня ласкают,

Язычком своим вращая,

Я ж от кайфа просто таю –

Это я их тренирую,

Я же ведь подобен хую,

И вааще запомни, [ой] –

Я – «Чупа-чупс», весь мир я научил сосать!!!

А ты меня в вонючий рот?!

Я же, бля, не идиот,

Чтоб меня во цвете лет,

Старый пень сожрал в обед!

«Чупа-чупс» из рук рванулся,

На лету перевернулся,

Деду палкой в глаз ширнул,

И в окошко уебнул.

Пока дед от боли выл,

«Чупа-чупса» след простыл,

На тропинку «чупс» свалился,

Прямо к лесу покатился.

Колобка напоминая,

Громко песню распевая,

Подражая колобку,

Только с палочкой в боку:

- Я весёлый «Чупа-чупс»,

Никого я не боюсь,

Я от дедушки ушёл –

Обломался он, козёл! –

Так он пел себе, катился,

Вдруг пред зайцем очутился,

А косой сам охуел –

Колобка опять узрел.

- А-а, попался колобок!

Всё, теперь тебе ебок!

В прошлый раз мне песню впарил,

И по шустрому схуярил.

А теперь ты не уйдёшь,

На обед мне попадёшь! –

Он, еблан, не понимал,

На кого он, бля, попал.

«Чупс» то был ведь не простой,

Он был, типа, «центровой» -

Демонстрации, волненья,

Шовинизма проявленья,

И в разборки попадал –

Из витрины всё видал,

Потому не растерялся,

Зайца, хуй он испугался:

- Ты кого же это [ой],

Собираешься сожрать?!

Косоглазая ты сука,

Будет ща тебе наука,

Как ебало раскрывать,

Инородец, твою мать! –

Заяц сразу в ступор впал –

Хрен такого ожидал.

Да к тому же он линял –

Шкурку на зиму менял,

«Чупс» как это рассмотрел,

Ещё пуще озверел:

- [ой]!!! Ты свой окрас меняешь?!

Белым, верно, стать мечтаешь?!

Один, слышь, доосветлялся –

Мордой с жопой поменялся!

Развелось тут всяких разных –

Серых, чёрных, жёлтых, красных,

И куда в лесу не ткнёшся,

Так на вас везде наткнёшься.

На меня смотри, скотина! –

Видишь – лысый я, с дубиной,

Я же вылитый скин-хед!!! –

Будет ща тебе обед! –

Тут же зайцу меж ушей,

«Чупс» дубиночкой своей,

Со всей дури как въебал! –

Заяц в ужасе сбежал…

Ну а «Чупс» развеселился,

Себе дальше покатился,

Приключенье вспоминая,

Песню громко распевая:

- Я весёлый «Чупа-чупс»,

Никого я не боюсь,

Я от дедушки ушёл –

Обломался он, козёл!

Меня заяц не сожрал,

Он от страха убежал,

Вот, какой я молодец,

Будет всем в лесу [ой]ец!

Спеть он дальше не успел –

На тропинке волк сидел,

Пасть, оскалив, прорычал:

- Колобок?! Ну, ты попал!

Я ж тебя за прошлый раз,

Растерзаю, [ой]ас!

«Чупа-чупс» аж охуел:

- Ты, волчара, оборзел?!

На кого пургу метёшь?!

Ты не въехал? Я же ёж!

Только с зоны я вернулся,

Вот, ты, падла, лоханулся!

На кого ты бочку катишь?

Что ты бабушку лохматишь,

Про меня ты не слыхал?

Это ты, козёл, попал!

Сразу волк заменьжовался:

- Извини, брат, обознался! –

Он уж сам всему не рад.

- У тебя в Тамбове брат!!! –

«Чупс» ещё страшней орёт –

Ты мне что, родня, урод?!

Я, таких как ты, волков,

День и ночь мочить готов! –

«Чупс» на волка наезжал,

Своей палочкой пугал –

Погляди-ка на меня!

Киллер шавке не ровня!

На хую тебя верчу,

Ща, шакала, замочу! –

Палку в волка направляет,

Сделав вид, что заряжает.

Волк тут думает: - Облом,

Отморозок, со стволом,

[ой], на ёжика нарвался… -

Хвост поджал и в лес смотался…

По тропинке «Чупс» катился,

Ещё пуще веселился:

- Я весёлый «Чупа-чупс»,

Никого я не боюсь,

Я от дедушки ушёл –

Обломался он, козёл!

Меня заяц не сожрал,

Он от страха убежал,

И волчара испугался,

От меня как лось съебался,

Вот, какой я молодец,

Будет всем в лесу [ой]ец!

- Хватит, круглый, песни петь! –

Проревел ему медведь, -

На тропинке восседая,

Никого не пропуская, -

Всё, [ой]ец тебе дружок,

Ты попался колобок!

- Что, Топтыгин, охуел?!

И, в натуре, обурел?!

Ты не видишь – это ж каска,

А на роже – это маска,

Я зверьё в лесу шмонаю,

Недоимки собираю!

Я – налоговый ОПОН,

Ты попался мне гондон!

Харю, глянь, себе наел,

Шубу модную одел,

И медок, небось, хуячишь,

А налоги, гад, не платишь?!

