RuMaTa

+1 за глаза цвета неба

Благодарю, хотя от голосов то как раз, похоже, меньше всего зависит успех, из-за сложившейся ситуации на сайте Метро2033. Да и сама я не питаю иллюзий по поводу своего "творения":))

botaNICK, спасибо большое. Планов у меня много, от постъядера не фанатею, люблю разные жанры. Буду пробовать различные стили relaxer, вам тоже спасибо за внимание, любые мнения нужны и важны.

Relaxer, спасибо за то, что так подробно просветили, но по тематике Метро всему миру кирдык, так что японцы вполне могли бы замахнуться не только на Дальний восток, но и на всю Сибирь, тем более, что у них то, скорее всего, всё самое стратегически важное имеет бункеры. ЗЫ: это моё личное мнение, ессно

ОК, учту, спасибо за замечание. Это мой первый рассказ, так что: первый блин комом, да и на вкус и цвет, как говорится. Может быть еще есть замечания? Буду благодарна.

Спасибо огромное! ЗЫ: а я люблю Стругацких, и даже Сергей Лукьяненко, которого я, к слову, тоже обожаю, не считал зазорным равнятся на АБС. Добавлено спустя 48 минут 35 секунд: А вы читали мою историю "Во имя жизни" на сайте Дмитрия Глуховского? Можно почитать и здесь: http://ulanovka.ru/forum/viewtopic.php?t=196772 Надеюсь на критику Добавлено спустя 2 минуты 24 секунды: Стиляшка, еще раз спасибо, второй Ваш коммент оч радует

Яркий луч фонаря порой выхватывал странные причудливые очертания на стенах заброшенной станции. В конусе света подрагивали от налетающих порывов сквозняка остатки некогда гигантской паутины, хозяина которой Искатель давно уничтожил. В цепких сплетениях среди высохших пленников паутины бились в агонии новые жертвы – слепые жители подземелий, крысы и насекомые. Ржавая вода сочилась отовсюду. Затхлый кислый смрад проникал сквозь фильтр противогаза, потрёпанная химза, купленная когда-то у ганзейских торгашей, уже изрядно отяжелела от липкой влаги. Иногда под ногами сквозь всхлипывания и чавканье зловонной жижи раздавался глухой хруст чьих-то непогребенных останков. Тоннель медленно и неумолимо затапливало. Искатель бывал здесь десятки раз, мог пройти по всем тоннелям, ведущим от Полянки с закрытыми глазами, но сейчас он словно увидел окружающее впервые. Страх, загнанный в глубины подсознания, ледяными струйками разлился по кровеносным сосудам. По телу пробежал парализующий озноб. Место, откуда он раз за разом начинал свои поиски, исчезало под слоем мутной отравленной воды. С щемящей тоской Искатель понял, что это был его последний рейд и домой он уже не вернется. Да и возвращаться будет уже некуда, если он не выполнит свою задачу. Пронзительный крик, раздавшийся со стороны Полянки вывел разведчика из оцепенения. Он давно смирился с тем, что не может помочь каждому выживающему в московском метро человеку. У него была другая цель. Цель, оправдывающая любые средства. В этом мире он был Искателем. ******* За последние годы подземная лаборатория стала Тимуру вторым домом. Лишь изредка он мог провести день со своими родными. Отец понимал необходимость изматывающих походов сына. Мама каждый раз обнимала его и шептала сквозь слёзы, уткнувшись в плечо давно взрослого парня, неразборчивые слова, от бесчисленных повторений которых они обретали силу оберегов. Люди старались не выходить на изнывающие от дыма и смога улицы городов. Солнце палило нещадно, на смену обжигающему Солнцу выползали тяжелые багровые тучи, обрушивая на землю потоки мутной воды. Горели леса, высыхали водоёмы, ураганы невиданной силы проносились вглубь материка, сметая целые города на своём пути. Двадцать лет продолжалась агония, стихии уносили тысячи жизней, планета содрогалась в предсмертных конвульсиях. Тимур попал в секретную лабораторию на практику как подающий надежду студент-физик последнего курса. Профессор Гросс, руководитель его дипломного проекта, как оказалось, возглавлял не только кафедру в университете, но и лабораторию при Федеральной службе безопасности. У юноши сразу же взяли подписку о неразглашении. Занимались здесь паранормальными явлениями, гиперпереходами в пространстве и времени и прочими околонаучными, как когда-то казалось Тимуру, теориями. Пять лет назад группе учёных-физиков удалось соорудить в подземной лаборатории квантовый тоннельный переход в параллельные миры. Но добровольцы, с легкой руки профессора окрещённые ходоками, отправлялись в бесчисленные миры лишь в виде фантомов, физически оставаясь в энергоблоке лаборатории. Ходоки, сумевшие сохранить рассудок, рассказывали, что в каждой вновь открытой реальности происходят практически идентичные природные катаклизмы. Вскоре добровольцев стали отбирать по жёстко установленным правилам, они проходили различные психологические тесты и обязательную физподготовку. Из первого перехода выдёргивали обратно уже через десять минут, с каждой ходкой увеличивая время пребывания в альтернативных мирах. К тому времени, когда Тимур попал на секретный объект, сформировалась особая группа спецподразделения, так называемые разведчики. В то утро, когда Тимуру предстояла первая ходка, профессор Гросс вызвал его к себе и, плотно прикрыв дверь, сказал: – Сынок, я не зря позвал тебя в свою команду. Есть в тебе нечто такое, что не возможно определить словами и измерить приборами. Понимаешь, человек – это очень сложная энергетическая система. И в тебе кроется огромный потенциал. Я не знаю, что случится с тобой в ходе эксперимента, но чувствую, что именно