Великая Отечественная Война

[ChIT]

Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич.

"Ехали много суток... Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам - кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них... Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло - я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала..."

"Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. "Не ходи, убьют, - не пускали меня бойцы, - видишь, уже светает". Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: "Заслуживает награды". В девятнадцать лет у меня была медаль "За отвагу". В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги... И меня посчитали убитой... В девятнадцать лет... У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее - и не верю. Дите!"

"У меня было ночное дежурство... Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан... Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет... Не дотянет до утра... Спрашиваю его: "Ну, как? Чем тебе помочь?" Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: "Расстегни халат... Покажи мне свою грудь... Я давно не видел жену..." Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице..."

"И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье - то появится, то скроется, - я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх... Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение... После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко... И внутри у меня что-то противится... Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок... Не сразу у нас получилось. Не женское это дело - ненавидеть и убивать. Не наше... Надо было себя убеждать. Уговаривать..."

"И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу... Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья... Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет - это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием - медаль "За боевые заслуги", за спасение двадцати пяти человек - орден Красной Звезды, за спасение сорока - орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти - орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного... Из-под пуль..."

"Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: "Полк, под знамя! На колени!", все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела "куриной слепотой", это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души..."

"Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание... Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы - вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: "Кто вы? Откуда?" Подошла ближе, ахнула и говорит: "Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет". Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: "Скорей! Быстрей!" И опять - "Скорей! Быстрей!" Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь".

"Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила... Я подросла на десять сантиметров..."

"Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне - пятнадцать лет, а сестре - четырнадцать. Он говорил: "Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек..." Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт..."

"У нашей матери не было сыновей... А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал..."

"Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте..."

"Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:

- Дайте мне конфет.

Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое - карточки, что такое - блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: "Когда я дорасту до этой винтовки?" И все вдруг стали просить, вся очередь:

- Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.

И мне дали".

"И у меня впервые в жизни случилось... Наше... Женское... Увидела я у себя кровь, как заору:

- Меня ранило...

В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:

- Куда ранило?

- Не знаю куда... Но кровь...

Мне он, как отец, все рассказал... Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься - зубы скрипят. Вспоминаешь - где ты? Там или здесь?"

"Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там... Там я стала молиться... Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые... Мои слова... Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я - тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что... Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы - понимаете?"

"Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый - старший лейтенант Белов, мой последний раненый - Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон... Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь... Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов... И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов - балетный вес. Сейчас уже не верится..."

"Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: "Старшина за бортом!" Вытащат. Вот такая элементарная мелочь... Но какая это мелочь? Я потом лечилась...

"Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: "Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь". Брат на фронте погиб. Она плакала: "Одинаково теперь - рожай девочек или мальчиков".

"А я другое скажу... Самое страшное для меня на войне - носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то... Я не выражусь... Ну, во-первых, очень некрасиво... Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года... Перешли советскую границу... Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и... И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а... Ну, понятно... Мы увидели нормальное женское белье... Почему не смеешься? Плачешь... Ну, почему?"

"В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью "За боевые заслуги" и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет - орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: "А за что ты получила свои медали?" или "А была ли ты в бою?" Пристают с шуточками: "А пули пробивают броню танка?" Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила - Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: "Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел..."

"Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:

- Ты хоть пробовала?

- Чего? Что пробовала? - А есть хотелось страшно.

- Не чего, а кого... Бабу!

А до войны пирожные такие были. С таким названием.

- Не-е-ет...

- И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь... Убьют нас ночью...

- Да пошел ты, дурак! - До меня дошло, о чем он.

Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила..."

"Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал... Было нас пять, конаковских девчонок... А одна я вернулась к маме..."

"Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача - уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: "Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее". Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе..."

"Перевязываю танкиста... Бой идет, грохот. Он спрашивает: "Девушка, как вас зовут?" Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя - Оля".

"И вот я командир орудия. И, значит, меня - в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное... Горло пересыхало до рвоты... Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг... Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все - конец!"

"И пока меня нашли, я сильно отморозила ноги. Меня, видимо, снегом забросало, но я дышала, и образовалось в снегу отверстие... Такая трубка... Нашли меня санитарные собаки. Разрыли снег и шапку-ушанку мою принесли. Там у меня был паспорт смерти, у каждого были такие паспорта: какие родные, куда сообщать. Меня откопали, положили на плащ-палатку, был полный полушубок крови... Но никто не обратил внимания на мои ноги... Шесть месяцев я лежала в госпитале. Хотели ампутировать ногу, ампутировать выше колена, потому что начиналась гангрена. И я тут немножко смалодушничала, не хотела оставаться жить калекой. Зачем мне жить? Кому я нужна? Ни отца, ни матери. Обуза в жизни. Ну, кому я нужна, обрубок! Задушусь..."

"Там же получили танк. Мы оба были старшими механиками-водителями, а в танке должен быть только один механик-водитель. Командование решило назначить меня командиром танка "ИС-122", а мужа - старшим механиком-водителем. И так мы дошли до Германии. Оба ранены. Имеем награды. Было немало девушек-танкисток на средних танках, а вот на тяжелом - я одна".

"Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, и девочки меня наверху ими завязали".

"Пока он слышит... До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу... Успокаиваю... Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались... "

"У нас попала в плен медсестра... Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана... Ее посадили на кол... Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку..."

"Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках... На жилах... В кровище весь... Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала... Бинтую, а раненый: "Скорей, сестра. Я еще повоюю". В горячке..."

"Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине - что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно - герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба..."

"Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые... У меня были они все..."

"Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую - кровь, я индивидуальный пакет сложила и туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда - в ягодицу. В попу... В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать. Неудобно признаться. Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло..."

"Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:

- Вы когда перенесли инфаркт?

- Какой инфаркт?

- У вас все сердце в рубцах.

А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают... Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши "По-2" подстреливали из автомата... Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле".

"Мы стремились... Мы не хотели, чтобы о нас говорили: "Ах, эти женщины!" И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: "Навоюют эти бабы..."

"Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала - дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была! Приехал как-то командир дивизии, увидел меня и спрашивает: "А что это у вас за подросток? Что вы его держите? Его бы надо послать учиться".

"Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги... Ну, понимаете, травой смывали... Мы же свои особенности имели, девчонки... Армия об этом не подумала... Ноги у нас зеленые были... Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава..."

"Идем... Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок - тридцать километров. Жара дикая... И после нас красные пятна на песке... Следы красные... Ну, дела эти... Наши... Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают... Не смотрят под ноги... Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали... Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим... Они потом уже догадывались, смеялись: "Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали". Ваты и бинтов для раненых не хватало... А не то, что... Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках... Ну, идем... В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем... К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины - кто куда прятаться. Нас зовут... А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде... Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли... Под осколками... Вот оно... Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло..."

"Наконец получили назначение. Привели меня к моему взводу... Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами - сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: "У-у-у-у..." Один даже сплюнул: "Тьфу!" А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились".

"Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: "Воздух! Рама!" Я подняла голову и ищу в небе "раму". Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та "рама"? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: "Хлопцы, наших бьют!" Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: "Взвод, стать в строй!" Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: "Кто здесь старший?" Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: "Что тут произошло?" Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое "рама", какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство..."

"Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду... Я была пэпэже, то, что расшифровывается "походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона... Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: "Сестричка! Сестренка!", а после боя каждый тебя стережет... Из землянки ночью не вылезешь... Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю... Промолчали. Гордые! А оно все было... Но об этом молчат... Не принято... Нет... Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: "Ты чего?" Кому расскажешь?"

"Мы его хоронили... Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро... Прямо сейчас... Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее... Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка... Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит... Как? Стали прощаться... Мне говорят: "Ты - первая!" У меня сердце подскочило, я поняла... Что... Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают... Мысль ударила: может, и он знал? Вот... Он лежит... Сейчас его опустят в землю... Зароют. Накроют песком... Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит... Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю... Этот момент... Бомбы летят... Он... Лежит на плащ-палатке... Этот момент... А я радуюсь... Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви... Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину... Это был первый..."

"Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу... Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины... Они кричали нам: "Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п... наших мужиков. Фронтовые б... Сучки военные..." Оскорбляли по-всякому... Словарь русский богатый... Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. "Что с тобой?" - "Да ничего. Натанцевалась". А это - мои два ранения... Это - война... А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились - сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин - крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: "Читай стихи. Есенина читай".

"Ноги пропали... Ноги отрезали... Спасали меня там же, в лесу... Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги... Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без... Вместо наркоза - бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы... Столярной... У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: "Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет". Я держалась... Я привыкла быть на людях сильной..."

Подбежав к машине, открыла дверку и стала докладывать:

- Товарищ генерал, по вашему приказанию...

Услышала:

- Отставить...

Вытянулась по стойке "смирно". Генерал даже не повернулся ко мне, а через стекло машины смотрит на дорогу. Нервничает и часто посматривает на часы. Я стою. Он обращается к своему ординарцу:

- Где же тот командир саперов?

Я снова попыталась доложить:

- Товарищ генерал...

Он наконец повернулся ко мне и с досадой:

- На черта ты мне нужна!

Я все поняла и чуть не расхохоталась. Тогда его ординарец первый догадался:

- Товарищ генерал, а может, она и есть командир саперов?

Генерал уставился на меня:

- Ты кто?

- Командир саперного взвода, товарищ генерал.

- Ты - командир взвода? - возмутился он.

- Так точно, товарищ генерал!

- Это твои саперы работают?

- Так точно, товарищ генерал!

- Заладила: генерал, генерал...

Вылез из машины, прошел несколько шагов вперед, затем вернулся ко мне. Постоял, смерил глазами. И к своему ординарцу:

- Видал?

"Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: "Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую". Ребенок... У ребенка все должно быть детское... Он засыпал со словами: "Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом".

"Лежит на траве Аня Кабурова... Наша связистка. Она умирает - пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: "Как жаль, девочки". Потом помолчала и улыбнулась нам: "Девочки, неужели я умру?" В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: "Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома..." Аня не закрывает глаза, она ждет... Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: "Дорогая моя, любимая доченька..." Возле меня стоит врач, он говорит: "Это - чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины..." Дочитали письмо... И только тогда Аня закрыла глаза..."

"Пробыла я у него один день, второй и решаю: "Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь". Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу - идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю... Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу - упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: "Куда ты прешь, чертова баба!!" Подползу - живой... Живой!"

"Два года назад гостил у меня наш начальник штаба Иван Михайлович Гринько. Он уже давно на пенсии. За этим же столом сидел. Я тоже пирогов напекла. Беседуют они с мужем, вспоминают... О девчонках наших заговорили... А я как зареву: "Почет, говорите, уважение. А девчонки-то почти все одинокие. Незамужние. Живут в коммуналках. Кто их пожалел? Защитил? Куда вы подевались все после войны? Предатели!!" Одним словом, праздничное настроение я им испортила... Начальник штаба вот на твоем месте сидел. "Ты мне покажи, - стучал кулаком по столу, - кто тебя обижал. Ты мне его только покажи!" Прощения просил: "Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез".

"Я до Берлина с армией дошла... Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: "Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи... Уходи... У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами... " Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах..."

"Под Сталинградом... Тащу я двух раненых. Одного протащу - оставляю, потом - другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца... Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике... Там, в дыму, не разобралась... Вижу: человек умирает, человек кричит... А-а-а... Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: "Возвращаться за немцем или нет?" Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови... И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих... Это же Сталинград... Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая... Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно".

"Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. Она - умная женщина, и она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это чаще всего были честные девчонки. Чистые. Но после войны... После грязи, после вшей, после смертей... Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин... У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашел себе другую, посмазливее. И он несчастлив со своей женой. Теперь вспоминает ту, свою военную любовь, она ему была бы другом. А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел ее только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли..."

"Моя подруга... Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится... Военфельдшер... Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: "Зачем ты порвала?" Она плачет: "А кто бы меня замуж взял?" - "Ну, что же, - говорю, - правильно сделала". Еще громче плачет: "Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело". Представляете? Плачет."

"Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг... Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: "сестричка родная", "сестричка дорогая", ничего другого не слышала... Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: "На ком ты женился? На фронтовой... У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?" И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить... Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии... Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было".

"Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет... Приглашать на встречи... А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины - победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими... У нас, скажу я вам, забрали победу... Победу с нами не разделили. И было обидно... Непонятно..."

"Первая медаль "За отвагу"... Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: "Вперед! За Родину!", а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась... И они все встали, и мы пошли в бой..."

Нет слов. Спасибо ветеранам и низкий поклон

[spqr1945]

Культ Победы - главная государственная религия России.

[ChIT]

Актеры-фронтовики.

Актер Смирнов Алексей Макарович. Актер на фронте стал кавалером ордена Славы 2-й и 3-й степени, кавалером Ордена Красной Звезды, был награжден медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги".

Коротко напомню, что он делал на войне:

9 апреля 1944 года в районе деревни Пилява после мощных артналётов два батальона противника при поддержке 13 танков перешли в атаку. Тов. Смирнов со взводом открыл мощный миномётный огонь по немецкой пехоте. В этом бою огнём взвода было уничтожено: 4 станковых и 2 ручных пулемёта, 110 фашистских солдат и офицеров. Контратака немцев была отбита.