Где берлога?! На Канарах?!

Тебе место, [ой], на нарах! –

На медведя «Чупс» кричал,

Мишку в усмерть застращал –

Вот въебу тебе дубиной,

Из специальной, бля, резины,

Чтобы почки отбивать,

А следов не оставлять! –

И медведю сразу въёб,

Своей палкой прямо в лоб.

Косолапый обосрался,

И оленем в лес помчался,

С перепугу он решил,

Что в жбан ломом получил…

- Ну, ты, падла, навонял! –

«Чупс» во след ему орал, -

Что, собрался убежать?!

Олигарх, ебёна мать!

Доберусь я до берлоги

И сдеру с тебя налоги,

Будешь ты всю зиму, [ой],

Вместо лапы хуй сосать! –

«Чупс» медведя разогнал,

Над зверями угорал:

- Здесь, похож, все дикари,

Им что хочешь, бля, вотри,

И клиент уже готов –

Край непуганых лохов!

Здесь любого объебать,

Что два пальца обоссать!

Может здесь обосноваться?

Вот я буду развлекаться,

Разгоню здесь всё зверьё,

Веселуха, ё-моё! –

Он так думал и катился,

Но опять остановился –

На тропе лиса сидела

И конкретно охуела:

- Возбуждённый колобок?! –

Это глюки, всё, ебок,

Надо, [ой], идти лечиться,

Или мне всё это сниться? –

Ни хуя себе конец…

- Тебе, Рыжая, [ой]ец!!! –

Начал «Чупс» тут ей орать,

Первым он решил начать:

Зря меня остановила!

- Я, известный «Чупатило»!!!

Очень страшный и ужасный,

Я маньяк, весьма опасный –

Меня дед сожрать пытался –

И без глаза, [ой], остался!

Меня заяц повстречал –

Он от страха в лес умчал,

И волчара испугался,

От меня как лось съебался,

Я с медведем разобрался,

Он аж, бедный, обдристался!

Видишь, хуй как мой восстал? –

Он ей палку показал –

Буду ща тебя ебать,

Ты попала, твою мать!

- Да мне по хуй, кто ты есть,

Всё равно хочу я есть –

Так подумала лисица

И давай к нему ластиться:

- «Чупатило» не губи!

Если хочешь, то еби,

Только, [ой], не убивай!

- Что, ебать?! А ну-к давай,

В позу, сучка, становись,

И по быстрому нагнись! –

«Чупс» ей нагло приказал,

Хотя сам не ожидал,

Что она решит остаться,

Да ещё ему отдаться –

Думал просто запугать,

А придётся ей вставлять…

Долго думать он не стал,

Палку ей в [ой]у вогнал,

В ней слегка поковырялся,

С понтом дела поебался.

Дальше делать, что не знает,

Грозно палочкой вращает,

Может, сука, всё ж съебётся?

Но лисица не сдаётся –

Хочет, типа, отсосать,

Чтобы полный кайф поймать.

- На шалаву, [ой], попал, -

«Чупс» себе соображал, -

Что-то всё не так идёт…

Ладно, хуй с ней, пусть сосёт! –

Ей протягивает палку –

На, соси её, не жалко!

А лисица пасть раскрыла,

Целиком «чупс» заглотила, -

Палку, вместе с головой…

«Чупс» орёт: - Постой! Постой!

Надо палку лишь сосать!!!

- Да мне это поебать! –

Говорит ему лисица, -

Так, мой сладкий, не годится!

Меня хочешь обмануть? –

И зубами его хрусть!!!

И пришёл ему ПИЗДЕЦ…

Так и сгинул леденец!

А лиса хвостом махнула,

В тёмный лес потом съебнула…

Можно в сказке точку ставить,

Всё же хочется добавить:

- Сказка бздёжь, да в ней намёк,

И для фрайеров урок –

Вся наука эта в том,

Что найдётся хуй винтом,

Сколь бы жопа не хитрила,

И понты не колотила,

Чтоб её в клочки порвать,

А теперь и ТОЧКА, [ой]!

И сказочка Игоря Михайлова

Сказка о царевне Непроебе

Сказка, скользкая немножко,

о царице Мандавошке, о Гондоне-самоебе,

о царевне Непроебе, про царя Елдабаофа,

огнедышащую Жопу, про старушку и сынков,

трех удалых пареньков

ГЛАВА 1

За горами, за лесами,

где - не знаем точно сами,

мирно жил в краю отцов

славный царь Елдабаоф.

Добродушный и ленивый,

но к народу справедливый,

весь бы век он прохрапел,

если б дочки не имел.

За царевной Непроебой

день и ночь глядел он в оба,

но чем долее глядел -

горя более терпел.

С ножкой, стройной чрезвычайно,

с грудью, как две чашки чайных,

как два торта небольших

с розой кремовой на них,

смуглолица, черноглаза,

и породу видно сразу,

но - иль бес в нее вошел? -

похотлива, как козел.

Не могла пройти мужчины,

хоть какого б ни был чина, -

словно уголь между ног

и зудил ее и жег.