ты способен найти решение наших и, заметь, не только наших проблем. В общем, действуй по обстоятельствам, я в тебя верю. От такого напутствия Тимуру стало неуютно, он ощутил смутную тревогу, даже кожаное кресло, в котором он сидел, как-будто обдали холодом. – Я постараюсь оправдать ваши ожидания, Константин Яковлевич. Постараюсь сохранить сознание и вернуться, – совладав с минутной слабостью, ответил он и вышел из кабинета. Тимур никогда не замечал за собой каких-либо экстраординарных способностей и уж тем более не считал себя избранным. Ему всегда казалось, что в лабораторию он попал случайно, по странной прихоти старого профессора. Он прилежно выполнял поручения старших коллег, на отлично прошёл все тесты, с сознанием значимости происходящего готовился стать ходоком. Да и в общении с приятелями и сослуживцами ничем особенным не выделялся. И вот теперь слова его наставника поселили в душе молодого человека искру сомнения. Он привык безоговорочно верить старику, у него ни разу не возникало даже мысли о нереальности происходящего. Не смотря на то, что он своими глазами видел установку квантового перехода, не раз принимал участие в обслуживании устройств и механизмов, старательно впитывал в себя опыт бывалых разведчиков и сам готовился стать им, Тимур ни разу не подвергал сомнению теорию профессора Гросса. Да и не задумывался над тем, что рассказы ходоков могли быть всего навсего галлюцинациями, бредом одержимых идеей учёных. С каждым шагом, приближающим к стартовой площадке, юноша прокручивал в голове напутственные слова старика, и в конце концов ему стало казаться, что сама идея, лежащая в основе теории Гросса, абсурдна. Это был не страх неведомого, а скорее здравый смысл. Ведь жил же он двадцать пять лет на свете, не подозревая о параллельных мирах, нет, он читал, конечно, научную фантастику и даже грезил иногда, представляя себя отчаянным покорителем вселенной или авантюристом, скачущим из мира в мир в поисках истины. К исходной точке Тимур подошёл уже изрядно взвинченным, но отступать было поздно, да и внезапно проснувшаяся жажда приключений толкала его вперёд, оттесняя последние доводы здравого смысла. На экспериментальной площадке на своих позициях уже стояли трое ходоков. В последнее мгновение перед стартом Тимур занял место, предназначавшееся ему, и вдруг ощутил невероятный жар, разливающийся по телу, проникающий в каждую клетку и словно плавящий сознание. Он и раньше, проходя мимо энергоблока, чувствовал нарастающее по мере приближения тепло, но списывал всё на работу агрегатов и установок. Но за те три месяца, которые парень провел в стенах лаборатории, ни один из бывалых разведчиков не рассказывал о тепловом эффекте, хотя в ходе подготовки курсанты изучали каждую деталь, любую мелочь, описывающую разнообразные ощущения ходоков во время перехода. Жар стремительно нарастал, казалось, что кровь закипает в жилах, мышцы выкручивает, а кости оглушительно трещат. Боль становилась нестерпимой, она впивалась миллионами жалящих щупалец в тело Тимура. Внезапно раздался оглушительный треск, перед глазами вспыхнуло фиолетовое свечение и все померкло. Тимур открыл глаза, мышцы, сведённые судорогой, постепенно расслабялись, обжигающее пламя отпускало сознание и тело ходока. – «Странно, – подумал он, – никто из ребят не говорил о такой боли, словно через мясорубку пропустили», – глаза уже освоились с темнотой, вдали отчетливо мелькали блики света. Тимур поднялся на ноги и чуть не рухнул снова от электрического импульса, пронзившего его насквозь. Ходок ухватился за ближайшую опору, оказавшейся склизким сводом какого-то тоннеля. Он огляделся: под ногами смутно виднелись остатки гнилых шпал, затхлый сырой полумрак обволакивал, заползая под плотную ткань комбинезона, дышать было тяжело, голова кружилась, но постепенно мышцы приходили в тонус. Он шагнул в сторону пляшущих проблесков света и вскоре очутился на старой, утопающей в отбросах платформе. У догорающего костра сидели двое оборванцев, испуганно прижимающихся друг к другу. На лицах бродяг застыл ужас, в глазах сверкали отблески костра, с губ одного из них, молодого парня, текла слюна. Они словно видели вокруг какие-то страшные события, руки поминутно вздрагивали, не в силах защитить от наваждения. Тимур ещё раз осмотрелся, кроме этих двоих на заброшенной станции никого не было, лишь по низу стлался вязкий белёсый туман. Он подошёл к бродягам, но они его будто не замечали. – Ребят, вы чего? Наглотались дряни что ли? – Ходок прикоснулся к ближайшему к нему человеку, тот взвизгнул и уставился на Тимура, сфокусировав наконец-то более или менее осмысленный взгляд, затем он посмотрел на своего приятеля и принялся тормошить его. – Толян, очнись! Молодой оборванец медленно приходил в себя, он ещё с ужасом озирался вокруг, потом вздохнул и неожиданно громко сказал: – Мужик, ты кто такой, откуда будешь? – он повернулся к пожилому спутнику и продолжил уже тихим дрожащим голосом, – Махно, ты видел? Ужасы какие! Страсть! – он смотрел то на Тимура, то на своего приятеля, его потряхивало от пережитого. Выглядел он странно бледным и худым, глаза были совсем чёрными при довольной светлых волосах, свисавших грязными патлами на воротник потрёпанного ватника. – А ты то, ты то не из этих? – кутаясь в старый облезлый полушубок, спросил ходока Махно, измождённый старик, видавший многое на своем веку. – Я нет, не из этих, – успокоил