20 июля 1944 года в районе высоты 283.0 противник силою до 40 гитлеровцев атаковал батарею. Смирнов, воодушевляя бойцов, бросился в бой с личным оружием. Огнём из винтовки и автоматов батарея отбила нападение немцев. На поле боя осталось 17 гитлеровцев, Смирнов лично взял в плен 7 гитлеровцев.

22 января 1945 года, несмотря на интенсивный огонь противника, со своим расчётом на себе переправил миномёт на левый берег реки Одер. Откуда огнём из миномёта уничтожил 2 пулемётные точки в деревне Эйхенрид и до 20 гитлеровцев. 36-й артполк овладел деревней и плацдармом на левом берегу реки Одер.

Никулин Юрий Владимирович, участник Финской и Великой Отечественной войн.

Уже с первых дней войны батарея Никулина открыла огонь по фашистским самолетам, которые прорывались к Ленинграду, закидывали Финский залив глубинными минами. В составе зенитной батареи Никулин воевал до весны 1943 года, дослужился до звания старшего сержанта. Затем он дважды побывал в госпитале – после воспаления легких и после контузии. После выздоровления его направили в 72-й отдельный зенитный дивизион под Колпином.

О годах войны Юрий Владимирович вспоминал: «Не могу сказать, что я отношусь к храбрым людям. Нет, мне бывало страшно. Все дело в том, как тот страх проявляется. С одними случались истерики — они плакали, кричали, убегали. Другие переносили внешне спокойно... Но первого убитого при мне человека невозможно забыть.

Мы сидели на огневой позиции и ели из котелков. Вдруг рядом с нашим орудием разорвался снаряд, и заряжающему осколком оторвало голову. Сидит человек с ложкой в руках, пар идет из котелка, а верхняя часть головы срезана, как бритвой, начисто...»

Владимир Павлович Басов:

В звании лейтенанта интендантской службы за образцовое исполнение должности начальника клуба бригады был награждён медалью «За боевые заслуги» в 1943 году. Организованный им ансамбль художественной самодеятельности дал более 150 концертов для бойцов. В звании старшего лейтенанта был командиром батареи 424 миномётного полка 36 миномётной бригады 28-й артиллерийской дивизии прорыва РГК. 23 февраля 1945 года, во главе штурмовой группы, обеспечил захват опорного пункта немецкой обороны, в бою был тяжело контужен, за свой подвиг награждён Орденом Красной Звезды[6]. Был заместителем начальника оперативного отдела 28-й отдельной артиллерийской дивизии прорыва Резерва СВГК (воинское звание: капитан).

Гердт Зиновий Ефимович :

...ушел добровольцем на фронт. Старший лейтенант саперной роты Гердт не вспоминал, что он артист, и даже не учавствовал в самодеятельности. В феврале 1943 года под Белгородом он был тяжело ранен в ногу. Хромота осталась с ним на всю жизнь.

Гуляев Владимир Леонидович :

Во время Великой Отечественной войны пошёл работать слесарем в авиационной мастерской, а 20 апреля 1942 года стал курсантом Молотовской военной авиационной школы пилотов. С отличием её окончив и получив в ноябре 1943 года звание младшего лейтенанта ВВС, лётчик-штурмовик Владимир Гуляев отправился на фронт. Совершил 60 боевых вылетов. Воевал в Белоруссии, Прибалтике. Переболел малярией, несколько раз был ранен и контужен, награждён двумя орденами Красного Знамени и двумя орденами Отечественной войны I степени. Войну закончил лейтенантом в Восточной Пруссии. Участник Парада Победы 24 июня 1945 года. Из-за фронтовых ранений вынужден был комиссоваться из армии.

Весник Евгений Яковлевич :

В 1941—1945 годах Евгений Весник в качестве добровольца участвовал в Великой Отечественной войне, командир огневого взвода 1-й гвардейской корпусной артиллерийской бригады, гвардии лейтенант. Был награждён двумя медалями «За отвагу», орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2 степени, медалями «За победу над Германией» и последующими юбилейными медалями.

Смоктуновский Иннокентий Михайлович:

...поступил в военное училище. ...за то, что в учебное время собирал оставшуюся в поле картошку, с него сорвали курсантские погоны и отправили на фронт - в пекло, на Курскую дугу (1943).

"Я ни разу не был ранен. Честное слово, самому странно - два года настоящей страшной фронтовой жизни: стоял под дулами немецких автоматов, дрался в окружении, бежал из плена... А вот ранен не был. Землей при бомбежке меня, правда, как-то засыпало - да так, что из торфа одни ботинки с обмотками торчали. Мне посчастливилось бежать, когда нас гнали в лагерь. Был и другой выход - желающим предлагали службу в РОА... Но меня он не устроил. Меня, восемнадцатилетнего, измученного мальчишку, вел инстинкт самосохранения. Я выведывал у крестьян, где побольше лесов и болот, где меньше шоссейных дорог, и шел туда. Фашистам там нечего было делать в отличие от партизан. Так добрел до поселка Дмитровка... Постучался в ближайшую дверь, и мне открыли. Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытье. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Меня мыли несколько девушек - и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими ребрами". В этом поселке он прожил около месяца, потом случай помог добраться к партизанам, воевал в отряде, войну закончил юго-западнее Берлина.

Вторую медаль "За отвагу" он получил в 1945 году, а первую, 1943 года, ему вручили сорок девять лет спустя, после войны, на мхатовском спектакле "Кабала святош" прямо в театре.

Михаил Иванович Пуговкин :

Попал в стрелковый полк разведчиком. На Смоленщине прошел через кромешный ад без единой царапины, а в августе 1942 года под Ворошиловградом получил ранение в ногу. В госпитале началась гангрена, Михаила готовили к ампутации. Он попросил главного хирурга полевого госпиталя: «Доктор, нельзя мне без ноги, я же артист!». Хирург пошел навстречу.

Георгий Александрович Юматов :

Участник Великой Отечественной войны. В 1941—1942 годах учился в Военно-морской школе. В 1942 году был зачислен юнгой на торпедный катер «Отважный», а через год стал рулевым. Принимал участие в освобождении Будапешта, Бухареста. Отличился в боях за Вену, при штурме Имперского моста. За этот бой был награждён матросской медалью Ушакова[1]. Имеет другие боевые награды. Несколько раз был ранен и контужен.

Анатолий Дмитриевич Папанов :

С первых дней войны — на фронте. Был старшим сержантом, командовал взводом зенитной артиллерии. В 1942-м тяжело ранен в ногу под Харьковом и в 21 год стал инвалидом третьей группы.

Первые дни войны были для нашей армии тяжелыми и трагическими. Юные, необстрелянные призывники попали в ад. 'Разве забыть, как после двух с половиной часов боя из сорока двух человек осталось тринадцать?' - вспоминал Папанов впоследствии. Об этом времени он сыграет через много-много лет одну из самых ярких и значительных своих ролей - генерала Серпилина в экранизации романа Симонова 'Живые и мертвые'.

Владимир Абрамович Этуш :

Владимира Этуша направили на курсы военных переводчиков в Ставрополь. Но на фронте он попал в стрелковый полк. Этуш сражался в горах Кабарды и Осетии, принимал участие в освобождении Ростова-на-Дону, Украины. Воевал героически, за что был награжден орденом Красной Звезды, медалями. Тогда же ему было присвоено звание лейтенанта. В 1944 г. Этуш был тяжело ранен и после госпиталя, получив вторую группу инвалидности, демобилизовался.

Леонид Иович Гайдай

В 1942 году Леонид Гайдай призван в армию. Первоначально его служба проходила в Монголии, где он объезжал лошадей, предназначенных для фронта. ...рвался на фронт.

Когда приехал военком отбирать пополнение в действующую армию, на каждый вопрос офицера, Гайдай отвечал "Я". "Кто в артиллерию?" "Я", "В кавалерию?" "Я", "Во флот?" "Я", "В разведку?" "Я" - чем вызвал недовольство начальника. "Да подождите вы, Гайдай, - сказал военком, - Дайте огласить весь список". Из этого случая, через много лет родился эпизод фильма "Операция "Ы"".

Гайдая направили на Калининский фронт. "Когда я услышал о Калининском фронте, я подумал, что нас обязательно провезут через Москву. Я думал, что в Москве живут только красивые люди, и очень хотел ее увидеть. Нас действительно провезли через Москву, но пересекли ее ночью под землей, в метро. Поезд с солдатами шел, не останавливаясь, ни на одной станции, и я Москвы так и не увидел".

Гайдай служил во взводе пешей разведки, неоднократно ходил во вражеский тыл брать языка, был награжден несколькими медалями.

В 1943 году, возвращаясь с задания, Леонид Гайдай подорвался на противопехотной мине, получив тяжелейшее ранение ноги. Около года провел в госпиталях, перенес 5 операций. Ему угрожала ампутация, но он от нее категорически отказался. "Одноногих актеров не бывает" - сказал он. Последствия этого ранения преследовали его всю жизнь. Время от времени рана открывалась, выходили осколки, воспалялась кость и эти мучения длились годами. Он был инвалидом, хотя никогда никому не говорил об этом. Посторонние об этом не только не знали, но и не догадывались, потому что Леонид Иович терпеть не мог показывать свои болезни или недомогания. У него был настоящий мужской характер.

Петр Петрович Глебов

За войну у меня персональных наград не было – так, юбилейные: "За победу над Германией", "За оборону Москвы". Да и особых заслуг нет. Кадровым военным быть не хотел, так что войну закончил гвардии сержантом и выше командира зенитного орудия не выслужился. Театр уехал в эвакуацию в Среднюю Азию, а мы, молодые артисты Юрочка Леонидов, Лёвочка Елагин, нас целый орудийный расчёт набрался, – добровольцами на фронт пошли. И служили в зенитно-артиллерийском полку, который охранял от гитлеровских самолётов западный сектор Подмосковья: Очаково, Переделкино, аэропорт Внуково. Я четыре с половиной года фронтовой жизнью жил, к счастью, ранен не был. Живых немцев не видел, но поначалу жутко становилось от массированных налётов их бомбардировщиков. Они Москву с лица земли стереть пытались. "Боже мой, – думали, – как же мы плохо стреляем, если Москва горит!" Но как мы ликовали, когда на тёмном ночном небе, освещённом нашими прожекторами, мы перед носом бомбардировщика видели разрывы наших снарядов! А если он ещё и дымиться начинал..

Николай Григорьевич Гринько

В 1940 году призван в РККА, направлен в 619 БАО. На фронте Гринько служил стрелком-радистом на бомбардировщиках дальнего действия (АДД ВВС СССР, главного маршала авиации Голованова) и был комсоргом полка. Гвардии старшина. За активное участие в художественной самодеятельности и комсомольскую работу награжден медалью "За боевые заслуги" (приказ от 07.11.1944 года № 011/н по 8-й гвардейской авиационной Орловской дивизии дальнего действия).

Юрий Васильевич Катин-Ярцев

В 1939 году он поступил в театральное училище имени Б. В. Щукина, но через месяц учёбы был призван в Красную Армию. Спустя два года началась Великая Отечественная война. Старший сержант, помощник командира взвода 63 мостового железнодорожного батальона. Награжден орденом «Красная звезда», медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией».

Николай Николаевич Еременко

В 15 лет пошел на фронт, раненый попал в окружение, оказался в плену. Сумел выжить в фашистском концлагере, из которого несколько раз пытался бежать. Затем воевал в составе подпольной группы Сопротивления. Окончил курсы младших лейтенантов в Новосибирске (1942).

Алексей Иванович Миронов

В ноябре 1941 года в 17 лет ушёл добровольцем в армию, приписав себе год. Служил в пехоте. В октябре 1942 года окончил полковую школу при 85мм- зенитном артиллерийском полку. Служил в этом полку командиром орудия.

Участник Великой Отечественной войны с марта 1943 года. Был вначале командиром орудия, а с июля 1944 года — командиром огневого взвода 1342-го зенитного артиллерийского полка 23-го зенитной артиллерийской дивизии. Воевал на Северо-Западном, Воронежском и 1-м Украинском фронтах. Участвовал в Курской битве, битве за Днепр, освобождении Правобережной и Западной Украины, штурме Берлина.

Петр Ефимович Тодоровский

Летом 1943 года, когда война была в самом разгаре, Петр Тодоровский стал курсантом Саратовского военно-пехотного училища. В 1944 году командиром взвода он был направлен на фронт и в составе 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта дошел фронтовыми дорогами до Эльбы.

...долго добирался на фронт - эшелон сутками простаивал на запасных путях, сухой паек был съеден, и ему пришлось продать шинель, запасное белье... А когда он наконец попал на передовую, ему, молодому, еще не обстрелянному офицеру, сразу дали задание: вместе со связистом найти штаб (к концу дня наступление захлебнулось, связь с ротами нарушилась), восстановить связь, собрать всех, кто остался в живых, и начать рыть линию обороны.

Выполняя это поручение, Тодоровский впервые попал под сильный артиллерийский обстрел. К концу дня в окопе его начало трясти - давали себя знать накопившиеся в течения дня впечатления, да и холодно было в одной гимнастерке (шинель-то была продана).