За год с малым в государстве,

во елдабаофьем царстве

от велика до мала

всех она переебла:

монархистов, либералов,

и солдат, и генералов,

всех пажей и конюхов,

сторожей и пастухов,

самых дряхлых старичишек,

деревенских ребятишек -

всяк, чей можно хуй поднять,

должен был ее ебать.

Но никто еще ни разу

до отвалу, до отказу -

ни вельможа, ни холоп -

Непроебу не проеб.

Как, бывало, дурь накатит -

побежит от хаты к хате,

кто б навстречу ни попал -

знай заране, что пропал.

Дети хнычут, бабы плачут,

мужиков в подвалы прячут,

а замешкался какой -

марш к царевне на постой!

На деревне стон и вопли,

мужики худы, как воблы,

руки плетями висят,

ноги палками торчат.

Многих, верьте иль не верьте,

[ой]ла она до смерти,

люди валятся толпой,

словно мор на них какой.

Мыслит царь с бессильной злобой:

- Что мне делать с Непроебой?

Старику невмоготу:

дело близится к бунту...

Плешь почешет, потоскует,

покряхтит да погорюет,

а потом махнет рукой:

- Да ебись ты, хуй с тобой!

Видно, нрав имел спокойный

к счастью дочки недостойной.

Рано ль, поздно ль - срам такой

должен кончиться бедой.

Как-то в край тот несравненный

прибыл сам преосвященный.

Стал с царевной говорить

и хотел благословить.

Та - тигрицею на мясо -

прыг к нему! Сорвала рясу

и мгновенно уебла.

Тут уж злость царя взяла.

- Эй, ко мне! - вскричал он гневно. -

Посадить в тюрьму царевну,

глаз с проклятой не спускать,

даже мышь к ней не впускать,

если мышь мужского пола!

Уф! Уж лучше мне крамола!

Впрочем, пленницу жалея,

тотчас приказал лакею

целый ящик выслать ей

толстых восковых свечей...

Вот царевна под замком

стонет сизым голубком,

слезы тяжкие роняет,

за свечой свечу вставляет...

Извела уж сто свечей,

а ничуть не легче ей.

Царь в тоске, царю хоть в петлю.

Он велит позвать немедля

астролога-мудреца,

что Задроченным звался

и на башне жил высокой,

полон мудрости глубокой.

И - печален и суров -

молвит так Елдабаоф:

- Друг! Царевна Непроеба

доведет нас всех до гроба.

Чтобы нам не быть в гробу,

ты узнай ее судьбу.

Отыщи такое средство,

чтоб спасти мое наследство

и царевну излечить.

Срок - неделя. Так и быть:

коль найдешь - я добрый малый! -

век лежи себе, пожалуй,

сласти ешь, вино хлещи...

А не сыщешь - не взыщи:

посажу немедля на кол!

Что тут делать? Тот поплакал

и, от страха чуть живой,

на карачках вполз домой.

А царевна под замком

воет, бедная, волком,

за слезой слезу роняет,

за свечой свечу вставляет,

извела пятьсот свечей,

а ничуть не легче ей!

Вот неделя истекает,

царь по горнице шагает,

туча-тучею глядит,

ан - Задроченный спешит.

- Царь! - он молвит. - Что за диво?!

Гороскоп у ней счастливый!

Не совсем понятен он,

но - закон судеб мудрен.

За лесами за густыми,

за болотами пустыми,

за коричневой горой,

за кирпичною стеной,

за петлями рек и речек

есть на свете человечек

(кто он - мне узнать невмочь),

что твою излечит дочь.

Дальше - Божья сила с нами! -

слышу крики, вижу пламя.

В чем тут дело - не понять,

но беды не нужно ждать.

Книги мудрые сказали:

пусть не будет царь в печали,

снаряжает пусть гонцов,

порезвее молодцов;

пусть повсюду возвещает,

что полцарства обещает

дать тому, кто б не ленясь,

неудачи не боясь,

дочку цареву родную,

Непроебу дорогую,

разом до смерти [ой].

Так вещает гороскоп.

Царь дивится: что за притча?

Но нашел гонцов попрытче,

шлет их в дальние пути

край указанный найти.

А царевна все в темнице

скачет, бедная, тигрицей,

за слезой слезу роняет,

за свечой свечу вставляет.

Нет уж тысячи свечей,

а ничуть не легче ей!..

ГЛАВА 2

За лесами за густыми,

за болотами пустыми,

за коричневой горой,

за кирпичною стеной,

где река петлей завилась

и селенье приютилось,

в хате на краю села

старушоночка жила.

В ранней юности сначала

та старушка блядовала

помаленьку, а в летах

наживалась на блядях.

Но, хоть ревностно трудилась,

а под старость разорилась

(грозный рок неумолим,

всяк бессилен перед ним!)

На остаток капитала

наша бандерша достала

пядь земли и стала жить

да детей своих растить.

В годы милого разврата

родила она когда-то

от неведомых отцов

трех удалых молодцов.

А из них зачаты двое

были в бешеном запое,

во хмелю и рождены.

Чудо были - не сыны!

Старший звался Долгохуем.

Дуб столетний трижды хуем

мог, как цепью, он обвить

и к макушке прикрепить.

Средний звался Пиздолизом.