дрожащих бродяг Тимур, – Мужики, а что творится то тут? – Откуда свалился то, ежели про Полянку не знаешь? Тут завсегда чертовщина творится. Только нет нам пути назад, а всё же лучше здесь попутчиков дожидаться, чем на Серпуховскую соваться, в том перегоне, – старик махнул рукой в ту сторону, откуда только вышел ходок, – такие жуткие нежити вылазят, а главное то, не видно и неслышно их, а у людей всё равно крышу сносит, да у всяк по разному. Так что уж лучше здесь глюков поглядеть. А ты, парень, куда идёшь то? С каждым вздохом Тимуру становилось всё хуже и хуже. Молодой организм, давно привыкший к удушающему смогу в своём мире, не справлялся с тяжелым спёртым воздухом мрачного заброшенного подземелья. Догадки, одна страшней другой, мелькали в сознании ходока, ещё не оправившемся после перехода. – А вы живёте что ли здесь, ну в смысле под землёй? – наивно спросил ходок, словно не расслышав последний вопрос старика. – Ну дык а «над землёй» то больше нету, всё, кирдык, – тут до глуповатого Толяна дошло, что житель метро никогда не задал бы подобный вопрос. А старик уже голосил, неистово крестясь: – Чур меня, чур! Уйди проклятый! Тимур был высоким, крепким и смуглым парнем. Вьющиеся чёрные волосы были аккуратно пострижены, нос с едва заметной горбинкой, резкая ломанная линия подбородка и совсем новая одежда лучше всяких слов говорили о нём как о жителе явно не местном. Ходок отскочил от свихнувшихся бродяг и побежал обратно. Время было на исходе и он приготовился снова пережить боль от гиперперехода. Возвращение домой оказалось на удивление терпимым. Огонь медленно растекался по телу, он едва успел ощутить ломоту в мышцах и суставах как услышал знакомый, но уже не оглушающе громкий треск, сверкнула фиолетовая вспышка и сознание ходока провалилось во тьму. Очнулся Тимур на полу стартовой площадки, вокруг суетились сослуживцы. Над ним склонился, щекоча взлохмаченной шевелюрой, профессор Гросс. Его подхватили и перенесли в смежную комнату. Со всех сторон посыпались вопросы, наконец, повинуясь властному жесту Константина Яковлевича, все смолкли. – Тим, с тобой всё в порядке? Ну и напугал же ты нас, сынок! – во взгляде профессора читалось беспокойство и нетерпение истинного учёного, – Ты же весь переместился, понимаешь? Мы только вспышку и увидели. Мы все тут пережили долгие нескончаемые десять минут. Ну ты как? Рассказывать можешь? – Я в порядке, – Тимур приподнялся и снова упал на кушетку, – пить хочется. Унять дрожь удалось через пару минут. Он выпил воды, прокашлялся и сказал: – Там, по-моему, ядерная война была и довольно давно. Я оказался на заброшенной станции метро, встретил двух человек, один из них, кажется, родился уже под землёй. Похоже на то, что оттуда всё и началось. – Так, ребята, фиксируйте показатели, дублируйте всё, чтобы ничего не пропало, отвечаете головой! Работаем в этом направлении, – профессор отдавал распоряжения и один за другим коллеги расходились по рабочим местам, остался только медперсонал. – Отдыхай, сынок, домой позже поедешь. Работы ты нам прибавил конечно, но и надежду подарил. Молодец, не зря я в тебя верил, – по щекам старого учёного скатилась слеза и застряла в бороде, такой же взъерошенной и седой как и его шевелюра. После первой ходки, если она заканчивалась удачно конечно, каждый участник эксперимента, получал кодовое имя, которое проходило во всех документах. Тимура назвали Искателем. С каждым разом переход давался ему всё легче, вскоре он совсем не ощущал дискомфорта и боли, ни на секунду не теряя сознания. Не подвергавшиеся физической опасности разведчики за несколько рейдов выяснили, что мир, названный Переход-913, разрушен ядерной катастрофой. Логично было предположить, что источник всех бед находится именно там. Несколько попыток пространственно-временных прыжков, предпринятых Тимуром, не увенчались успехом. Похоже, изменить ход истории в выжженном мире мог только обитатель этого самого мира. Люди, выживающие в метро, при встречах с разведчиками-фантомами испытывали животный первобытный ужас, впадали в истерическое состояние, убегали сломя голову, некоторые, в основном пожилые, умирали от шока. Они уже были не способны на какой-либо контакт. Начались поиски человека, обладающего способностями близкими к дару Тимура. Снова и снова разведчики прочёсывали лабиринты московского метро, специально выходя на встречу одиноким скитальцам и отшельникам, но на станциях, полных народа, работать мог только Искатель. Несколько раз разведгруппа встречала парня, примерно одного возраста и даже чем-то неуловимо похожего на Искателя. Юноша был светлокожим, с копной русых волос, в телосложении он сильно уступал тренированному Тимуру, но было в нём что-то такое, что сразу привлекло внимание разведчиков. В первый раз, встретив фантома, он естесственно испугался, но не бросился бежать и не отвёл взгляд. В отличие от всех остальных жителей метро он не падал замертво, не плакал, в общем, не терял рассудка. Однажды этот парень в одиночку проходил тоннель, ведущий от Полянки на Серпуховскую, где и находилась точка перехода, названная разведчиками Вратами. Его словно затягивало во Врата невидимая сила, но смутное сознание чего-то другого, а может быть и просто страх, увлекли, отвели парня от кажущегося опасным места. Тимур так до конца и не понял, почему Константин Яковлевич, а за ним и все остальные решили, что этот паренёк, Артём, именно