"Вы, лейтенант, так не уснете, - сказал оказавшийся рядом сержант-связист. - Пошли!" И они поползли в другой окоп. "В окопе стоял усатый мужчина, - вспоминает Петр Ефимович, - его голова склонилась на сложенные кулаки. Он был мертв... Так я впервые оказался рядом с убитым. Мы его с трудом вытащили - оказался двухметрового роста мужик. Еле-еле стянули с него шинель - она была совсем новая, английская. Сержант встряхнул ее, ножом соскоблил запекшуюся на спине кровь и, протянув мне, сказал: "Носите на здоровье!" Я надел шинель. Полы - почти до земли, длиннющие рукава. Но и это неудобство было убрано с помощью ножа сержанта. В этой шинели я дошел до Вислы, пока однажды меня не увидел командир полка: "Это что за чучело?!" И мне выдали новую, русскую шинель. Хотя и было такое поверье, что если носишь вещи с убитого, то обязательно погибнешь, в этом случае мне просто повезло. А ранило и потом контузило уже в той, новенькой шинели..."

На фронте Тодоровского покорила работа военных операторов, и он загадал, что если останется жив, обязательно освоит эту профессию.

Владимир Петрович Заманский

в 1941 году, когда в город вошли немцы, остался и без матери. Обманув комиссию и прибавив себе возраст, Владимир Заманский мальчишкой добровольцем ушёл на фронт. Он воевал в ВОВ в 1944—1945 годах. В июне 1944 года радистом самоходного полка № 1223 Заманский участвовал в прорыве 2-го Белорусского фронта под Оршей. В составе этого полка с небольшим перерывом по ранению прослужил до конца войны. После войны в составе Северной группы войск продолжил службу в рядах Советской Армии.

Награждён медалью «За отвагу» и орденом Отечественной войны II степени.

Павел Борисович Винник

Когда началась война, Павел с родителями жил в Одессе. Отец сразу ушел на фронт, а уже в сентябре семья получили похоронку. Павлу тогда было 16 лет. Вместе с отступающими войсками они с матерью ушли из города и добрались до Моздока. Там Павел пристал к военным, ему приписали недостающие годы, и он стал солдатом стрелкового полка, с которым дошел до Берлина. "Я остался жив только благодаря отеческой заботе, которую проявляли бойцы нашего полка. До конца жизни буду помнить каждого из них" - вспоминает Винник.

Бадьев Николай Федорович

29 июня 1941 года добровольцем ушел на фронт (128-я стрелковая дивизия, был разведчиком, командиром взвода). 29 декабря 1941 года — тяжело ранен, попал на лечение в госпиталь в Свердловск (1942-1943). Награждён боевыми наградами: Орденом Отечественной войны I степени (1985), Медалью «За отвагу» (1958) и др.

И много других...

[ChIT]

Страшное наследие войны.

Добавлено спустя 17 минут 43 секунды:

http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=XpqIHEDssxo#!

...Солдат Великой Отечественной! Ты насмерть стоял под Москвой и Сталинградом, вез хлеб в блокадный Ленинград, горел в танке под Прохоровкой... Погибая, ты спасал миллионы жизней. Ты, потерявший родных и близких в сталинских лагерях, принес свободу узникам Освенцима, Бухенвальда, Дахау… Ты не вторгался в чужие пределы, не искал славы. Ты защищал Отчизну!..

Красивые и проникновенные слова. Какой пиарщик их придумал? Слава богу деды ветераны на них внимания не обратили.

[Werevolf82]

После всего что было с нашим народом в годы Великой отечественной войны, я просто не могу смотреть как шагают по улицам "ветераны" SS (гадость какая) и другие твари недобитые... Один мой прадед закончил войну в 43м по тяж. ранению, а другой уже в Германии...

[Точка]

Помогите найти военно патриотический отряд поиск ,который занимается розыском и захоронениями погибших с ВОВ.Слышала есть такой отряд и ездит он именно в Московскую область, Подольский район, Кузовлево где при обороне Москвы в 1941 полегло много наших земляков в том числе и мой дед. Не можем установить место захоронения по всем документам проходят Кресты там стоял госпиталь, но по запросу в захоронениях его нет.Появилась информация мемориал в Кузовлево. Если кто из участников отряда прочитает мое обращение напишите в личку дам все координаты.

[ChIT]

o8ga

Есть такой сайт:

http://www.obd-memorial.ru/html/default.htm

[ChIT]

"За что сражались советские люди"

«Вот согнали всех нас, всю нашу деревню. Поставили впереди пулеметы и приказали отвечать, где партизаны, к кому они заходили. Все молчали. Тогда они отсчитали каждого третьего и вывели на расстрел. Расстреляли шесть человек: двух мужчин, двух женщин и двух подростков...

Скоро немцы вернулись... Через несколько дней...

Собрали всех детей, нас было тринадцать человек, поставили впереди своей колонны — боялись партизанских мин. Мы шли, а они за нами ехали. Если надо было, например, остановиться и взять воду из колодца, они сначала запускали к колодцу нас. Мальчишки не так боялись, а девочки шли и плакали. А они за нами на машинах... Помню, что мы шли босиком, а еще только начиналась весна... Первые дни...

Хочу забыть...

Немцы ходили по хатам... Собирали тех, у кого дети ушли в партизаны... И отрубили им головы посреди деревни... Нам приказали: «Смотрите». В одной хате никого не нашли, поймали и повесили их кота. Он висел на веревочке как ребенок».

Люба Александрович, 11 лет

* * *

«Как нас расстреливали...

Согнали к бригадирской хате... Всю деревню... Теплый день, трава теплая. Кто стоял, а кто сидел. Женщины в белых платках, дети босиком. На этом месте, куда нас согнали, всегда собирались в праздники. Песни пели...

Из тех, что стояли впереди, отсчитали четырнадцать человек. Дали им лопаты и приказали копать яму. А нас подогнали ближе смотреть, как они копают. Копали быстро-быстро. Я помню, что яма была большая, глубокая, на полный человеческий рост. Такие ямы копают под дом, под фундамент.

Расстреливали по три человека. Поставят у края ямы — и в упор. Остальные смотрят... Не помню, чтобы с детьми родители прощались или дети с родителями. Одна мать подняла подол платья и закрыла дочке глаза.

Расстреляли четырнадцать человек и стали закапывать яму. А мы опять стояли и смотрели, как забрасывают землей, как утаптывают сапогами. А сверху еще лопатками похлопали, чтобы было красиво. Аккуратно. Понимаете, даже углы срезали, почистили. Один пожилой немец вытирал платком пот со лба, как будто он в поле работал. Понимаете? Не забыть...»

Леонид Шакинко, 12 лет

* * *

«Как нашу деревню жгли... Все запомнила... Они сначала нас расстреляли, а потом сожгли... Я вернулась с того света...

На улице они не стреляли, а заходили в хаты. Стоим все возле окна:

— Вон Аниську пошли расстреливать...

— У Аниськи кончили. К тетке Анфисе идут...

И мы стоим, мы ждем — придут и нас расстреляют. Никто не плачет, никто не кричит. Стоим...

Помню, как горели у убитой мамы волосы... А у маленького возле нее — пеленки... Мы переползли через них со старшим братом, я держалась за его штанину: сначала — во двор, потом в огород, до вечера лежали в картофлянике. Вечером заползли в кусты. И тут я расплакалась...»

Тоня Рудакова, 5 лет

* * *

«Я видел то, что человек не может видеть... Ему нельзя...

Я видел, как ночью пошел под откос и сгорел немецкий эшелон, а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили по ним паровоз...

Я видел, как запрягали в брички людей... У них — желтые звезды на спине... И весело катались... Погоняли кнутами...

Я видел, как у матерей штыками выбивали из рук детей. И бросали в огонь. В колодец. А до нас с матерью очередь не дошла...

Я видел, как плакала соседская собака. Она сидела на золе соседской хаты. Одна...»

Юра Карпович, 8 лет

* * *

«Выгнали из сарая колхозных коров, а туда затолкали людей. И нашу маму. Мы с братиком сидели в кустах, ему два годика, он не плакал. И собака наша с нами сидела.

Утром пришли домой, дом стоит, а мамы нет. И людей никого нету. Одни мы остались. Я иду за водой, надо печь топить, братик кушать хочет. На колодезном журавле висели наши соседи. Повернула в другой конец деревни, там Криничный колодец был, самая лучшая вода. Самая вкусная. И там люди висят. С пустыми ведрами вернулась. Братик плакал, потому что голодный: «Хлеба дай. Дай корочку». Один раз я его укусила, чтобы не плакал.

Так мы жили несколько дней. Одни в деревне. Люди лежали или висели мертвые. Мы мертвых не боялись, это все были знакомые люди».

Мария Пузан, 7 лет

* * *

«Немцы тащили меня в сарай... Мама бежала следом и рвала на себе волосы. Она кричала: «Делайте со мной что хотите, только не трогайте дитя». У меня еще было два младших брата, они тоже кричали...

Родом мы из деревни Меховая Орловской области. Оттуда нас пешком пригнали в Беларусь. Гнали из концлагеря в концлагерь... Когда меня хотели забрать в Германию, мама подложила себе живот, а мне дала в руки меньшего братика. Так я спаслась. Меня вычеркнули из списка...

Собаки рвали детей... Сядем над разорванным дитяткой и ждем, когда сердце у него остановится... Тогда снегом прикроем... Вот ему и могилка до весны...»

Аня Павлова, 9 лет

* * *

«Черный немец навел на нас пулемет, и я поняла, что он сейчас будет делать. Я не успела даже закричать и обнять маленьких...

Проснулась я от маминого плача. Да, мне казалось, что я спала. Приподнялась, вижу: мама копает ямку и плачет. Она стояла спиной ко мне, а у меня не было сил ее позвать, сил хватало, только чтобы смотреть на нее. Мама разогнулась передохнуть, повернула ко мне голову и как закричит: «Инночка!» Она кинулась ко мне, схватила на руки. В одной руке меня держит, а другой остальных ощупывает: вдруг кто-нибудь еще живой? Нет, они были холодные...

Когда меня подлечили, мы с мамой насчитали у меня девять пулевых ран. Я училась считать. В одном плечике — две пули и в другом — две пули. Это будет четыре. В одной ножке две пули и в другой — две пули. Это будет уже восемь, и на шейке — ранка. Это будет уже девять».

Инна Старовойтова, 6 лет

* * *

«Помню, что каратели черные все, черные... У них даже собаки были черные...

Мы жались к матерям... Они не всех убивали, не всю деревню. Они взяли тех, кто справа стоял, и разделили: детей — отдельно, родителей — отдельно. Мы думали, что родителей будут расстреливать, а нас оставят. Там была моя мама... А я не хотела жить без мамы... Я просилась к ней и плакала. Как-то меня пропустили.

А она, как увидела... Как закричит:

— Это не моя дочь!

...Вот это я запомнила. Глаза у нее не слез были полны, а крови. Полные глаза крови:

— Это не моя дочь!

Куда-то меня оттащили. И я видела, как сначала стреляли в детей. Стреляли и смотрели, как родители мучаются. Расстреляли двух моих сестер и двух братьев. Когда убили детей, стали убивать родителей. Стояла женщина, держала на руках грудного ребеночка, он сосал водичку из бутылочки. Они выстрелили сначала в бутылочку, потом в ребенка, и потом только мать убили.

Как после всего жить?»

Фаина Люцко, 15 лет

* * *

«...В школе в тот день сорвались занятия — все пришли посмотреть на нашего папу. Это был первый папа, который приехал с войны... А папа у нас особенный — кавалер ордена Ленина, Герой Советского Союза — Антон Петрович Бринский...

Папа не хотел быть один. Не мог. Ему было плохо одному. Он всюду таскал меня за собой. Однажды я услышала... Он рассказывал кому-то, как партизаны подошли к деревне и увидели много свежей, вскопанной земли... Остановились... Стоят на ней... Вдруг замечают: эта земля под ними шевелится... Живая земля...

А через поле бежит мальчик и кричит, что тут расстреляли их деревню и закопали... Всю деревню...

Папа оглянулся, видит — я падаю. Больше он никогда при нас о войне не рассказывал...»

Вера Бринская, 12 лет

Люди, которые думают, что при победе фашистов они бы пили баварское и ездили на "Газенвагенах" объясняю. Фрицы шли сюда, чтобы уничтожить 90% советского народа, а оставшихся превратить в рабов. А как жилось рабам прекрасно объяснил Гоблин:.(просто поменяйте слово негр на русский, белорус, украинец и т.д.)

По прибытии в Америку негры попадали в очередные концентрационные лагеря, где их обламывали перед продажей плантаторам – ну, как укрощают необъезженных лошадей. В ходе этих воспитательных мер гибла примерно треть прибывших негров, а вот оставшихся уже продавали плантаторам. В Америке были и местные жители, индейцы, которых тоже немедленно обратили в рабство. Но индейцы массово перемёрли от занесённых европейцами инфекций, а оставшихся европейцы планомерно уничтожали. Говорят, только в долине реки Миссисипи обитало 20 миллионов индейцев, от которых не осталось практически никого. А вот с неграми ситуация складывалась несколько иначе, и поэтому на плантациях работали они. Основные направления деятельности – выращивание хлопка, сахарного тростника и табака.