Знать, природа из каприза,

подшутив над ним слегка,

хуй на место языка,

а язык на место хуя

прикрепила, озоруя.

Для изысканных сердец

был находкой сей юнец.

Мать ждала от них огромных

дел в грядущем. Ныне ж скромно

старший в пастухах ходил,

средний пасечником был.

Делан пальцем от безделья,

младший зачат был с похмелья,

с неохотою рожден

и Иваном наречен.

Тих и смирен, по неделям

ничего-то он не делал,

скучно яица чесал,

много ел и много спал.

Карты бандерша тасует,

ставит куш на Долгохуя.

Может двойка, может туз -

не играет только трус.

Вот идет старушка к сыну:

сердцу милая картина! -

сын под грушею лежит

и коровок сторожит,

хуем стадо обвивая,

груши кончиком сбивая,

хлопнув изредка концом

для острастки, как бичом.

Вот она под хуй подлезла,

молвит: - Сын ты мой любезный,

несравненный Долгохуй!

Брось ты груши, не балуй!

Пригодится хуй твой грозный

для задачи посерьезней.

Я к нему нежна была,

холила и берегла, -

внемли ж матушкиной речи:

за петлями рек и речек,

за кирпичною стеной,

за коричневой горой,

за болотами пустыми,

за лесами за густыми

царствует в стране отцов

славный царь Елдабаоф.

А царевна Непроеба

доведет царя до гроба:

видно, бес в нее взошел -

похотлива, как козел.

Царь повсюду возвещает,

что полцарства обещает

дать тому, кто б не ленясь,

добросовестно трудясь,

дочку цареву родную,

Непроебу дорогую,

будь то барин аль холоп -

разом до смерти [ой].

Не [ой] - ступай на плаху.

Но не бойся, глянь лишь на хуй!

Кто ж еще сумеет, кто ж,

если ты не проебешь?

Снился сон мне, что в короне

мой сынок сидит на троне.

Были смутны все черты,

но, конечно, это ты!

Может быть, царем ты будешь,

мать-старушку не забудешь ...

Ну, приляжь ко мне на грудь,

собирайся, да и в путь!

Вот он с братьями простился,

в путь-дороженьку пустился,

и любимые стада

с глаз сокрылись навсегда...

Долго ль, коротко ль идет он -

то ли месяц, то ли год он

по полям да по лесам -

Долгохуй не знает сам.

Вот он входит в край печальный,

где народ многоебальный

сонной мухой в холода

чуть ползет туда-сюда.

Смотрит - у дворца владыки

головы торчат на пике

поученьем для толпы:

мол, не можешь - не еби!

Долгохуя царь встречает,

обнимает, привечает

и, спеша предостеречь,

про масштаб заводит речь.

Слов не тратя, для показу

свой аршин достал он сразу:

грозный хуй, царю на страх,

как брандспойт лежит в руках.

А царевна, в хуй вцепившись

и тотчас развеселившись,

говорит: - Вот это да!

Маловат, но не беда!

Долгохуя угощают,

всякой снедью набивают,

чтобы ел по самый лоб,

но зато уж еб - так еб!

Вот приводят Долгохуя

на постелю пуховую,

где царевна ебли ждет

и о ляжку ляжкой трет.

Долгохуй ебет часами,

Долгохуй не спит ночами,

а царевна - мало ей! -

говорит: - Еби быстрей!

Вынет хуй - а уж царевна

вновь его хватает гневно...

Так неделю напролет

все ебет он да ебет!

Уж луна в последней фазе -

с Непроебы он не слазит,

но царевна - мало ей! -

мол, еще давай скорей!

Долгохуй маленько трусит...

Жбан вина хлебнет, закусит,

но ебет не весело...

Так два месяца прошло.

Долгохуй уже чуть дышит,

под собой [ой]ы не слышит,

мыслит: - Потонуть тебе

в этой фановой трубе!

Распростившись с жизнью милой,

он собрал остаток силы,

кое-как свой хуй встряхнул,

кое-как в нее впихнул,

весь согнулся, всунул, вынул -

тут и дух его покинул.

Он лицом ударил в грязь,

тут же замертво свалясь.

-Как! - царевна закричала. -

Только-только начинала

я во вкус сейчас входить...

Тотчас голову срубить!

Ноги на плечи задрала

и по полу ездить стала:

вправо-влево, взад-вперед -

знай [ой]ою об пол трет...

Трет ладонью, кулачками,

сучит в воздухе ногами,

в буйном бешенстве дрожит,

сучьим голосом визжит...

- Эй, свечей! Скорее, други! -

бедный царь кричит в испуге. -

Наживете все беду,

коли занозит [ой]у!

ГЛАВА 3

Той порою Долгохуя

мать-старушка ждет, тоскуя.

Месяц - нет, и два все нет.

Долгохуев сгинул след.

Ставит бандерша с азарту

на второго сына карту:

пропадать так пропадать,

лишь бы вовремя сыграть!

И тогда, поплакав вдоволь,

как умеют только вдовы,

к Пиздолизу мать идет...

Хуем слизывая мед,

тот по пасеке гуляет.

Мать сыночку объявляет:

- Брось ты лакомство, сынок,

день чудесный недалек...