тот, кто повернёт ржавое колесо истории вспять. Каждый раз разведка докладывала о местонахождении юноши, но фантомов было много, а Искатель один. Артём постоянно ускользал, он словно мчался сквозь всё метро, движимый вперёд непонятной целью. ******* Вода уже заливалась за голенища высоких ботинок, когда Искатель последний раз оглянулся назад в чёрное жерло затапливаемого тоннеля. Может быть у него и получится добыть снаряжение для подводного плавания в последнем прибежище умирающего мира, но, скорее всего, здесь уже будет не просто мутная вода, а зловонное месиво из разлагающихся останков людей и фантасических порождений радиации, истлевших осколков творений рук человеческих и тлена некогда могучей, а от того и ужасающе воинственной цивилизации. У Тимура оставался единственный шанс найти того паренька, Артёма, один шанс из миллиона и времени было совсем мало. В последний раз, когда Искатель почти настиг парня, метро заполнили слухи о неминуемо надвигающейся опасности, на ВДНХ отчаянно сдерживали нескончаемый поток ужасающей, завладевающей сознанием нежити, готовился штурмовой отряд для уничтожения их гнезда, находящегося на поверхности недалеко от родной станции Артёма. Искатель узнал, что эти люди, да и оставались ли они ещё людьми, вышли на поверхность, чтобы чудом уцелевшими за двадцать лет боеголовками выжечь новых страшных врагов человечества, заодно уничтожив последние остатки призрачного города. Неужели им было мало? Мало отравленного воздуха, огня, пожирающего всё на своём пути, цивилизации, рухнувшей в одночасье? Что-то изначально неправильное было в этом мире. Разумные существа не должны стремиться к самоуничтожению. Ведь, разум даётся свыше для созидания, для поисков прекрасного и непознанного. Как могло случиться, что один из тысяч миров, выбравший когда-то неверное направление, теперь грозил всему сущему во вселенной? В тот раз Артём вновь ускользнул от Искателя, отправившись со сталкерами в сторону Ботанического сада. На станциях вокруг ВДНХ было объявлено военное положение, передвигаться следом за парнем становилось невероятно трудно. И снова Тимуру предстояло пройти сквозь смрадные умирающие кишки когда-то огромного живого мегаполиса. Он шёл напролом, уничтожая людей и нечисть, сжигая на своём пути всех, кто мешал дойти до цели. Искатель не думал ни о чём, кроме того, что остался последний шанс на спасение. И пусть даже он сам не сможет вернуться домой, он должен найти этого парня. Искатель мчался сквозь тёмные перегоны, вихрем проскакивал заброшенные полустанки, с огнём прорывался через враждебные станции. Словно гонимый загробными тоннельными сквозняками, ведомый одному ему понятной целью, он практически не заметил как почти добрался до ВДНХ. С трудом переходя на чёткий размеренный шаг, невыносимо медленно унимая хриплое дыхание, он отчаянно осознавал, что если сейчас не встретит Артёма, неизбежно умрут его родные и друзья, в жутких агониях погибнет не только его родной мир, но и тысячи других миров, может быть таких же страшных и неправильных как этот, но не менее загадочных и притягательных для него, так и не успевшего там побывать. Тимур быстро прошёл все кордоны, его знали тут довольно хорошо, принимая за сталкера-одиночку. Он шагнул из тоннеля на платформу и поразился: совсем недавно станция была оживлённой, бегали ребятишки, деловито сновали от костра до палаток женщины, порядок здесь был всегда. Теперь же ВДНХ представляла собой жалкое зрелище, наспех сооружённые баррикады, пол, залитый кровью и усыпанный гильзами, лазарет уже не вмещал раненных, тишину нарушали только стоны, мечущихся в бреду бойцов. Женщин и детей не было видно, мужчины и подростки, жалкие остатки боеспособного населения, молча кивали Искателю и вновь погружались в мрачное оцепенение. Разведчик искал среди людей Артёма и не находил, отчаяние горьким комком подступало к горлу. Он знал, где находится палатка парня и направился прямо к ней. Пусто. Оставалась последняя надежда на лазарет и он двинулся туда. Артём лежал в бреду рядом с одной из медпалаток, он не был ранен, но глаза его стали безжизненными, словно из темного непрозрачного стекла. Лоб у парня оказался холодным и влажным, он снова и снова повторял сиплым как у простуженного ребёнка голосом: – Я не смог, не понял, опоздал... Искатель обтёр лоб юноши и громко позвал: – Артём! Вставай, надо идти! Парень никак не реагировал, тогда разведчик стал иступлённо тормошить его, кричать, просить, умолять. С каждой секундой призрачная надежда таяла, оставляя лишь опустошение в душе Тимура. Время убегало невыносимо быстро, он стал хлестать Артёма по щекам, не замечая того, что слёзы, давно зыбытые, оставленные в далёком детстве, брызжут из глаз. Сознание возвращалось к Артёму урывками, он смутно помнил, что не сделал чего-то важного, важного настолько, что он чуть было не лишился рассудка, потеряв последнюю надежду, утратив смысл жизни. Он будто находился под водой, такой грязной и тяжёлой, что не мог выплыть на поверхность. Глаза медленно открылись, его ещё трясло от холода. Глухие невнятные звуки стали пробиваться сквозь толщу окружившей Артёма вязкой жижи. – Артём! Вставай, ну вставай же! Нам надо идти, мы ещё можем успеть... Буду рада критике и просто отзывам! С уважением, Банзанова Дина

Благодарю, но может быть и критики дождусь? Хочется же узнать, что история вызывает не только положительные эмоции.