Поскольку речь идёт о цивилизованных европейцах, всё это происходило на сугубо законных основаниях. На законных основаниях покупали (вот контракты), на законных основаниях продавали (вот ещё контракты). Само собой, жили и работали негры – ну, те, которым повезло выжить – тоже строго по европейским законам. На плантациях закон представляли плантаторы. Например, если с точки зрения плантатора негр вёл себя неправильно, к нему принимались меры воспитательного характера. В первую очередь применялась публичная порка кнутом. Если непокорного негра запарывали до смерти – это было абсолютно нормально и сугубо законно. Пороли ведь за дело и по закону.

За попытку покинуть расположение плантации без увольнительной записки – порка кнутом. За первую попытку побега и отсутствие в течение 20 дней – публичная порка кнутом. За рецидив, то есть за повторный побег — выжигание на лице клейма. За третью попытку побега и отсутствие в течение 30 дней – отрезание ушей. А за четвёртый побег – кастрация. Наиболее строгие плантаторы уже за первый побег карали смертной казнью. Неграм было законодательно запрещено поднимать руку на белого. Негр не мог защищаться от побоев даже в порядке самообороны.

Каждые две недели в жилищах негров по закону проводились обыски на предмет выявления колющего-режущего и наворованного добра. Например, еды. Кары за воровство были всё те же – порка, клеймение, отрезание ушей и носов, кастрация и смертная казнь. Рабам запрещалось работать за деньги, запрещалось сажать для себя огороды, запрещалось содержать животных, владеть лодками, запрещено было продавать и покупать что бы то ни было. Одеваться негры должны были не как хотят, а строго в негритянскую одежду – то есть в то, во что разрешал одеваться хозяин. В общем, всё было устроено как в розовых мечтах нынешних националистов – ведь именно так должны жить в России понаехавшие таджики.

Там, где не действовали законы, действовали европейские культурные традиции. В древней Греции граждане Спарты проводили криптии – ночные вылазки, в ходе которых свободные спартиаты физически уничтожали непокорных рабов-илотов. Так и в Америке социально-активные граждане собирались по ночам и убивали беспокойных негров. Таким образом с помощью террора поддерживали дисциплину и порядок, в зародыше подавляя любое недовольство и сопротивление.

Законы не оставляли без внимания и белых. За укрывательство беглого негра – год тюрьмы или штраф тысяча долларов. Любой заметивший беглого негра белый был обязан по закону задержать его и покарать. За попытку продать негру алкоголь – полгода тюрьмы. За попытку научить негра писать и читать – полгода тюрьмы или денежный штраф. За попытку незаконно выписать негру увольнительную или бумаги об освобождении – порка и принудительное выселение с территории штата. Рабовладельцы, отказывающиеся подчиняться рабовладельческим законам – по закону же лишались своих рабов.

Нетрудно догадаться, что всех симпатичных негритянок постоянно насиловали белые плантаторы. У большинства были отличные гаремы, где они развлекались сексом сами и приглашали принять участие соседей. Дети, которых рожали негритянки от белых плантаторов, кстати, тоже оказывались рабами. Само собой, никакой личной жизни у негров не было. Например, плантаторы были серьёзно заинтересованы в том, чтобы улучшать породу и усиленно вели над неграми евгенические работы, скрещивая самых здоровых и работящих. Так что когда ты смотришь на здоровенных чёрных парней типа 50Сента – это привет от американских рабовладельцев.

[ChIT]

Добавлю.

В память Великой Отечественной в СССР сняли достаточно много фильмов о прошедшей войне. Не все из них были хорошими, что уж говорить были и паршивые. Но были фильмы, которые стали классикой. В постсоветское кино многие режиссеры, которые во время СССР снимали отличное кино, начали снимать такое, что хоть стой, хоть падай. И не только Михалков, хватало других, которые внезапно стали творческими импотентами. Либо снимают совершеннейший отстой (очень слабые фильмы), либо в попытках рассказать "правду", показывают советский народ в роли быдла гонимого на убой и ведущее себя, как эталонное быдло. На этом фоне прорывами выглядят фильмы, "Брестская крепость" и "Мы из будущего". (Хотя на мой взгляд фильмы все же слабоваты).

Но все эти фильмы снимались на деньги государства или крупных спонсоров.

Сегодня появился интересный проект. Малоизвестная питерская независимая студия решила снять фильм о подвиге 28 героев-панфиловцев. Сюжет известен всем: 1941 год, танки вермахта рвутся к Москве, но на их пути встаёт 4-я рота 2-го батальона 1075-го полка 316-й Панфиловской стрелковой дивизии — и останавливает наступление немецкого танкового батальона.

Творческая группа предприняла ряд нестандартных для современного отечественного кино ходов. Во-первых, фильм было решено снимать строго по канонической версии подвига (без реверансов в сторону постсоветских «разоблачителей», обнаруживших, что панфиловцев было не 28, а 120 и что один из солдат, поначалу включённых в число павших героев, на деле выжил и, попав в плен к немцам, недолго работал на них в родном селе). На вопрос, «будет ли в фильме представлена кровавая гэбня, черенки, пьяные заградотряды, одна винтовка на троих и т.п.» — от продюсера проекта поступил резкий и конкретный ответ: «Нет. Фильм будет о героическом подвиге советских бойцов. И герои будут героями».

Вопрос: Кто снимает фильм?

Ответ: Сценарист, режиссер и продюсер фильма Андрей Шальопа. Он же отвечает на ваши вопросы в группе и дает интервью.

Вот его страничка: http://vk.com/shalyopa

Вопрос: Когда выйдет фильм?

Ответ: Мы хотим что бы фильм появился в ноябре 2014 года

Вопрос: На каком этапе находится фильм сейчас?

Ответ: Фильм находится в фазе предпродакшена. Съемки запланированы на зиму 2013-2014. Некоторые актеры уже дали нам свое согласие на участие. Но полного кастинга у нас пока нет.

Вопрос: Будет ли в фильме представлена "кровавая гэбня", "черенки", "пьяные заградотряды", "одна винтовка на троих" и т.п.

Ответ: Нет. Фильм будет о героическом подвиге советских бойцов. И герои будут героями. http://vk.com/album-54033089_175574875

Вопрос: Стилистика фильма напоминает "300". Это так и предполагается?

Ответ: Аллюзия не спартанцев действительно подмечена верно. Она есть и в ролике и в самой истории. Бой у разъезда Дубосеково действительно сравним в Фермопилами. Подвиг панфиловцев сам по себе очень напоминает легенду о спартанцах. Аллюзия возникает неизбежно, от этого никуда не деться. Мы хотели драматизма и некоторого пафоса, но не стремились к стилистическому сходству. Но то, что люди его видят, по-моему – неплохо.

Вопрос: Я могу и хочу помочь проекту не только финансово, но и приложив свои ум, руки и сердце. Как я могу это сделать? Где записаться добровольцем?

Ответ: Друзья. Нам обязательно понадобиться ваша помощь. Мы только еще не всегда знаем где, когда и как именно. Запишитесь здесь и мы будем всегда знать как с вами связаться

Интересна финансовая составляющая будущего фильма.

Сценарий и раскадровка были готовы уже в 2009 году. Но денег на съёмки у государства или у частных инвесторов студии найти не удалось, поскольку их резко напугала судьба михалковской эпопеи про предстояние и цитадель.

Поэтому, когда на начало съёмок потребовалась сумма 300 тыс. рублей, студия объявила сбор средств у пользователей интернета. 300 тысяч творческая группа надеялась собрать за месяц.

За месяц пользователи выдали студии миллион рублей.

Общий бюджет фильма будет порядка 60 млн рублей — студия надеется, опираясь на энтузиазм жертвователей, привлечь какие-нибудь инвестиции покрупнее. Тем не менее обычные граждане уже объявили о том, что попытаются «накидать» эту сумму самостоятельно.

Все это говорит нам об одной простой вещи: народ у нас готов не только платить за готовый продукт, но и бескорыстно давать деньги просто на то, чтобы правильное с его точки зрения кино вообще было снято. А современные коммуникационные технологии позволяют народу не только собрать деньги, но и мониторить процесс создания картины в режиме реального времени.

В случае, если «28 героев-панфиловцев» окажутся ещё и удачным с художественной точки зрения фильмом (что совершенно не гарантируется, но вполне возможно), — данный способ кинопроизводства может дать старт вообще новой эпохе в истории отечественной масс-культуры.

[ramiro01]

Из писем немецких солдат с Восточного фронта:

"Нет, отец, Бога не существует, или он есть лишь у вас, в ваших псалмах и молитвах, в проповедях священников и пасторов, в звоне колоколов, в запахе ладана, но в Сталинграде его нет. И вот сидишь ты в подвале, топишь чьей-то мебелью, тебе только двадцать шесть, и вроде голова на плечах, еще недавно радовался погонам и орал вместе с вами «Хайль Гитлер!», а теперь вот два пути: либо сдохнуть, либо в Сибирь";

"Сталинград — хороший урок для немецкого народа, жаль только, что те, кто прошел обучение, вряд ли смогут использовать полученные ими знания в дальнейшей жизни";

"Русские не похожи на людей, они сделаны из железа, они не знают усталости, не ведают страха. Матросы, на лютом морозе, идут в атаку в тельняшках. Физически и духовно один русский солдат сильнее целой нашей роты";

"Русские снайперы и бронебойщики - несомненно ученики Бога. Они подстерегают нас и днем и ночью, и не промахиваются. 58 дней мы штурмовали один – единственный дом. Напрасно штурмовали… Никто из нас не вернется в Германию, если только не произойдет чудо. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских";

"Разговариваю с обер-вахмистром В. Он говорит, что борьба во Франции была более ожесточенной, чем здесь, но более честной. Французы капитулировали, когда поняли, что дальнейшее сопротивление стало бесполезным. Русские, даже если это безрезультатно, продолжают бороться... Во Франции или Польше они бы уже давно сдались, считает вахмистр Г., но здесь русские продолжают фанатически бороться";

"Моя любимая Цылла. Это, право говоря, странное письмо, которое, конечно, никакая почта не пошлёт никуда, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь – это Фриц Заубер... Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдёт себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесённые снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русских победить невозможно…";

"Я полагал, что война закончится к концу этого года, но, как видно, дело обстоит иначе… Я думаю, что в отношении русских мы просчитались";

"Мы находимся в 90 км от Москвы, и это стоило нам много убитых. Русские оказывают ещё очень сильное сопротивление, обороняя Москву... Пока мы придём в Москву, будут ещё жестокие бои. Многие, кто об этом ещё и не думает, должны будут погибнуть... В этом походе многие жалели, что Россия – это не Польша и не Франция, и нет врага более сильного, чем русские. Если пройдёт ещё полгода – мы пропали...";

"Мы находимся у автострады Москва – Смоленск, неподалёку от Москвы... Русские сражаются ожесточённо и яростно за каждый метр земли. Никогда ещё бои не были так жестоки и тяжелы, и многие из нас не увидят уже родных...";

"Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах...";

Из дневника генерала Блюментрита: "Многие из наших руководителей сильно недооценили нового противника. Это произошло отчасти потому, что они не знали ни русского народа, ни тем более русского солдата. Некоторые наши военачальники в течение всей первой мировой войны находились на Западном фронте и никогда не воевали на Востоке, поэтому они не имели ни малейшего представления о географических условиях России и стойкости русского солдата, но в то же время игнорировали неоднократные предостережения видных военных специалистов по России... Поведение русских войск, даже в этом первом сражении (за Минск) поразительно отличалось от поведения поляков и войск западных союзников в условиях поражения. Даже будучи окруженными, русские не отступали со своих рубежей".

[spqr1945]

Я бы не стал сбрасывать со счетов и стойкость на ни парадоксально немецких солдат. Они сражались в полном окружении в Сталинграде, хотя есть было уже нечего, и стрелять было тоже почти нечем. Французы выдержали в России только одну зиму, а немцы целых 3. Даже когда было ясно, что война проиграна, многие сражались до конца. Румыны, итальянцы, венгры сдавались в плен целыми корпусами, чего никак нельзя сказать о немцах, которые вырвалсиь из окружений любой ценой - в 1944 году много таких примеров. Если бы не фанатичная стойкость немецких солдат, война бы кончилась гораздо быстрее. В 1945 году, когда в войсках хронически не хватало боеприпасов и личного состава, немцы устроили два мощных наступления - на Венгрии и в Арденнах, французская армия в подобных условиях прекратила сопротивление. Противник был достойный, что уж говорить. Да и какая в том честь и героизм, чтобы победить слабого противника?

[ChIT]

22 июня 1941 года – самая скорбная дата в многовековой истории нашей Родины. Ровно 72 года назад началась Великая Отечественная война. В этот день около четырёх часов утра немецко-фашистские войска без объявления войны перешли границу Советского Союза, вероломно нарушив подписанный ранее Пакт о ненападении. Начался первый из 1418-ти дней самой страшной в истории человечества войны.

Всем, кто сражался и погибал в страшное лето 1941 года вечная память.