Слушай матушкины речи:

за петлями рек и речек,

за кирпичною стеной,

за коричневой горой,

за болотами пустыми,

за лесами за густыми

царствует в стране отцов

славный царь Елдабаоф.

А царевна Непроеба

доведет царя до гроба:

видно, бес в нее взошел -

похотлива, как козел.

Царь повсюду возвещает,

что полцарства обещает

дать тому, кто б не ленясь,

добросовестно трудясь,

дочку цареву родную,

Непроебу дорогую,

будь то барин аль холоп -

разом до смерти [ой].

Не [ой] - готовься к казни.

Но не знай, сынок, боязни:

может, ей хуи не в прок

и потребен язычок?

Снился сон мне, что в короне

мой сынок сидит на троне.

В первый раз ошиблась я -

значит, сон был про тебя.

Лезь в [ой]у, сынок мой чудный!

Дай на подвиг этот трудный

я тебя благословлю...

Помню, верю и люблю!

Может быть, царем ты будешь,

мать-старушку не забудешь...

Ну, прощай, так бог велел!

Сын ослушаться не смел...

Счистил с хуя мух налипших,

сладости двойной вкусивших,

хуй смотал и в рот убрал

и родных облобызал.

Улей оглядел любимый

и пошел, тоской томимый,

распростясь навек с селом,

Долгохуевым путем.

Долго ль, коротко ль идет он,

то ли месяц, то ли год он

по полям да по лесам -

Пиздолиз не знает сам.

Вот он в славном государстве,

во Елдабаофьем царстве,

вот голов торчат ряды,

отвращая от [ой]ы...

Пиздолиза царь встречает.

Вот он паспорт предъявляет,

размотав, как бинт, язык...

Обмер царь, к земле приник.

Молвит: - Не видал покуда

я еще такого чуда.

Что ж, попробуй в ход пустить -

пригодится, может быть!

Вот приносят угощенья -

и соленья, и печенья,

а царевна ебли ждет

и о ляжку ляжкой трет...

Как он вдвинет язычище,

хуя всякого почище,

как в [ой]е заегозит,

как концом зашевелит -

аж царевна засмеялась,

так чудно ей показалось,

обвилась вокруг плющом,

говорит: - А ну еще!

Пиздолиз не спит ночами,

Пиздолиз сверлит часами,

все ж царевна - мало ей! -

говорит: - Лижи быстрей!

Язычища не жалея,

Пиздолиз пошел живее -

трет [ой]у и сикелек,

трет и вдоль и поперек,

трет по верху и по низу,

по подвалу, по карнизу,

и снаружи и внутри -

трет подряд недели три.

А царевна знай хохочет

и никак понять не хочет,

что язык, как хуй любой,

утомляется порой.

Можно, может быть, не спорю,

без особенного горя

час и два [ой]у лизать.

Сутки ж - нелегко сказать!

Ну а что б вы делать стали,

если вас бы заставляли

месяц с подлой не слезать

и лизать, лизать, лизать?..

Вот и месяц истекает.

Пиздолиз язык втыкает,

трет, и трет, и трет, и трет

дни и ночи напролет.

А царевну разобрало:

все ей плохо, все ей мало...

Невдомек, как видно, ей,

что язык-то без костей...

Вот уж он натер мозоли

и хотел, визжа от боли,

вытащить язык... Куды!

Пеной хлещет из [ой]ы,

не [ой]а - огнетушитель!

Но, хотите, не хотите ль,

если дорого житье,

нужно снова лезть в нее!

Пиздолиз сверлит часами,

Пиздолиз не спит ночами,

а царевна - шутки ей! -

знай свое: быстрей, быстрей!

Вновь луна в последней фазе...

С языка вся кожа слазит,

впору в слезы, впору в крик,

сводит судорогой язык...

Тут язык, борясь с бедою,

сунул он в ведро с водою,

а вода как зашипит,

пар столбом как повалит,

будто сталь он закаляет

и в ведерко опускает...

А она: - Ебена мать!

Как ты смеешь остужать?!

И опять мученье то же:

от [ой]ы бедняк не может

отойти, как часовой:

то по стрелке часовой,

то против нее он лижет,

то подальше, то поближе,

то по кругу обойдет,

то диаметром пройдет,

трет пошире, трет поуже...

На язык, как в дождь на лужах,

повскакали пузыри,

а ее все три да три!

Злая боль язык тревожит,

он ни пить, ни есть не может,

похудел и подурнел,

словно двадцать лет болел,

почернел и запаршивел,

поседел и оплешивел,

а царевна - мало ей! -

все свое: быстрей! быстрей!

Третий месяц на исходе,

Пиздолиз тоской исходит...

Вот уже сравнялось три -

а ее все три да три!

И язык уж притупился,

всюду язвами покрылся,

а царевна - мало ей! -

все - скорей, скорей, скорей!

Пиздолиз уже чуть дышит,

под собой [ой]ы не слышит,

мыслит: - Братец мой родной,

отправляюсь за тобой!

Полон смертною тощищей,

он в последний раз в [ой]ищу

язычище запихнул,

да и ноги протянул...

А царевна завопила:

- Я ж совсем-было спустила!

Месяц, может быть, еще б -

и меня бы он проеб!