спасибо большое, а по поводу продолжения - мэй би, мэй би)))

Стиляшка и shulunovr спасибо за отзыв и за голоса!

Во имя жизни. Гэсэр шел по следу шестой час. Плотная туманная завеса, висевшая в отравленном воздухе с самого утра, постепенно таяла. В редких разрывах между мрачными, антрацитовыми тучами проглядывало серое безжиненное небо. Так далеко от берега, в кажущейся необитаемой ледовой пустыне, опасностей было не меньше, чем на суше. Время от времени с неба камнем вниз падали огромные неясные тени. Ненасытные твари опережали и уже начинали кружиться над головой охотника. Но людям нужна была еда и он не собирался возвращаться с пустыми руками. Никто из деревни не отважился бы на такой отчаянный марш-бросок в одиночку. Никто, кроме Гэсэра. *** В те страшные дни, когда мир перевернулся, у тогда еще трехлетнего Гэсэра проявилась удивительная способность. Когда на малыша накатывал инстинктивный животный ужас, его будто обволакивала полупрозрачная мерцающая пелена, защищавшая мальчика и его беременную мать. Эта оболочка оберегала его маленький мирок сначала от одичавших собак и мародеров, а после и от мутантов. Сестра, родившаяся спустя четыре месяца, тоже обладала сверестественными возможностями. Назвали сестренку Дари – «освободительница». Едва начав различать окружающее, она воспринимала только маму и братишку, остальным же, людям и нелюдям, бессознательно «отводила» глаза, оставаясь как бы невидимой. – В нашем роду были сильные шаманы, - сказала как-то мама. Энергия ведь не появляется из ниоткуда, и в самые тяжелые времена вся сила их предков встала на защиту маленького семейства. Катастрофа застала Гэсэра с матерью на побережье Байкала. Там, в поселке Максимиха, его отец построил уютный дом с солнечными батареями на крыше и мощным ветрогенератором. Отца Гэсэр совсем не помнил. Знал только, что он остался в городе в тот день, когда земля содрогнулась и байкальские волны вздыбились и обрушились на побережье. Немногим в их поселке удалось выжить. Небо заволокли тяжелые радиоактивные тучи, тайга вокруг Байкала порыжела, будто состарилась в один миг. Потом наступила ядерная зима. Искалеченные люди умирали на каждом шагу. Ползли мрачные слухи, что вся Россия стерта с лица Земли, выжжена ядерными взрывами. Если уж их маленький, но стратегически важный Улан-Удэ разорвало в клочья, то что случилось с планетой? Еще долго они надеялись, что отец жив и обязательно найдет их, но связь с миром оборвалась, телевидение и радио не работало, телефоны молчали. И с каждым днем надежда таяла, уступая дорогу ужасу и отчаянию. Выжившие объединились в общину, но почти каждый день приходилось хоронить родных и ставших близкими людей. Им повезло, если это можно назвать везением, в старой деревне, рядом с когда-то навороченным коттеджным поселком жил известный на всю округу травник. Дед Игнат, – хотя и было ему чуть за пятьдесят, все звали его не иначе чем дедом, – научил собирать съедобные растения, стойкие к радиации. Как заклинание он повторял: – Живы будем, не помрем. Вон в Семипалатинске люди жили десятилетиями под боком у испытателей хреновых. И вокруг Чернобыля жили, а через двадцать лет и в зоне отчуждения. Дед Игнат брал с собой в тайгу маленького Гэсэра и наблюдал за зверьем, находясь под защитным покровом юного спутника. Он охотился на мелкую дичь, свято веря, что мелочь быстрее адаптируется за счет ускоренного метаболизма и быстрой смены поколений. Матерый таежник и потомственный помор, он научил мальчика жить и дышать тайгой и морем. Как и предки, пришлые с берегов Белого моря покорять Сибирь, дед Игнат был суров, крепок на слово и справедлив. Славное море, Священный Байкал для него были не пустыми звуками. Не смотря на то, что все живое здесь фонило так, что дозиметр трещал надрывно и как-то даже обреченно, седой Байкал и окружающая его тайга выглядели не менее грозно и величественно, чем в мирное время. И только темное небо давило на землю, словно закрывая все пути мольбам и несбывшимся надеждам. Солнечный свет почти не проникал сквозь мрачную пелену смертоносных туч, льды Священного моря переливались багровыми всполохами, а вековая тайга, вплотную обступившая берега, ловила редкие блики своими выгоревшими до блеска верхушками. А ведь когда-то солнечных дней в году здесь было больше чем в Италии, местные ходили круглый год с крепким продубленным загаром. С годами становилось все больше мертвых деревьев, древний лес зарастал мхом, и только в Байкале жизнь бурлила и кипела, оборачиваясь порой в немыслимые, фантастичные формы. Может быть экосистема озера и была серьезно нарушена, но толи благодаря скромным труженникам моря – фитопланктону, толи благодаря тому, что водообмен – замена глубинных вод поверхностными – происходит здесь медленно, в среднем за 140-150 лет, но Байкал удивительно быстро восстанавливался после ядерной зимы. Неизбежные жертвы катастрофы, несчастные двухголовые мутанты, зубастые твари и прочая нечисть оказывались нежизнеспособными и быстро погибали. Зато остальная живность, подстегнутая