[Lv]

Показное благородство кровавых захватчиков

В Германии вышел трехсерийный фильм о минувшей войне «Наши матери, наши отцы», вызвавший международный скандал из-за трактовки многих событий тех лет. По данным немецкого еженедельника Der Spiegel, в Германии благодаря агрессивной рекламе только за первый месяц показа его увидел 21 млн. зрителей ведущих немецких телеканалов ZDF и ORF. Продюсер фильма Нико Хофманн не скрывал, что главная тема ленты, бюджет которой составил сумму в 10 млн. евро, показать нацистов «другими». Мол, пришла пора «переосмыслить» прошлое. При всем этом фильм явно рассчитан на молодежную аудиторию. В переводах на ряд языков, включая и русский, фильм распространялся для просмотра посредством Интернета.

«ХОРОШИЕ» НАЦИСТЫ ПРОТИВ КРАСНЫХ «МОНСТРОВ»

В фильме проводится идея о том, что солдаты и офицеры вермахта до 22 июня 1941 года были более чем добропорядочными, «белыми и пушистыми» людьми («наивные и морально безупречные, как и большинство немцев времен Третьего рейха», – так выразился о них продюсер Хофманн) и, начав агрессию, отнюдь не хотели убивать русских. Плохими, по ходу сюжета, они стали вынужденно – где по приказу, исполняя солдатский долг, где из-за того, что красные посмели оказывать сопротивление победоносной армии фюрера, которая намеревалась за считанные недели дойти до Москвы и победоносно завершить свой Drang nach Osten. По мнению создателей фильма, улыбнись удача авантюрному блицкригу, и не было бы жестокостей на оккупированных территориях. Показано, как молодым героям картины претит выкрикивать: «Хайль Гитлер!» А портрет «обожаемого нацией» фюрера даже не мелькает в кадре на всем протяжении более чем 270-минутной кинокартины. Крупная свастика тоже появляется лишь в паре эпизодов на пять–семь секунд. Не увидишь и эсэсовцев в черной форме, все они – в «безобидной» пехотной униформе.

На фоне столь идеализированных захватчиков поляки и украинцы показаны просто монстрами, жаждущими крови. Они куда как ретивее эсэсовцев изощренно уничтожают евреев. Русские же показаны в коротких эпизодах, в основном это комиссары-«фанатики», «бандиты»-партизаны и мирное сельское население, которое Сталин и его приспешники заставляют защищать свою нелюбимую Родину под угрозой расстрела. Ни один персонаж из русских никак не персонифицирован, и нельзя отделаться от ощущения того, что они показаны «безмозглым стадом», каковым, собственно, их, подлежащих массовому уничтожению, и считали в гитлеровской Германии. Такое впечатление, что киношников – наверняка отпрысков солдат вермахта в каком-то поколении – свербит потаенная ностальгия по тем «славным» годам, когда их предки не чурались воззрений «истинных арийцев» на «низшие расы», восточных «недочеловеков».

Протест против такого изображения прозвучал, в частности, из Варшавы и Москвы. В Международном экспертном сообществе ИА REX преимущественно осудили новую тенденцию в немецком историческом кино и согласились с мнением известного кинодокументалиста Романа Газенко о том, что «иначе как идеологической диверсией немецкий фильм «Наши матери, наши отцы» назвать нельзя».

В Польше просто негодовали от того, как в немецкой «исторической» киноподелке были изображены поляки. И есть отчего! В «Наши матери, наши отцы» отчетливо пропагандируется образ кровожадных польских партизан, которые лютовали в отношении евреев похлеще, чем гитлеровские фашисты. «Более того, – как верно подметил один рецензент, – поляки показаны как убежденные антисемиты, которые «чуют еврея по запаху и топят их всех, как котят». Про запах и котят – это фразы из фильма.

Многочисленные факты помощи поляков евреям, попавшим в гетто и концлагеря, абсолютно проигнорированы. Как и то обстоятельство, что ныне именно в Польше находится сберегаемый поляками Освенцим-Аушвиц – памятник человеконенавистнической политики Третьего рейха не только к евреям, но и к славянам, да и ко всем другим народам. Многие общественные организации Польши даже обратились к властям с просьбой о пресечении распространения фильма.

С резким неприятием фильма «Наши матери, наши отцы» выступило и Российское военно-историческое общество (РВИО). Там назвали это кино, снятое режиссером Филиппом Кадельбахом, глумлением над миллионами жертв нацизма и попытку его реабилитации.

«Главный немецкий телеканал ЦДФ показом данного сериала о Второй мировой войне явно реабилитирует немецких солдат на Восточном фронте, – говорится в заявлении РВИО. – Из самого названия следует – не нужно стыдиться своих отцов и дедов, воевавших в составе вермахта. Фактически в Германии предпринята попытка пересмотра решений Нюрнбергского трибунала, приговорившего к повешению фельдмаршала Вильгельма Кейтеля и других нацистских преступников за зверства на оккупированных территориях».

Особенно возмутил авторов протеста эпизод, в котором советские солдаты врываются в немецкий госпиталь, в упор убивают раненых и насилуют медсестер: «Эти «степные подонки», скопированные из писаний Геббельса, должны как-то заретушировать то, что вермахт участвовал в хладнокровном и методичном уничтожении мирного населения Советского Союза. Известно: единичные факты негуманного отношения красноармейцев к жителям Германии советским руководством жестоко карались, виновных предавали суду военного трибунала и расстреливали перед строем».

ОСВОБОДИТЕЛЕЙ ПРЕДСТАВИЛИ НАСИЛЬНИКАМИ И ГРАБИТЕЛЯМИ

С активистами РВИО нельзя не согласиться. На рубеже веков некоторые одиозные «историки-копатели» невероятным образом методично стали подсчитывать число изнасилованных немок вошедшими в Германию советскими солдатами и офицерами, основываясь на сомнительных свидетельствах и личных представлениях о «моральном облике» освободителей. А также интерпретируя, в духе геббельсовской пропаганды, выступления известных журналистов той поры (в частности, Ильи Эренбурга) и некоторых приказов военного командования (например, приказа командующего 3-м Белорусским фронтом генерала армии Ивана Черняховского), которые призывали к «беспощадному возмездию» за содеянное гитлеровцами на оккупированных землях.

Даже «конкретные» цифры поруганных немок назывались. Скажем, 100 тыс. изнасилованных женщин и девушек, а также девочек от восьми лет только в Берлине (а по всей Германии – свыше 2 млн!). К такому «ужасному показателю» на основе косвенных данных и выводов современников пришел родившийся после войны британский историк и писатель Энтони Бивор. В ответ небезызвестный российский историк, научный руководитель Центра истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, президент Ассоциации историков Второй мировой войны Олег Ржешевский сразу же назвал цифры коллеги Бивора «фантастическими». Да таковыми они не могут не видеться человеку, более или менее знающему историю наступления советских войск в Германии и взятия Берлина. Российский ученый полагает, что, хотя, по совершенно понятным причинам, предотвратить насилие советскому командованию не удалось, но оно все же было значительно сдержано, а с течением времени и сведено к минимуму.

Действительно, в разные годы войны появлялись соответствующие обстановке лозунги. Допустим, с 1942 года расхожими были «Убей немца!», «Убей фашиста-изувера», «Папа, убей немца!», «Бей так: что ни патрон – то немец!», «Балтиец! Спаси любимую девушку от позора. Убей немца!», «Каждую пулю – в немца!». В 1944-м появился лозунг «Страшись, Германия, в Берлин идет Россия!» и некоторые другие подобные. Посредством их в красноармейцах воспитывалась необходимая в тех условиях битвы не на жизнь, а на смерть ненависть к врагу, чувство мести за поруганную Родину, погибших или угнанных в германскую неволю родных. Но уже весной 1945 года в Кремле было понимание, что ненависть «зашкаливает», и приняли соответствующие меры.

Напомним, что большевистское руководство отнюдь не голословно рассматривало выход наступающих войск к рубежам рейха и их вступление на территорию Германии как поход, целью которого было освобождение немецкого народа от фашистского ига. 14 апреля в главной газете страны «Правде» появилась резкая публикация против чрезмерных «антинемецких» выступлений Эренбурга, которые идут вразрез с гуманитарными принципами внешней политики советского правительства». «Тов. Эренбург уверяет читателей, что все немцы одинаковы и что все они в одинаковой мере будут отвечать за преступления гитлеровцев», – указывалось в статье и четко объяснялось, что это неверная позиция.

А 20 апреля 1945 года Сталин направил войскам специальную директиву №11072, которая требовала более гуманного отношения к немецкому гражданскому населению и военнопленным. В русле этой политики были изменены и все призывы советской пропаганды: «Бойцы Красной Армии не воюют с мирными жителями – это унижает честь воина», «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается» и другие. И, кстати, именно тогда призыв «Смерть немецким оккупантам!», печатавшийся во всех газетах и журналах, был заменен на девиз «За нашу Советскую Родину!», который был начертан и на полковых знаменах Красной Армии.

Следует учитывать и то, что далеко не все преступления совершались советскими военными. Как сообщала прокуратура 1-го Белорусского фронта, «насилиями, а особенно грабежами и барахольством широко занимаются репатриированные, следующие на пункты репатриации, а особенно итальянцы, голландцы и даже немцы. При этом все эти безобразия сваливаются на наших военнослужащих».

Капитан Анатолий Мужиков вспоминал (и это одно из характерных воспоминаний победоносно шедших по Германии офицеров и солдат Краской Армии): «На подступах к Берлину были спущены директивы и приказы вышестоящего командования войскам. В них было требование лояльно относиться к мирному немецкому населению, строго пресекались грабежи и изнасилования. Эти требования в войсках выполнялись».

Президент Академии военных наук, фронтовик, генерал армии Махмут Гареев писал по этому поводу: «Конечно, проявления жестокости, в том числе и сексуальной, случались. Их просто не могло не быть после того, что фашисты натворили на нашей земле. Но такие случаи решительно пресекались и карались. И они не стали массовыми. Ведь как только мы занимали населенный пункт, там сразу создавалась комендатура. Она обеспечивала местное население продовольствием, медицинским обслуживанием. Порядок контролировала комендантская патрульная служба. Лично я участвовал в освобождении Восточной Пруссии. Говорю как на духу: о сексуальном насилии тогда даже не слышал».

Бравший в составе Действующей армии Берлин писатель, бывший офицер СМЕРШ Владимир Богомолов, автор литературного шедевра «Момент истины (В августе сорок четвертого…)» вспоминал: «Немки посылали к нам своих детей за хлебом, а сами стояли в стороне и ждали. Дети клянчат: «Брот!..» Солдаты кормят из своих котелков немецких детей».

Поэтому, что бы ни изыскивали некоторые ученые, что бы ни писали, ни говорили, ни снимали киношники-переосмыслители, а советский солдат запомнился немцам гуманным победителем. О чем свидетельствует известный «вечный памятник» Воина-освободителя с опущенным мечом и с немецкой девочкой на руках в Трептов-парке Берлина. Надо напомнить, что идея этой величественной скульптуры была основана на реальном факте проявления советским солдатом человечного отношения к ребенку враждебного государства, принесшего Отечеству неисчислимые беды и горе.

КОМИССАРА РАССТРЕЛЯТЬ!

Автор этих строк предпринял попытку «понять» позицию немецких кинематографистов, снявших «Наши матери, наши отцы». Но не смог протянуть у экрана и четверти часа. Потом, превозмогая себя, все же осилил этот «шедевр», который в самой Германии уже назвали «событием года, культовым кинопроизведением». Дело не в художественной слабости картины (на мой взгляд, она наличествует, но, как полагает ряд критиков, в целом лента снята не без профессиональной добротности), а в той откровенной лжи, которая обрушивается на зрителя с первых же кадров.

Создатели фильма абсолютно прямолинейно пытаются убедить зрителя в «благородстве» солдат вермахта («верных солдат фюрера») и их подруг («истинных ариек»), которые и евреям помогают, и пленных не хотят расстреливать, и в ходе войны становятся пацифистами. Нацизм показан в лице лишь одного персонажа в звании штурмбанфюрера. Вся преступность его заключается лишь в прищуре колючих глаз да в обыкновенных, свойственных немалому количеству представителей сильного пола подлостях (обман, прелюбодейство, битье женщины и прочее). Случившийся-таки расстрел пленных устами героев оправдывается неподписанием СССР Женевской конвенции, а провал блицкрига 1941 года – осенней слякотью, «генералом морозом» и отсутствием белых маскхалатов.

Пир во время фашистской чумы. Кадр из фильма «4 дня в мае». 2011

Пир во время фашистской чумы. Кадр из фильма «4 дня в мае». 2011

Это в целом. А вот некоторые частности.

Начало агрессии. Эпизод пленения «фанатично» отбивающегося комиссара. Солдат хотел, памятуя о приказе (ныне изданный еще до начала «Барбароссы» исторический «приказ о комиссарах» ставки фюрера, которых надлежало «устранять» по захвату в плен немедленно, хорошо известен не только историкам), вознамерился было тут же застрелить «проклятую большевистскую еврейскую свинью, убившую рядового Шмидта». Но «добрый» лейтенант зычно велит: «Отставить!» И комиссара даже не избивают. Но этого мало. Минуту спустя гауптман, начальник взводного, приказывает ему все же расстрелять политработника: «Только сделайте это где-нибудь в стороне, чтобы солдаты не слышали». Мыслимо ли это?