И в отчаянье царевна

на пол спрыгнула и гневно

вновь [ой]ою об пол трет:

вправо-влево, взад-вперед...

Все бегут в испуге жалком,

прячут копья, пики, палки,

прячут стулья, прячут лом,

кошку с цепким коготком,

прячут вилку, прячут ножик,

стол с четверкой острых ножек,

чтоб царевна сгоряча

не поранилась, дроча...

ГЛАВА 4

Той порою мать, вздыхая,

Пиздолиза ожидая,

дни считает... Нет и нет!

Пиздолизов сгинул след.

Не поставить ли с азарту

на оставшегося карту?

И, сомнениями полна,

ищет младшего она.

Ваня спит в хлеву беспечно,

по своей привычке вечной

чешет яица во сне,

весь испачкавшись в говне.

Мать сыночка оглядела,

повздыхала, покряхтела

и, в сердцах махнув рукой,

воротилася домой.

Ваня дальше спит беспечно,

чешет яйца бесконечно

и пускает из ноздри,

как младенец, пузыри.

Вдруг Иван вскочил невольно:

кто-то за хуй, да пребольно,

как ухватит! Сладкий сон

он покинуть принужден.

Глянул Ваня в яйца. Что же

он там видит? Правый Боже!

Мандавошку - но в арбуз

ростом! - Ах ты подлый гнус! -

крикнул он. - Да как ты смеешь!

Ну, сейчас ты пожалеешь!

Паразита снял с волос

и кулак над ним занес.

Но ему: - Постой немножко! -

отвечает мандавошка

человечьим языком,

да притом еще баском.

- Я - царица мандавошек.

Не оставь ты бедных крошек

без царицы! Друг ты мой,

в чем вина перед тобой

божьей твари Мандавошки?

Что порой кусну немножко

за муде твои? Вот на!

Кушать ведь и я должна!

Не дави меня, Ванюша,

не губи мою ты душу,

отпусти... Иван глядит...

- Что же, ладно, - говорит, -

бог с тобой... Зевнул, тоскуя,

и опять на боковую

было норовил. Но вошь:

- Встань-ка, Ваня! Сон хорош,

жизнь - лучше. До могилы

ты меня попомнишь, милый.

Важной тайной я с тобой

расквитаюсь, ангел мой.

Слушай, милый человечек:

за петлями рек и речек,

за кирпичною стеной,

за коричневой горой,

за болотами пустыми,

за лесами за густыми

царствует в стране отцов

славный царь Елдабаоф.

А царевна Непроеба

доведет царя до гроба:

видно, бес в нее взошел -

похотлива, как козел.

Царь повсюду возвещает,

что полцарства обещает

дать тому, кто б не ленясь,

грозной кары не боясь,

дочку цареву родную,

Непроебу дорогую,

будь то барин аль холоп -

разом до смерти [ой]!

Та задача трудновата:

заколдована [ой]а-то!

Но и тайны под замком

мандавошкам нипочем.

Ну-ка, Ваня, одевайся

да в дорогу собирайся.

По речушке вверх иди,

будет мостик впереди.

А по берегу, по краю,

вьется тропка небольшая,

утыкаясь в лес густой.

Двинешь вправо той тропой.

Перейдя поляну, прямо

через лес иди упрямо.

Двое суток как пройдешь -

на пещеру набредешь.

Лезь в нее. Как свет завидишь,

на большое поле выйдешь.

Вбок немножко, под холмом,

есть лукошко в поле том.

А в лукошке том волшебном

талисман лежит целебный,

заколдованный гондон.

Самоеб зовется он.

Близ Гондона-самоеба

огнедышащая Жопа

кверху сракою лежит

и гондон тот сторожит.

Как бы Жопа ни пугала,

не страшись ее нимало.

Крикни: "Самоеб, ты мой!" -

и смелей хватай рукой.

С ним пойдешь в тот город древний.

Ни царю и ни царевне

про гондон не говори,

не показывай смотри.

Станет спорить царь задорно -

ты свое тверди упорно:

пусть, мол, хуй твой не хорош,

но царевну [ой]ешь.

Будет страшно - не пугайся,

будет власть - не зазнавайся

и меня не забывай.

Ну, будь счастлив - и прощай!

С божьей тварью Мандавошкой

распростившись, в путь-дорожку

собирается Иван.

Нацепил другой кафтан,

хлеба захватил краюшку,

мать расцеловал старушку.

Та ему: - Куда идешь?

Ведь ни за хуй пропадешь!

Он ответствует солидно:

- Пропаду ли - будет видно,

только скоро за тобой

я гонцов пришлю домой.

Вот подходит Ваня к речке,

видит мостик недалечко.

Тут присел, перекусил,

переспал, набрался сил.

Дальше берегом по краю

вьется тропка небольшая,

упираясь в лес густой.

Двинул вправо тропкой той.

Вот лужайка. Ваня прямо

в лес дремучий прет упрямо.

Не спеша передохнет,

подзакусит - и вперед.

Долго ль, коротко ль шагает -

на пещеру набредает.

День и два ползет по ней -

смотрит - сделалось светлей.

Вот он выбрался и скоро

вышел в поле. Ростом с гору

задница пред ним лежит

и лукошко сторожит.