убойными дозами радиации, вырастала до таких размеров, что бывалым поморам и не снилось. Так и повелось, что как был седой старик Байкал кормильцем, так и остался. В год, когда вся нерпа, ценная своим мехом, мясом и жиром, ушла зимовать к другим берегам, умерла от лучевой болезни мама, дед Игнат сгорел от рака, от голода и холода погибли самые слабые. Гэсэр и Дари были уже почти взрослые и, как могли, старались помочь жалкой горстке людей в борьбе за выживание. Со временем они научились управлять своими способностями и стали защитой и опорой маленькому племени, обосновавшемуся в крепком кирпичном коттедже. В подвале, отведенном когда-то под фитнес-зал и бильярдную, рачительный хозяин оборудовал небольшую сауну с подачей воды из артезианской скажины. Вода была почти чистая. Там они и жили, изредка выходя на поверхность. Ветряк, купленный еще отцом Гэсэра и вскармливаемый суровыми байкальскими ветрами, давал достаточно энергии, чтобы пустить его по периметру кирпичного забора. Пока был жив, дед Игнат вел хроники событий. Не обладая писательским талантом, он скрупулезно и лаконично, без лишних эмоций, записывал все, что считал важным. К книгам в общине относились трепетно, с почтением, но когда кончилась бумага, дед стал вести свой «бортовой журнал» между книжных строк. Не знавшие чистого неба, дети жадно читали книги, пытаясь представить как это: бегать и играть на улице, ездить на автомобилях, устраивать пикники на траве, все то чего они были лишены и о чем мечтали. Любимым занятием ребятишек было слушать рассказы о прошлом и верить в будущее. Дед Игнат совершал смелые вылазки к ближайшим военным частям и даже до города, сначала на своем стареньком уазике, а потом, когда нечем стало заправлять машину, и на охотничьих лыжах. После каждого рейда община обретала полезные, порой просто необходимые вещи, вроде видавших виды противогазов, оружия, инструментов или книг и учебников. Он умело заметал следы, чтобы не привести за собой всякое людское отребье, ради куска мяса или теплой одежды готовых перерезать слабых и беззащитных. Несколько раз таежник с Гэсэром приводили в свою маленькую крепость женщин и детей, спасенных от озверевших хуже всякой нечисти головорезов. Мир сошел с ума. Человечество, изнеженное цивилизацией, презрев инстинкты самосохранения, уничтожило себя. Через сотни лет, когда уже не останется человека разумного, истлеют рукотворные плоды жизнедеятельности, многострадальная планета начнет новый виток развития. И пусть новые люди раскопают страшные саркофаги прошлого и будут разумнее, добрее, человечнее. *** – Нерпы, говорят, и раньше смышленными были, – по старой таежной привычке, перенятой от деда Игната, подумал вслух Гэсэр. Сообразив, что разговаривает сам с собой, нерповщик умолк и пошел еще тише, звук здесь разносится далеко и отчетливо. Лезут из тайги голодные твари, вот и ищет нерпа где поспокойней. Все дальше к островам уходит. Впереди метнулась и взмыла в небо гигантская тень. Испугалась, они все боятся. Все живое дрожит перед неизвестным, а Гэсэр и был неизвестностью, пугающей и неотвратимо надвигающейся, несущей боль и смерть. Он подошел ближе. На еще теплой нерпичьей лежке рядом с истерзанным телом матери лежал мертвый детеныш. Белек был мутантом, ласты его походили на скрюченные подагрические пальцы, стянутые жесткими кожаными перепонками. Мордочка несчастного малыша была изуродована огромными, в красных прожилках, почти человеческими губами, сросшимися с носом наподобие волчьей пасти. И все это уродство на фоне нежного белого меха выглядело так ужасающе скорбно и безнадежно, словно мертвые бусинки глаз и раздираемый в крике рот взывал к равнодушным небесам: «за что?!». Вдруг тишину прорезал незнакомый звук, явно механический, похожий на ворчание старого ветрогенератора. Охотник знал, что источник шума находится еще очень далеко, но снял противогаз и озирался по сторонам, чтобы раньше увидеть приближающуюся машину. Неужели где-то еще сохранились запасы горючего, чтобы гонять технику в такую даль? Наконец, уловив с какой стороны доносится звук, он залег в ожидании. Одежда Гэсэра была из теплого нерпичьего меха, поверх ботинок обернута светло-серая холстина, так что в темноте на льду он был невидим как для нерпы, так и для неизвестных впереди. Постепенно шум стал нарастать и доносился уже откуда-то сверху. Охренеть, вертолет! Военный и, кажется, не наш, Гэсэр видел похожие в книгах. Из чрева винтокрылой машины вдруг ухнуло вниз что-то темное, плавно спланировало на гигантских крыльях и приземлилось шагах в двадцати от следопыта. А вертолет уже улетал в сторону иркутских берегов, иногда взбрыкивая в воздухе от налетающих порывов Култука. Мысли вихрем проносились в голове, кровь стучала в висках, хотелось включить энергетический щит и шагнуть навстречу, но Гэсэр выжидал. Если спустя десятилетия после конца света техника еще на ходу, то кто ею управляет и сможет ли он защититься от такой неожиданной угрозы? Глаза у парня были тренированные, к мраку привычные и он отчетливо видел