Но и этого мало для уже и без того столь «трогательного» эпизода! Лейтенант с тяжелым сердцем угощает политработника (которого не связали, не бросили в сарай, он, не конвоируемый, обыкновенно сидит на завалинке немецкого штаба в ожидании дальнейшей участи) сигаретой и уж потом выполняет распоряжение своего командира.

Тут можно вспомнить наверняка небезызвестные и в нынешней Германии выдержки из некоторых писем молодых солдат вермахта (в основном в фильме показаны «верные солдаты фюрера», которым еще нет 25 лет). Так, некий Матеас Димлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Димлиху: «В Лейдене (город в Нидерландах – О.Е.) имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью». Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду: «У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это – люди...»

Вообще в сериале показано несколько расстрелов. Авторы посредством неплохой игры актеров оправдывают эти убийства тем, что каждый раз после очередного расстрела герои якобы терзаются муками совести типа: вы думаете, они все были партизанами?

Создателям фильма «Наши матери, наши отцы» вдруг стало неведомо, что штурмовые отряды гитлеровских войск и СС шли на СССР с бравой «романтичной» песенкой: «Бей, барабан, бей, барабан!/ В поход мы пошли на Россию,/ Пусть большевистский красный стан/ Узнает нас и нашу силу. / Шиповник алый расцветет,/ Где провезем мы пулемет!» То есть там, где прошел фашист, все залито кровью.

«Там же дети!» – обмирает один из киношных оккупантов в другом «чувствительном» эпизоде, где бесчинствуют украинцы, и пытается спасти еврейскую девочку от жестокого наци из гестапо. Создателям фильма, похоже, было совсем неведомо, как из детей на оккупированных территориях выкачивали всю кровь для «лечения» солдат вермахта.

Картинка самопожертвования одного из германских вояк (наступил на мину, дождался, пока остальные отойдут, и убрал ногу со взрывателя) списана явно с какого-то советского кинофильма. Однако хорошо известно, что на той войне на самопожертвования никто из захватчиков не шел даже в самые критические моменты: ни один не закрыл грудью амбразуру, не осуществил воздушный таран, не бросился под танк с гранатой, не направил горящий самолет в гущу войск противника.

А как вам такой диалог начальника немецкого госпиталя и медсестры: «Сестра, наложите повязку русскому». – «Но мы не можем». – «Делайте, что я сказал!» Показано это на фоне того, как в госпиталь привезли несколько тяжелораненых красноармейцев. Таковых гитлеровцы сразу пристреливали – это тоже общеизвестно. А тут, сопереживая, заботливо латают им раны и даже жертвуют для них морфий, которого не хватает для своих раненых – начгоспиталя ворует это лекарство, жертвуя тем самым солдатами рейха, и тайно передает медсестре! Мало того, «истинная арийка» так ухаживает за советским офицером с осколком снаряда в груди, что даже бреет его, немощного. Одновременно она саботирует скорейшее возвращение в строй солдат вермахта, чуть ли не до гангрены их доводит, чтоб только поскорее отправить их в тыловой госпиталь.

1943 год, Берлин. «Замолчи, а то русские придут», – пугает немка своего маленького ребенка. Намек на звериность начавшей гнать гитлеровцев из России Красной Армии: «зверь» еще далеко, но придет – мало не покажется, фрау и за себя немало переживает. Мысль, что скоро русские «придут и изнасилуют», навязчиво проводится и через другие эпизоды картины.

Наконец насилие осуществляется. Советские солдаты и офицеры врываются в госпиталь и перед тем, как надругаться над невинной арийкой и по зову сердца пошедшей в госпиталь исцелять солдат вермахта русской, расстреливают поголовно всех раненых. Это делает офицер из пистолета ТТ. Данный эпизод длится 27 секунд (автор этих строк специально засек время), что вполне достаточно для того, чтобы зрители «воочию» увидели бесчеловечную сущность «освободителей с востока». А те, как недвусмысленно намекают создатели фильма, раздухарились бы и куда более, да тут приструнила их варварский мужицкий беспредел – только представить – грозная лейтенант, вся в орденах-медалях. «Отставить! Мы – советские солдаты-освободители! Пошел вон, пока я тебя не пристрелила!» – насмерть напугала она одного из красноармейцев-насильников. Ни на кончик ногтя не преувеличиваю, не утрирую – все именно так и изображено в этом кино. Разумеется, на этом фоне нынешним наследникам солдат вермахта, заделавшимся киношниками-переосмыслителями, незачем напоминать зрителям, как давили советские госпитали, переполненные ранеными, германские танки и как «благородные» фашистские асы расстреливали с воздуха санитарные поезда.

Грубо аллегорично показывается «героизм и самоотверженность» гитлеровского вояки, который с пистолетом-пулеметом МР 40 по открытому пространству рванулся на советские окопы и всех красноармейцев в них положил с одной очереди. На этом фоне с тем же вызывающим гротеском показана жестокость «русских варваров», преследующих одиночного немца, который бежит к своим, неся им горячий обед. Собственно с этого и начинаются фильм, по ходу его этот эпизод несколько раз повторяется. Вот такое «переосмысление» на протяжении всех трех полуторачасовых серий.

ВСЛЕД ЗА «ШТРАФБАТОМ» И «СВОЛОЧАМИ»

Фильм немецких кинематографистов рассчитан на молодежь не только немецкую. Но и на юных зрителей из других стран, в том числе из России, где ныне молодежь в большинстве своем не утруждает себя изучением отечественной истории в целом, и Великой Отечественной войны – в частности, а учебники так и сяк интерпретируют события минувшего века. Поэтому в блогосфере появляются удручающие отзывы, подобно вот такому: «Русские патриоты кричат: как смели эти немцы пытаться обелить своих предков, как посмели они показать советскую армию в таком неприглядном виде? Во-первых, что же немцам до второго пришествия, что ли, нести на себе этот крест? И праправнуки праправнуков тоже должны чувствовать вину? На мой взгляд, фильм не пытается обелить, он просто пытается показать людей, причем очень молодых людей, восторженных, полных надежд и ожиданий, веры в прекрасное будущее, как и все мы в молодости, в суровых обстоятельствах войны».

Представляется, что «праправнуки праправнуков», конечно, не должны нести ответственность за деяния своих предков, ринувшихся 22 июня 1941 года по приказу обожаемого фюрера с оружием в руках быстренько прогуляться до Москвы, чтобы вернуться домой, в Германию, к рождеству. Но не должны ли они – в поколениях, пожизненно – не стыдиться их деяний? Вопрос этот отнюдь не риторический и отнюдь не спорный. Конечно, если представлять наших матерей, наших отцов, как они показаны в фильме, то праправнуки праправнуков вскоре не только перестанут их стыдиться, но и гордиться ими начнут. А там недалеко, как справедливо замечено в протесте Российского военно-исторического общества, и до пересмотра решений Нюрнбергского трибунала.

В данном контексте справедливым также представляется замечание политолога, координатора международной экспертной группы ИА REX Сергея Сибирякова: «Имеют ли право немецкие кинематографисты на пересмотр традиционных версий Второй мировой войны? Трудно сказать. А почему нет, если в стране-победительнице идет пересмотр истории этой войны? Разве не в России сняты такие фильмы как: «Сволочи», «Штрафбат» и фильм с нереальным сюжетом «4 дня в мае» (группа советских разведчиков на севере Германии вместе с небольшим количеством немецких детей по сценарию встают на защиту немецкой земли от советских танков – О.Е.)? Эти фильмы говорят о внутреннем родстве нацистской Германии и сталинского СССР, что является грубой исторической ложью. В Германии явно заметили это движение и вышли навстречу российскому мэйнстриму в отражении истории войны, как битвы безжалостных тиранов Гитлера и Сталина с многомиллионными жертвами невинных народов с обеих сторон. В общем, за что боролись, на то и напоролись».

В немецком сериале мысль «равнозначимости» Гитлера и Сталина проходит рефреном, неоднократно прямолинейно озвучивается устами главных героев. Только представить, русская, принятая «доброй арийкой» на работу во фронтовой гитлеровский госпиталь, на досуге от врачевания немецких вояк с упоением, не таясь, читает «Записки охотника» Тургенева. Но каким же извращенным должно быть понимание у создателей киноэпопеи трагедии, что они пытаются – устами русской героини – представить эти рассказы нашего литературного классика хуже, чем «Майн кампф» Гитлера: «Бедные люди при царе Николае были рабы. Господа делали с ними все, что хотели, – покупали, продавали. Барин бил Васю, сына крестьянина. Мы плохо обращаемся со своими людьми». Тут арийка понимающе проникновенно сочувствует: «Мы, немцы, тоже».

В контексте же отклика на фильм Сергея Сибирякова нельзя исключить, что и российские телеканалы опустятся до показа отечественному зрителю дублированный на русский язык немецкий фильм «Наши матери, наши отцы». А что, с этих ТВ-кнопок станется. У них уже есть немалый скандальный опыт показа 23 февраля фильмов, явно очерняющих Вооруженные силы России.

http://nvo.ng.ru/notes/2013-06-21/14_serial.html

[sylphizium]

Обыкновенный фальшизм

Только что в Германии вышел трехсерийный фильм "Наши матери, наши отцы". Он - о главной войне минувшего века глазами немцев. Что не новость: работы германских кинематографистов ("Сталинград", "Железный крест") о Второй мировой известны и российским зрителям. Милые интеллигентные лица немецких юношей, мечты о будущем, а завтра была война... По сериалу видно: Германия смертельно устала каяться за совершенное. А чтобы избавиться от чувства вины, можно переложить его на другого. Хотя бы в кино о советских насильниках, польских антисемитах и украинских садистах.

Художественный фильм - это, конечно же, поле творческой свободы, но когда речь заходит о столь важных для всего мира событиях, расставить исторические акценты все же нужно. Об искусстве, мифах и документах - наш разговор с доктором исторических наук, заведующим Центром истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН Михаилом Мягковым.

Михаил Мягков: Кстати, первыми немецкий сериал в России заметили именно историки: это члены российского Военно-исторического общества. Его показали по второму каналу немецкого телевидения - ZDF. Смотреть его с переводом можно и в YouTube. Фильм рассказывает о пяти молодых людях, чьи судьбы оказались разделенными фронтом. Для каждого из них столкновение с войной стало тяжелым моральным и нравственным испытанием.

Военные впечатления для любого человека болезненны. Что-то вас как историка задело?

Михаил Мягков: В германском обществе стала заметной линия оправдания деяния своих отцов и дедов на территории СССР в годы Второй мировой войны. По фильму создается впечатление, что немецкие солдаты, только попав на фронт, узнали о том, что собой представляет нацистское правительство. Как и в других картинах, бросается в глаза тема ностальгии по спокойным и счастливым довоенным годам, как будто никакого Гитлера с его "Майн кампф", воспевающим истребление "недочеловеков", и не было.

Существует память о 28 вагонах, заполненными детскими колясками, которые были отправлены из Аушвица в Берлин - взрослые люди целенаправлено душили младенцев; такого не было никогда и нигде

Книгу фюрера легко можно было купить?

Михаил Мягков: Конечно, Гитлер первый раз ее опубликовал, когда находился в тюрьме, в 1925 году. И в дальнейшем она расходилась миллионными тиражами и фактически каждый немец ее читал.

На каких еще современных мифах строится фильм?

Михаил Мягков: К примеру, на запущенном в очередной раз мифе о том, что советские войска, войдя на территорию Германии, были неуправляемыми и в массовом порядке насиловали немецких женщин. Говорится о цифре в два миллиона немок. Она уже всплывала в немецких монографиях. Ее же озвучивал и английский историк Э. Бивор. В фильме "Наши матери, наши отцы" присутствует сцена, когда советские солдаты врываются в немецкий госпиталь, начинают расстреливать раненых и одновременно насиловать санитарок. Впрочем, "зверски" ведут себя не только русские. Поляки в фильме сплошь антисемиты: они выгоняют из партизанского отряда еврея. Не любят евреев и украинские полицаи...

Жизнь воюющих армий на вражеских территориях регламентировалась документальными запретами. Известны ли советские приказы против бесчинств?

Михаил Мягков: Трудно предположить, что советские солдаты были на территории Германии "мягкими и пушистыми" . Освобождая свою страну, всюду они встречали выжженные деревни, разрушенные города, тысячи и тысячи убитых, а среди них были дети и старики. Что должен был чувствовать наш человек по отношению к немцам? Ненависть, которая, безусловно, поддерживалась советской пропагандой, ведь война шла за существование нашего национального государства. Когда немцы были только в ста километрах от Москвы, 23 февраля 1942 года был издан известный приказ Сталина, в котором недвусмысленно говорилось о том, что нельзя отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством.

Понятно, что актов мести советских солдат по отношению к немцам в Германии избежать было трудно. На территорию врага вошла многомиллионная армия, состоявшая из очень разных людей. Чтобы избежать насилия против немецких женщин и в целом гражданских лиц, был издан целый ряд приказов. Достаточно упомянуть приказ маршала Рокоссовского, командовавшего Вторым Белорусским фронтом номер 006 от 21 января 1945 года. В нем предписывалось строго, "вплоть до расстрела, карать за мародерство, насилие, грабежи, бессмысленные поджоги и разрушения". Это цитата. А вот еще: "Во всех случаях незаконных действий по отношению к местному населению виновных задерживать, оформлять актом и протоколом и с материалами дознания направлять либо в свою часть, либо в органы контрразведки СМЕРШ".