Ваня - к ней. Не тут-то было!

Жопу всю перекосило,

поднялась, как на дрожжах,

расщеперилась, дрожа,

вся от гнева покраснела,

заурчала, зашипела.

да как брызнет вверх огнем -

жидким пенистым говном!

Мигом небо помутилось,

злая вонь распространилась,

пожелтели все поля,

вся обуглилась земля,

звери сдохли, с неба птицы

стали мертвые валиться,

и с кирпич величиной

за Ивановой спиной

стали говна сыпать градом,

разрываясь, как снаряды.

Чуть живой, зажавши нос,

наш Иван к земле прирос.

Вдруг на время тихо стало:

видно, Жопа отдыхала,

но, лишь дух перевела,

снова дуться начала.

Тут, оправившись немножко,

вспомнив речи Мандавошки,

Ваня во весь голос свой

крикнул: - Самоеб, ты мой!

Боже мой, что с Жопой стало!

Вся-то съежилась, увяла

и поникла, как цветок,

перднув жалобно разок.

Ваня разом оживился,

за лукошко ухватился

и на брюхо под кафтан

спрятал дивный талисман.

И с Гондоном-самоебом

в путь пускается галопом

в край, где - будь он век здоров! -

царствует Елдабаоф.

ГЛАВА 5

Вот он в славном государстве,

во Елдабаофьем царстве,

где голов торчат ряды,

отвращая от [ой]ы.

Царь Ванюшу привечает,

хуй обследовать желает.

Но, лишь на хуй посмотрел,

буйный смех им овладел.

За животики схватился,

кровью черною налился,

тут и кашель, и пердеж -

ничего не разберешь!

Ваня скромно объясняет:

- Хуй ничем мой не блистает,

не семи пядей во лбу,

но царевну [ой]у!

Царь от смеха так и пляшет,

захрипел, руками машет,

вновь и кашель, и пердеж -

ничего не разберешь!

Наконец, давясь от смеха,

молвил он: - Ну и потеха!

Слезы вытерев, добряк

отдышался кое-как:

- И с таким дрянным хуишком

вздумал ты... Нет, это слишком!

Ха-ха-ха! Нет, милый мой,

поворачивай домой!

Ваня снова повторяет:

- Хуй ничем мой не блистает,

не семи пядей во лбу,

но царевну - [ой]у!

Царь нахмурил брови гневно:

- Коли эдак - ждет царевна.

Зря жалел я дурака!

лезь, коль жизнь не дорога!

Тут его за стол сажают,

всякой снедью набивают,

коль желанья есть - открой,

словно смертник он какой!

Как не быть желаньям в мире?

- Ставьте в спальне стол пошире,

ложьте хлеба, жбан с вином

да селедочки с лучком!

Самоеб надев тихонько,

Ваня всунул полегоньку,

а Гондон в [ой]у впился,

будто с цепи сорвался.

Ваня кушает и пьет,

Самоеб же знай ебет -

и не валко, и не шатко,

как хорошая лошадка:

трусь да трусь, да трусь да трусь -

я, мол, зря не тороплюсь.

Ни поводьев ей не нужно,

ни кнута. Бежит послушно,

а хозяин может спать:

путь знаком, не привыкать!

Месяц, два и три Ванюша,

вдоволь выпив и откушав,

спит все ночи напролет,

Самоеб же знай ебет!

Так проходят дни и ночи.

Ваня смотрит, озабочен:

- Ну и блядские дела!

Инда оторопь взяла.

Может, пьян он али грезит?

И куда в такую лезет?

Ведь сама с мизинец вся,

а наеть никак нельзя!

Тут [ой]а пошла кусаться,

разжиматься и сжиматься,

брызжа в яица притом,

как из шприца, кипятком.

Ваня смотрит и дивится:

презанятная девица!

А гондон опять туды!

Пеной хлещет из [ой]ы,

не [ой]а - огнетушитель!

Но, [ой]ы привычный житель,

хладнокровный Самоеб

помаленьку еб да еб.

В чем же дело? Аль он грезит?

И куда в такую лезет?

Ведь сама с мизинец вся,

а наеть никак нельзя!

Вот уже четвертый месяц

он [ой]у, как глину, месит...

Вдруг ей сделалось легко

и, вздохнувши глубоко,

удивилась: - Это мило!

Папа, папа, я спустила!

Царь от радости ревет,

как дитя, в ладоши бьет,

царедворцы следом тоже

подхалимски бьют в ладоши.

А царевна в первый раз

до отвалу наеблась!

Шепчет: - Ваня, я довольна!

Вынь, голубчик, мне довольно.

Самоеб же знай ебет

да и ухом не ведет.

Вот царевна в умиленьи

вся раскинулась в томленьи,

из царевны дождик льет...

Так сравнялся целый год.

Тут ей стало трудновато,

говорит, что многовато,

дескать, больше не могу...

Тот ебет - и ни гу-гу.

Вот дымком слегка пахнуло,

где-то гарью потянуло...

Посмотрел Иван туда -

страх! Оскалилась [ой]а,

ощетинилась, как ежик,

вся трепещет в смертной дрожи,

вся трясется... Самоеб

равнодушно еб да еб.