незнакомца в полной противорадиационной экипировке, быстро укладывавшего «крылья» в жесткий длинный чехол. Незванный гость двинулся прямо на охотника. Когда до лобовой встречи оставалась не больше пяти шагов, он резко и бесшумно встал, взяв на прицел диверсанта. Ведь тот вторгся на его территорию, а значит, был врагом, по крайней мере, до выяснения обстоятельств. – Стоять! Руки за голову! – голос Гэсэра прозвучал глухо, словно рычание зверя. Он светился в своей защитной оболочке и знал, что противник сейчас охвачен первобытным неконтролируемым ужасом. На лед упал продолговатый ящик, руки чужака резко дернулись вверх. В два прыжка Гэсэр оказался лицом к лицу с незнакомцем и обезоружил его. Экипирован он был потрясающе даже для столь жутких времен как сейчас. Несколько боевых гранат, пистолет-пулемет и автомат, сильно смахивающий на советский калашников. К спине военного плотно прилегал объемный рюкзак из жесткого, пропитанного чем-то брезента. Связав оторопевшего незнакомца, охотник заглянул в пластиковую коробку, раскрывшуюся от падения. Там были аккуратно уложены боеприпасы, тонкий длинный бур и компактный ледоруб. В рюкзаке обнаружились однодневный паек и контейнеры из плотного пластика с сероватой с прозеленью пылью. За те мгновения, что длился досмотр, диверсант не проронил ни слова. Почти на голову ниже Гэсэра, даже во внушительном облачении он выглядел как-то хило и не по-военному. – Кто такой? – угрожающе прошипел охотник. Не услышав ответа, он зашел со спины, натянул противогаз и, подталкивая пленника в затылок, повел его в поселок. Идти пришлось долго. Приятная тяжесть с неба свалившегося оружия и даже довольно тяжелый ящик с боеприпасами Гэсэру не мешали, но щуплый незнакомец часто спотыкался и падал, как слепой щенок, оторванный от теплого материнского бока. Было бы жалко в клочья изодрать почти новую военную форму, великоватую для хозяина, но, может быть, в самую пору для молодого следопыта. В конце концов, он отключил защиту, подхватил связанные за спиной руки и повел пленного, не давая ему упасть. К поселку подошли в непроглядной тьме. В доме уже знали, что Гэсэр вернулся не один, Дари чувствовала его приближение за сотни шагов. Он открыл потайной замок и толкнул пленника в дом. Девять пар глаз уставились на чужака настороженно, оценивающе. Андрей, крепкий сорокалетний мужик с окладистой бородой подхватил трофеи. Тимур, болезненный парень, слишком долго живший на поверхности, но спасенный когда-то вместе с матерью от подонков, взял чужого на прицел. Женщины подхватили детей и увели в другую комнату. Неожиданно ноги незнакомца подкосились и он рухнул на пол, гремя массивным рюкзаком и тяжелыми ботинками. И тут все заговорили разом. Гэсэр снял с пленника рюкзак, противогаз и обомлел. Перед ними лежала совсем юная девушка-азиатка с короткой стрижкой и такой нежной полупрозрачной кожей, словно она никогда не жила под свинцовым небом и не дышала отравленным воздухом. Дари принесла воды и, приподнимая голову, влила глоток девушке. Когда она очнулась, со всех сторон посыпались вопросы. Пленница явно с трудом понимала их. Ей дали еще воды и помогли сесть. Девушка заговорила на довольно сносном русском языке, но с явным, укорачивающим слова, акцентом. – Меня зовут Суми. Я из Японии, Здесь, – она показала на рюкзак, – ваше спасение. Наши ученые разработали биологический материал, способный за несколько лет нейтрализовать последствия ядерных взрывов. Сложные слова давались ей непросто, но чувствовалось, что произносит она давно заученные фразы. Суми вглядывалась в напряженные лица людей и искала во взглядах хотя бы отсвет веры. – Почему мы должны тебе верить? Где-то в глубине души Гэсэра, в подсознании, беспокойно заворочался давно уснувший зверь – сомнение. В этом мире сомнениям и исканиям не осталось места, как не осталось места надежде, погребенной под толстым слоем отравленного пепла. – Моя страна тоже лежит в руинах, но со времен холодной войны каждый стратегически важный объект в Японии имеет подземные, хорошо защищенные бункеры. Многие ученые и инженеры спаслись. Много ваших, американцев и многие другие спаслись в метро. – Безысходность, сквозившая в глазах девушки, сменилась на отчаянный вызов. Теперь она смотрела прямо в душу окруживших ее людей, угадывая проблески надежды. – Еще есть шанс начать сначала... Вопросы, сотни вопросов ждали своего часа, но верить ли ответам? Эта девушка знала очень много. Планета содрогается в агонии, жалкие остатки человечества выживают в мире без солнца, в холодных пустынях, как черви заперты в подземках разрушенных городов. Все живое стремительно мутирует, пытаясь приспособиться к ужасающей действительности, а эта холеная девица летает на вертолете и плетет о спасении. Так мы и поверили. – Мы даже не знаем, кто развязал войну и что на самом деле стало с остальным миром. Может это вы устроили конец света? – процедил Тимур и взвел курок. Девушка вздрогнула и медленно сказала: – Первый удар был нанесен маленькой, раздираемой революциями страной по Америке, – она