20 апреля 1945 года вышло главное указание Ставки Верховного главнокомандования войскам Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов, в котором четко предписывалось изменить отношение к немцам, как военнопленным, так и гражданским. Впрочем, заключительные строки директивы от 20 апреля гласили: "Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами". То есть сохранялся некий формальный подход, наверное, наиболее правильный в то время. Советское руководство, как могло, пыталось чувство ненависти к врагу ввести в определенные рамки. И директивными актами прекратить имеющиеся факты насилия.

Откуда взялась цифра - 2 миллиона немецких женщин...

Михаил Мягков: Сначала геббельсовская пропаганда вколачивала в головы немцев, что они воюют с дикарями, которые будут насиловать всех женщин с восьми до 80 лет. В послевоенный период тема насилия появилась в публикациях западных авторов. Затем возникли врачи, которые говорили о двух миллионах изнасилованных немках... Но это начиналась "холодная" война.

Европа весной 1945 года превратилась в растормошенный улей. На территории Германии оказалась масса освобожденных военнопленных и репатриантов. Есть документы, в которых говорится о том, что советским солдатам на некоторых этапах освободительной миссии приходилось сдерживать тех же самых поляков и чехов, чтобы те не совершали акты насилия против немецкого гражданского населения. Известно, что более 60 человек было расстреляно в армиях западных союзников за преступления, связанные с изнасилованием в период войны и в период освобождения Европы.

А советское мирное население было защищено немецкими приказами против насилия?

Михаил Мягков: При обсуждении плана "Барбаросса" о германском нападении на СССР (так называемой директивы 21) начальник штаба оперативного руководства германского командования специально отметил, что предстоящая война является не только вооруженной борьбой, но одновременно борьбой двух мировоззрений.

Были распоряжения и от командиров помельче. Одно из них - приказ от 13 мая 1941 года "О военной подсудности в районе "Барбаросса" и особых полномочиях войск", подписанный на основании распоряжения Гитлера. Им фактически объявлялся режим неограниченного террора на территории СССР. Тогда же были приняты руководящие указания о поведении войск в России, ограничивавшие уголовное преследование немецких военнослужащих за совершенные преступления. Более того: в марте 1941 года на совещании у фюрера было подчеркнуто, что борьба против России имеет целью уничтожение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции, кроме того, эта война будет резко отличаться от войны на западе. На востоке жестокость является благом для будущего. Командиры должны пойти на жертвы и предотвратить все свои колебания.

Ничего подобного не было ни в Красной Армии, ни в армиях союзников СССР в годы войны. 16 декабря 1942 года Кейтель подписал директиву, в которой подтвердил, что немецкие войска имеют право и обязаны применять в этой борьбе против СССР любые средства без ограничения, даже против женщин и детей.

Читайте также - Максим Кантор: Новая идеология уравняла преступления прошлого века

Приведу пример, который не оставит читателей равнодушными. После освобождения в 1944 году Яновского концлагеря на Львовщине были вскрыты акты чудовищных преступлений. Так, свидетели подтвердили, что комендант лагеря оберштурмбаннфюрер Вильгауз "ради спорта" систематически стрелял из автомата с балкона своего дома по заключенным, работавшим в мастерских. Потом передавал автомат своей жене, и она также стреляла. Иногда, чтобы доставить удовольствие своей 9-летней дочери, Вильгауз заставлял подбрасывать в воздух 2-4-летних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: "Папа, еще!" И он стрелял.

Возвращаясь к фильму: есть у вас ощущение, что современные немцы, устав от бесконечного покаяния, хотят поставить точку в этой своей очень постыдной странице истории?

Михаил Мягков: Возможно ли оправдать свою роль во Второй мировой войне? И зачем немцам это нужно? Ну, в этом, наверное, разберутся политологи. Сегодня Германия - ведущий член Европейского союза. Чтобы сохранить за собой этот статус, нужен определенный имидж, в том числе и исторический. То есть канон германского солдата должен быть улучшен, по крайней мере, подправлен. Конечно же, немцам тяжело воспринимать правду истории, суть которой в том, что если бы Советский Союз не разгромил Гитлера, не было бы ни Германии, ни Европы в современном их виде. Прошло уже почти 70 лет после окончания войны, очевидно, что многие немцы пытаются если не забыть, то, по крайней мере, относиться к деяниям своих отцов и матерей как к чему-то такому, что возможно включить в свой генетический исторический код. Для этого на Западе создан новый имидж войны, которая была преступной и со стороны немцев, и со стороны русских. Там забывают о целях воюющих: Германия хотела уничтожить "неполноценные" нации. А СССР боролся за жизнь, а значит, за добро. Фильм "Наши матери и наши отцы", к сожалению, выявил, что искупление к германской нации еще не пришло.

Кстати

В Польше образ "кровожадных" польских партизан, показанный в картине, вызвал негодование многих общественных организаций, обратившихся к главе МИДа с просьбой о пресечении распространения фильма. Польский дипломат в Германии Ежи Маргански отправил письмо телекомпании ZDF с протестом и очень жесткой критикой того, как в фильме были изображены поляки. Не меньшему осуждению подвергся фильм и со стороны российских блогеров за пропаганду идеи о массовых изнасилованиях немецких женщин советскими солдатами. Сам телеканал ZDF с критикой не согласен. "Мы ни в коем случае не ставим под сомнение исторические факты или ответственность Германии", - подчеркнули здесь. По словам руководителя главной редакции художественных фильмов и сериалов ZDF Хайке Хемпель, все обвинения - беспочвенные. "Наш фильм - антивоенный, хотя и рассказывает о войне. Мы показываем насилие, но все факты, представленные в картине, - абсолютно четкие и ясные, в них нет никаких спекуляций", - считает она.

Из заявления "Российского военно-исторического общества"

"Главный немецкий телеканал ZDF показал сериал "Наши матери, наши отцы" о Второй мировой войне, который реабилитирует немецких солдат на Восточном фронте. Из самого названия следует - не нужно стыдиться своих отцов и дедов, воевавших в составе вермахта. Фактически в Германии предпринята попытка пересмотра решений Нюрнбергского трибунала, приговорившего к повешению фельдмаршала В.Кейтеля и других нацистских преступников за зверства на оккупированных территориях. Усилиями кино и СМИ на Западе намеренно создается искаженная картина Второй мировой войны. Особое возмущение вызывает эпизод, в котором советские солдаты врываются в немецкий госпиталь, убивают раненых и насилуют медсестер. Эти "степные подонки", скопированные из писаний Геббельса, должны как-то заретушировать то, что вермахт участвовал в хладнокровном и методичном уничтожении мирного населения Советского Союза...

Российское военно-историческое общество выражает решительный протест против искажений исторической правды и попыток переписать историю, предпринятых на немецком общественном телевидении ЦДФ. Появление подобных фильмов мы расцениваем как глумление над многомиллионными жертвами нацизма и попытку его реабилитации.

Приближается 9 мая. Яркий праздник единения тех, кто 68 лет назад добыл Великую Победу, и тех, кто по праву унаследовал подвиги своих славных предков. Не забыть, не потерять это бесценное наследие - в этом наш святой долг перед памятью воинов-освободителей.

Мнение

Максим Кантор, писатель, художник:

- Есть простительные грехи, есть непростительные грехи, есть страшные грехи. Существует память о 28 вагонах, заполненных детскими колясками, которые были отправлены из Аушвица в Берлин, - взрослые люди целенаправленно душили младенцев; такого не было никогда и нигде - ни в Магадане, ни во время испанской инквизиции. Это был пик человеческой жестокости, превосходящей звериную. Когда говорят: все виноваты, каждый по-своему виноват, то вообще стирается смысл суда. Суд оценивает всякое преступление, и каждое преступление заслуживает отдельного суда...

Точно так же как существует иерархия святости, в которой подвижник не равен мученику, мученик не равен святому, а святой не равен апостолу, - так же существует иерархия зла. Данте написал поэму именно про то, что градация зла имеется - она равна по сложности иерархии добра. Когда Данте с Вергилием спускаются по кругам Ада вниз, к ледяному болоту Коцита, они последовательно проходят ступени падения нравственности: есть очень много уровней зла. Убийца хуже, чем вор, но убийца детей хуже, чем просто убийца, а тот, кто убил много детей, хуже, чем тот, кто убил одного ребенка. Вы скажете, что это дурная арифметика. Но эта арифметика единственно правильная - и в Божеских глазах, и в глазах истории, и в памяти людей...

Современные исследователи установили пять степеней тяжести концентрационных лагерей - последний, самый страшный уровень (его назвали словом "Коцит") - это нацистские лагеря смерти. И самое страшное в этом то, что солдаты вермахта в большинстве своем были информированы о том, что происходит в лагерях - с евреями и с советскими военнопленными.

Помнить страшно, но забыть нельзя.

Никто и никогда не снимет ответственности с советских людей за сталинские лагеря: лагеря устроил не один злокозненный вождь, а весь народ. Если через ГУЛАГ прошло 17 млн человек, то сколько же народу потребовалось, чтобы этих людей унижать, конвоировать, расстреливать. Сколько следователей должны были их допрашивать, сколько вертухаев их истязало, сколько машинистов вело составы на север. Всех одурачили пропагандой - или люди втянулись в унижение себе подобных?

Подробного счета никто не отменял - в этом скрупулезном подсчете и состоит история. И если в какой-то момент общество решает, что лучше бы не помнить всех бед, это только значит, что мартиролог надо произнести еще громче, еще отчетливее.

Никто не в силах отменить счет в отношении солдат вермахта - простых и честных парней. За годы Второй мировой погибло около четырех миллионов советских военнопленных - цифра беспрецедентная; заключенных сознательно заморили голодом и заморозили. Около шести миллионов евреев было задушено; гражданское население уничтожали десятками тысяч. И в этом равномерном уничтожении людей принимали участие простые честные парни, честно выполнявшие свою работу. Такого не было никогда, ни на одной из войн. Их биографии можно рассказать так, что все будет выглядеть объяснимо и извинительно; но за что тогда погиб Хельмут фон Мольтке? Если рассказывать о войне подробно и точно, можно лишиться сна - но дело того стоит, спать не надо.

Мы обязаны помнить все в подробностях и рассказать нашим детям. Мы обязаны рассказать детям, из-за чего началась война - и что такое теория расы господ. Нельзя забывать, что есть разница между равенствои и неравенством, есть разница между интернационализмом и национализмом. Разница в убеждениях определяет благородство поступка, а иначе было бы все равно: отдать жизнь, работая врачом в чумном бараке, или помереть, объевшись пельменями.

Прямая речь

Владимир Забаровский, директор Центрального музея Великой Отечественной войны:

Из мест дислокации частей вермахта время от времени в окрестные населенные пункты выезжали "охотничьи экспедиции". "Мы отправились в село Рождествено близ Гатчины, - рассказывал служивший на Северском аэродроме рядовой Петер Шубер. - У нас было задание: привезти девушек господам офицерам. Мы удачно провели операцию, оцепив все дома. Мы набрали полный грузовик девушек. Всю ночь девушек держали господа офицеры, но утром выдали их нам - солдатам".

В Смоленске германское командование открыло для офицеров в одной из гостиниц публичный дом, в который загонялись сотни девушек и женщин; их тащили за руки, за волосы, безжалостно волокли по мостовой. В селе Семеновское Калининской области немцы изнасиловали двадцатипятилетнюю Ольгу Тихонову, жену красноармейца, мать троих детей, находившуюся в последней стадии беременности.

В Белоруссии, возле города Борисова, в руки гитлеровцев попали 75 женщин и девушек, бежавших при приближении немецких войск. Оккупанты изнасиловали, затем зверски убили 36 женщин и девушек.

После того как войска Красной Армии выбили гитлеровцев из Керчи, взглядам красноармейцев предстало страшное зрелище: "Во дворе тюрьмы была обнаружена бесформенная груда изуродованных голых девичьих тел, дико и цинично истерзанных фашистами". В городе Тихвине Ленинградской области старшеклассницу М. Колодецкую, раненную шальным осколком, привезли в госпиталь, находившийся в бывшем монастыре. Как потом показали свидетели, "несмотря на ранение, Колодецкая была изнасилована группой немецких солдат, что явилось причиной ее смерти".

В селе Бородаевка Днепропетровской области фашисты изнасиловали поголовно всех женщин и девушек.

Досье "РГ"

Из дневника 16-летнего немца Дитера Борковского от 15 апреля 1945 года. За день до начала завершающей операции Красной Армии по взятию Берлина:

Берлинская электричка. Вагон наполнен женщинами и детьми, беженцами, шум, гам, паника. Кто-то заорал, перекрывая шум: все увидели невзрачного грязного немецкого солдата, на форме - железные кресты, нашивки за участие в бою с танками. "- Я хочу вам кое-что сказать, - кричал он, и в вагоне электрички наступила тишина.

"- Даже если вы не хотите слушать! Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие - русские, поляки, французы, чехи - и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!". В поезде стало так тихо, что было бы слышно, как упала шпилька".