Вдруг, внезапно встрепенувшись,

Самоеб, как бы проснувшись,

разом перешел на рысь:

хлысь да хлысь, да хлысь да хлысь.

Рвется, бьется Непроеба,

в ней и боль, и страх, и злоба,

надвигается беда -

раскаляется [ой]а!

- Отпусти же, Ваня, милый!

Да куда там! Что есть силы -

хлоп да хлоп, да хлоп да хлоп -

Самоеб пошел в галоп,

Самоеб пошел карьером...

Увлечен его примером,

Ваня бешено еду

в рот бросает, как в [ой]у!

Вдруг царевна испугалась,

задрожала, приподнялась,

словно ток по ней прошел.

Так ей стало хорошо,

и мучительно, и трудно,

и томительно, и чудно -

словно сердце разорвет,

словно смерть сейчас придет.

За плечо его зубами

ухватилася, ногами

вокруг бедер обвила,

с криком биться начала.

Не худому ли случиться?

Ваня, чтоб не подавиться,

даже сплюнул в уголок

непрожеванный кусок.

Вдруг в [ой]ище как забьется,

вдруг царевна как взметнется

да как взвизгнет: - Караул!

Тут раздался страшный гул,

как от взрыва динамита,

пламя фукнуло сердито,

Ваня же, как пробка - шпок! -

вылетел под потолок.

Царедворцы, царедворки

на карачках на задворки,

под кровати расползлись,

как клопы там собрались.

Что же сделалось с [ой]ою?

Вся растрескалась звездою,

словно зеркало, и там -

чудо! Верить ли глазам? -

соблазнительная целка,

как изящная безделка,

как бутон, росой омыт,

свой являла скромный вид.

Царь взлетел с Иваном вместе...

Ваня смотрит - хуй на месте,

чуть обжег - да ничего,

мигом вылечим его!

Он царя под бок толкает ,

глядь - Задроченный шагает,

весь лучится, ждя похвал:

гороскоп, мол, не солгал!

Царь ему: - Постой покуда!

Покажи-ка, дочка, чудо!

Та же целкою прямой

вся закрылась простыней:

- Ах, как стыдно! Ах, не надо!

Ах, ни слова! Ах, ни взгляда!..

А Гондон? Гондон пропал,

как и вовсе не бывал.

Ване музыка играет,

Ваню гости поздравляют,

стол на миллион персон

всякой снедью нагружен.

Он целуется порою

с молодой свой женою -

с той, что всех других нежней,

и невинней, и скромней,

с ножкой, стройной чрезвычайно,

с грудью, как две чашки чайных,

как два торта небольших

с розой кремовой на них.

Смуглолица, черноглаза,

и породу видно сразу...

а слова ее пестры,

и занятны, и остры,

словно птички щебетанье,

словно речки лепетанье,

засмеется - смех шальной,

как луч солнца над волной.

Бубны бьют, грохочут пушки...

Рядом с Ваней мать-старушка

сладкой патокой плывет,

пьяной радостью цветет.

Гости едут отовсюду,

вся страна дивится чуду,

вся страна гордится им...

Каждым гостем, как родным,

Ваня сам спешит заняться...

Вдруг как охнет - и за яйца.

Но лукавый голосок

раздается из порток:

- Не знаком ли ты немножко

с божьей тварью Мандавошкой?

Ангел мой! В твой лучший час

я пришла поздравить вас!

Ваня радостный, польщенный

Мандавошечку смущенно

в обе руки нежно взял,

от души расцеловал,

садит с матушкой родною:

- Будешь гостьей дорогою,

а когда детей родим -

будешь нянюшкою им!

Целый год в пирах проходит...

Наконец Иван уходит

на пуховую кровать

целку милую ломать.

Много долгих лет счастливых

проеблись они ретиво,

как дай Бог и нам, и вам,

мне и всем моим друзьям...

За болотами пустыми,

за лесами за густыми,

за кирпичною стеной,

за коричневой горой

мимо них я шел полянкой,

да и ногу стер портянкой.

Вспомнив старые года,

я к ним в горницу тогда

заглянул переобуться -

до сих пор они ебутся!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Так зимою этой лютой,

в очень трудную минуту,

где бы каждый духом пал,

эту сказку я писал.

И похабной этой сказкой,

как девичьей нежной лаской,

успокаивал себя,

вспоминая про тебя.

Да, скажу тебе украдкой:

о тебе я грезил сладко...

Самоеб... Да ну его!

Я б тебя и без него

еб неплохо, дорогая,

еб без меры и без края,

еб бы месяц, еб бы год,

всю бы жизнь напролет!

Но при этом твердо знаю,

наши ласки вспоминая,

что твоя б, мой друг, [ой]а

не взорвалась никогда!

И ничья - да будь ей пропад! -

огнедышащая жопа

нас с тобой не разлучит

и меня не устрашит.

Сраку грозную ощеря,

гонит пусть назад к пещере -

я скажу, что ты - моя

и останусь вольным я...

Что ж, прощай, хмельное слово!

Лавры нового Баркова

дай мне ото всех и вся,

как мне Мельников клялся...

[Алексей Багмет]

на первый спойлер фильма имеется...

...порнографического содержанию