глубоко вдохнула, эти слова она явно не учила, – американцы разбираться не стали и выпустили боеголовки по всему миру. Россия успела ответить на удар. Весь мир превратился в пепел, товарищи... Товарищи. Вот те раз. Как в плохом голливудском фильме. Дед Игнат рассказывал, что американцы, играя русских, звали друг друга товарищами. Звучит как-то не по-настоящему, карикатурно. Гэсэру слова девушки показались смутно знакомыми и не только из-за слова «товарищи». Он же перечитал скромную библиотеку в доме вдоль и поперек. «Атомный сон» Сергея Лукьяненко! Там тоже человечество было практически уничтожено из-за непомерных амбиций какой-то нелепой страны, развязавшей третью мировую в безумной гордыне и спеси. Напряжение застыло на лицах. Все ждали действий, действий Гэсэра. Охотник хоть и был моложе некоторых, но он был добытчиком и защитником, негласным лидером, черт возьми! Давящая, оглушающая тишина словно растянулась в пространстве и времени. Будь эта хренова японка мужиком или мутантом, церемониться и не подумал бы. Ладно, допустим, в контейнерах действительно какой-нибудь дезактиватор, но, может быть, японцы сами же все и выжгли, чтобы через несколько лет развернуть свою империю на весь материк. И правда, чего им вылезать из своих бункеров и метрополитенов. Ради спасения России? Да хрена лысого им это надо! Бред сивой кобылы, чушь какая-то получается. Суми была совсем молода, лет семнадцать-восемнадцать. Красивая, какая-то не земная, не отравленно-земная. У нее было бледное лицо, верхняя губа чуть полнее нижней, черные дуги бровей сведены к переносице. Военная форма грубо коробилась на хрупкой фигуре, застывшей посреди комнаты в чужой разрушенной стране. Так, наверное, выглядели перед врагами пленные камикадзе, не сумевшие исполнить свой долг. Что ж ты делаешь в этом зачумленном мире, девочка? Спасаешь человечество? Или завоевываешь? В любом случае, это мужская работа. Тебе бы сидеть в своей подземной лаборатории и рожать время от времени маленьких японских ученых и солдат. Гэсэр медленно обвел взглядом своих родных и близких и сказал: – Мы люди. Не мы решали умирать планете или нет. Мы постараемся понять и принять тебя. –Мне нужно идти, я должна выполнить приказ и обработать свой квадрат. Иначе... – она смотрела на Гэсэра и одновременно будто мимо, ее голос был тихим, но твердым, – иначе мои товарищи погибнут зря, ликвидация последствий затянется на более долгое время. – Сколько человек десантировалось? – Четверо. – И все смертники? – вскрикнула Дари и посмотрела на японку со смесью жалости и теплоты. – Да, – безжизненным механическим голосом, коверкая слова, она продолжила: – обработать нужно несколько точек, расположенных в радиусе двух километров от места высадки. На это требуется время, вертолет не может ждать, горючего хватило только сюда и обратно. Не похоже, что врет. Да и врать на чужом языке сложновато, наверное. – Почему Байкал? – Вода – источник жизни... и оптимальная среда для бактерий-ликвидаторов. Байкал – спасение для Сибири. – Но почему они отправили тебя, а не взрослых мужчин, обученных воевать? – Я готовилась к этому несколько лет, – голос девушки упал, она почти прошептала: – мое имя означает «очистившаяся», у меня... у меня не может быть детей. Суми медленно оглянулась вокруг и впервые в ее глазах вспыхнула жажда жизни. Она вскинула голову и сбивчиво заговорила: – У меня есть препарат для людей. Его мало, но он очень эффективный. Мы... мы не думали, что встретим на поверхности нормальных людей. Ведутся переговоры с Москвой, готовится экипаж и ликвидаторы для средней полосы России... На миг Гэсэру показалось, что он слышит биение десяти сердец, даже лица как будто посветлели. Безумно хотелось верить и неожиданно для себя он заговорил: – Когда-то давно я нашел тетрадь, обычную девичью тетрадь с наивными картинками на обложке. Там были стихи, может быть, простенькие и неумелые, и почти все о безответной любви, но было там одно стихотворение, оно... Оно стало для меня чем-то вроде мечты. Гэсэр закрыл глаза и слова, за которыми он шел так долго, впервые зазвучали вслух: Я лечу через звезды, Через пыль не Земли, Я хочу, чтобы просто В путь ушли корабли. Корабли всех несчастий И фрегаты забот, Каравеллы случайных И вселенских тревог. И тогда бы планета, Ожившая вновь, Отдохнула от света Людских катастроф. – Мы сделаем все, что в наших силах, Суми. Мы найдем твоих товарищей. Мы будем жить, жить вопреки, не смотря ни на что, во имя... Потому что надежда не умирает. С уважением, Банзанова Дина. Если Вы дочитали до конца и Вам понравилось, Проголосуйте, пожалуйста за меня здесь: http://metro2033.ru/works/?PAGEN_1=2 Заранее благодарю, отвечу на все комментарии, буду признательна за критику.

зашла, посмотрела, 200 тырей за платиновый - это конечно сильно, а сотня за федеральный платиновый - это смешно. кому он нужен длинный за сто тыщ? Добавлено спустя 3 минуты 25 секунд: с конкретными предложениями в личку

точно

Номера 67-88-99 (в будущем 77-88-99) и 7ХХ-7ХХ. Предлагайте свои ценники.