Когда верстался номер

В Мюнхене начался самый масштабный в истории послевоенной Германии процесс, который в какой-то мере напоминает знаменитый Нюрнбергский.

Оба "роднят" мотивы преступлений, совершенных на почве национальной ненависти. Десять убийств, два теракта с использованием бомб, пятнадцать ограблений за одиннадцать лет. Восемь турок, одного грека - простых работящих иммигрантов - и одну немецкую полицейскую жестоко расстреляли подельники Беате Чепе, ее друзья и партнеры по жизни Уве Мундлоз и Уве Бенхардт. Мужчины покончили жизнь самоубийством после того, как Чепе подожгла их квартиру, которую террористы снимали в городе Цвиккау. Германия недоумевает, почему спецслужбы вовремя не распознали националистическую, расистскую подоплеку этих преступлений, не связали факты воедино? Комиссия бундестага по расследованию преступлений неонацистского подполья уже назвала причину такого "сбоя" - отсутствие координации в работе органов безопасности и полиции.

Открытый взгляд, скрещенные руки, волнами ниспадающие по спине каштановые волосы - такой предстала в зале мюнхенского суда подозреваемая террористка Беате Чепе. Адвокаты посоветовали Чепе молчать на суде. Уже сейчас процесс над террористами из Национал-социалистического подполья в немецких СМИ называют едва ли не бесперспективным. В обвинительном заключении генпрокурор назвал группу Чепе "командой убийц" и потребовал для ее участников пожизненного заключения. Однако у обвинителей до сих пор нет прямых доказательств, лишь косвенные улики. А этого, как объяснил "РГ" адвокат по уголовным делам Торстен Хиппе, еще недостаточно для обвинительного приговора.

http://www.rg.ru/2013/04/23/istoria.html

[Вадимка]

Показное благородство кровавых захватчиков

Обыкновенный фальшизм

Всё идёт к тому, что на Западе скоро окончательно "простят" фашистскую Германию и общими силами начнут обвинять в разжигании 2МВ СССР. Многие наши прозападные оппозиционеры, к сожалению, уже давно занимаются тем же и будут счастливы отпраздновать свою маленькую победу над историей.

[Muhach]

Показное благородство кровавых захватчиков

Обыкновенный фальшизм

Всё идёт к тому, что на Западе скоро окончательно "простят" фашистскую Германию и общими силами начнут обвинять в разжигании 2МВ СССР. Многие наши прозападные оппозиционеры, к сожалению, уже давно занимаются тем же и будут счастливы отпраздновать свою маленькую победу над историей.

Федор Бондарчук запускает свой фильм в международный прокат,в этом ему будут помогать IMAX и Sony Pictures.

- Пока сложно сказать по поводу конкретных дат, но я думаю, что в Соединенных Штатах «Сталинград» выйдет зимой 2014 года, - говорит президент IMAX Грег Фостер. - У меня практически нет сомнений в том, что фильм будет популярен в Азии - учитывая любовь жителей Китая и Кореи к формату IMAX. эта картина может стать там хитом.

В трейлере есть слова на английском:Это история шести советских солдат ,отчаянно защищающих свой дом.

[petrovna]

Я этот фильм давно жду, надеюсь не разочаруюсь.

[ChIT]

Мысли о 22 июня.

Я сейчас даже не буду говорить о том, что план "Барбаросса" - это был план превентивного, упреждающего удара, и что Сталин хотел напасть на Европу, а Гитлер его опередил. Что это был акт отчаяния со стороны Германии, потому, что вермахт был намного слабее (практически по всем показателям) Красной Армии и шансов выиграть в этой авантюре у него было один из тысячи.

Я не буду также говорить о том, что несколько миллионов советских военнопленных в первые месяцы войны и немцы, стоящие под Москвой уже к октябрю - это приговор режиму и что солдаты (недавние крестьяне в основном) просто не хотели воевать и спасать Сталина и его клику от справедливого возмездия.

Я также не буду заострять внимание на том, что несколько миллионов советских граждан, одевших немецкую форму и выступивших на стороне Гитлера - это не предатели. Поскольку если предателей миллионы - то надо серьезно подумать над тем, что же они предали? И стоило ли это того, чтобы это защищать?

Я также не буду писать о том, что Красная Армия встретила врага на чужой, только что ею захваченной земле, накануне абсолютно по-скотски (в союзе с тем же Гитлером) напав на Польшу, Прибалтику и устроив кровавое месиво в Финляндии.

Я обо всем этом писать не буду! Пусть будет так как вы хотите: мирный сон советских граждан, тихая миролюбивая политика советского руководства, вероломное нападение и превосходящие силы противника. Пусть все так и будет.

Но! Отбросим детали. Что мы имеем в сухом остатке? От тридцати до сорока миллионов потерь (практически каждый четвертый) и все больше - молодые, здоровые мужчины. Почему не предотвратили? Почему оказались на линии главного удара? Почему другие противники Германии не понесли таких потерь?

Почему наша блестящая дипломатия оказалась к 1939 году в такой изоляции, что мы вынуждены были пойти на союз с Гитлером? Зачем, уже оказавшись союзником Гитлера, мы специально нарушали условия этих договоров? Например зачем практически демонстративно оказывали широкомасштабную поддержку вооружением и инструкторами партизанам в Югославии весной 41 года? Зачем порождали недоверие союзника и провоцировали его на нападение, зная, что к войне мы еще не готовы?

Почему не выбрали тактику скифской войны, столь успешно примененной Кутузовым и Барклаем против Наполеона? Почему ввязвлись во фрональную войну с огромными потерями? Зачем бессмысленно контратаковали под Москвой, Вязьмой, Ржевом? Почему не оставили стратегически абсолютно не важный Ленинград?

Зачем, уже разгромив врага в Курской дуге, не предложили ему перемирия (можно было бы получить шикарные условия, значительно лучше тех, которые мы получили от Потсдама), а полезли завоевывать Европу? Зачем штурмовали Будапешт, Кенигсберг, Берлин и т.д.? Разве осада этих городов дала бы не тот же результат при несравнимо меньших потерях?

Почему не приняли предложения американцев и англичан в Тегеране о блокаде континентальной Европы (ведь без нефти Гитлер все равно бы долго не протянул) вместо кровопролитного и разрушительного вторжения?

Ответ на все эти вопросы прост и очевиден: советское государство было абсолютно неэффективным, непрофессиональным и преступным. Это было сборище уголовников и садистов. И то, что эти преступники удержались в своих креслах к 45 году, а их преемники правили нами вплоть до конца 80-х, я считаю самым большим несчастьем для моей страны за весь 20 век.

Первая мысль по прочтении: Вот сука! Потом поинтересовался, кто-же это писал. А тут сюрприз. Писал-то некий Альфред Кох, бывший Заместителем Председателя Правительства РФ в 1996 — 1997 годах.

https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=611624012204661&id=100000712037223

[spqr1945]

Про потери в очередной раз писать просто тошно, однако, из 27 миллионов погибших - военные потери 12 миллионов, остальные гражданские, погибшие во время боевых действий, карательных операций и просто от голода и болезней, ибо немцы для будущих рабов больницы не строили.

Из этих 12 миллионов военных потерь львиная часть приходится на умерших в плену из-за скотских условий содержания, это примерно 3 миллиона человек, попавших в плен главным образом в 1941 и начале 1942 года. Для сравнения пленных французов немцы отпустили по домам, а англичане и американцы содержались в лучших условиях, чем советские военнопленные. Немцев плен попало или было убито на Восточном фронте если мне изменяет память 7-8 миллионов человек, из которых половина была взята в плен и потом спустя несколько лет благополучно вернулась в Германию, смертность в лагерях для немцев была, но не превышала аналогичную смертность в лагерях для советских уголовников и "политических". То бишь боевые потери Вермахта, СС и Кригсмарине всего процентов на 40% ниже аналогичных советских.

[Lv]

интересный закон готовят в думе:

Госдума запретит критиковать Советскую армию

За утверждения о ее преступлениях во время Второй мировой войны могут дать пять лет тюрьмы

Сегодня в Госдуму председатель комитета по безопасности Ирина Яровая внесет законопроект, предлагающий считать уголовным преступлением критику деятельности войск антигитлеровской коалиции, рассказали «Ведомостям» два человека, близких к руководству палаты. Документ (есть у «Ведомостей») предусматривает наказания для тех, кто отрицает нюрнбергский приговор, деятельность армий антигитлеровской коалиции «по поддержанию международного мира и безопасности», распространяет «заведомо ложные» сведения об этой деятельности, обвиняя военных в совершении преступлений, «в том числе с искусственным созданием доказательств обвинения». Преступникам грозят штрафы до 300 000 руб. или до трех лет заключения; при использовании служебного положения или СМИ штраф возрастет до 500 000 руб., а срок заключения — до пяти лет. Расследованием таких дел займется СКР.

Законопроект направлен на борьбу с посягательствами на историческую память в отношении событий, имевших место в период Второй мировой войны, сказано в пояснительной записке. Яровая была вчера недоступна для журналистов.

Яровая была в числе авторов — единороссов из руководства Думы — похожего законопроекта, внесенного в мае 2009 г. Тогда предлагалось наказывать только за оправдание нацизма, за армию депутаты не вступались. Но 14 мая этого года Яровая пообещала, что закон будет принят уже весной. «Мы не допустим переписывания истории, — заявила она. — Советский солдат останется воином-освободителем, защитником мира от фашистской чумы». Одним из поводов для этих высказываний стал конфликт вокруг публикации директора по гуманитарным проектам «Роснано» Леонида Гозмана, усомнившегося в целесообразности запуска хвалебного телесериала о военной контрразведке Смерш. По мнению Гозмана, Смерш на войне вел себя не лучше, чем гестапо.

Новые формулировки запрещают искать истину, сказал Гозман «Ведомостям», запрет свободной дискуссии уничтожит исторические исследования, а заодно продемонстрирует, что депутаты не способны найти аргументы в пользу того же Смерша. Гозман собирается нарушить закон сразу после его принятия, повторив свою публикацию: «Уверен, правда на моей стороне».

Дополнение УК статьей, предусматривающей ответственность за реабилитацию нацизма, по идее правильно, говорит политолог Алексей Чеснаков, ранее работавший в руководстве «Единой России» и президентской администрации. Но предложенные формулировки крайне расплывчаты и произвольно расширяют ее первоначальный смысл, это позволяет карать за критические оценки таких действий участников антигитлеровской коалиции, например, как бомбардировки Дрездена или Хиросимы. СССР не занимался «поддержанием мира», он мир восстанавливал, отмечает эксперт, формулировку подобных актов следует тщательно обсудить с научным сообществом, историками и правоведами, иначе сырые нормы будут применяться к тем, кто честно анализирует историю XX века. http://www.vedomosti.ru/politics/news/13415541/srok_za_hulu_nasmersh

если закон примут, то хорошо бы применить его к гозману)

[spqr1945]

Ну не знаю, советские солдаты были люди разные, а когда вступали с оружием в руках в Германию, у многих просыпалась ненависть к немцам, потому что почти каждый кого-то в той войне потерял. Были и откровенные уголовники в рядах СА, которые за прощение долгов пошли на фронт. Так что военные преступления имели место и со стороны СА, ососбенно когда боевые части после ожесточённых боёв с Вермахтом (а как только начались бои в Германии сопротивление немецких солдат очень сильно возросло) занимали какой-то населённый пункт.

Люди часто идут на поводу эмоций - и представляют, что наши солдаты все как один герои м чуть не ангелы во плоти, а немцам разве что рогов и копыт не хватает - сплошь злодеи и маньяки. Однако история многообразна и не укладывается в эмоциональные и пропагандистские схемы, а пропаганда направлена на эмоции. Хватало героизма и благородства со стороны немецких солдат, так и подлых преступлений и массовых казней. Кстати может кто не знает, но немцев на Украине в 1941 году многие встречали хлебом-солью, а сопротивление бандеровцев длилось ещё 10 лет после Победы. Маршал Ватутин был убит бандеровцами, хотя в фильме "Освобождение" их политкорректно обрисовали немцами. Мир многогранен и чёрный с белым в нём совсем не преобладающие цвета. Другое дело в политике - нацисты целенаправленно проводили политику геноцида славян, а советские руководство стремилось максимально ограничить военные преступления в Германии, приводились в жизнь и смертные приговоры. В памятке же для немецких солдат было указано "оставьте своё милосердие дома, здесь другая война, война на уничтожение".

[Lv]

spqr1945

как можно понять предлагается наказывать за "заведомо ложные" обвинения, а не просто за критику

в европе же судят за "отрицание холокоста"

другое дело что закон скорее всего популистский. и никого по нему наказывать не будут. вон гозман грозится что снова напишет про смерш, если примут закон

это как с недавним законом о гомопропаганде. скорее всего никого по нему судить не будут. но зато "патриоты" ошибочно думают будто бы этот закон запрещает гомогеям рассказывать детям про себя. на самом деле закон этого не запрещает

наверное тоже самое с этой инициативой, потешить "патриотов". но применять закон не будут

[petrovna]

Были и откровенные уголовники в рядах СА, которые за прощение долгов пошли на фронт.

Штрафбата насмотрелись? Откровенных, отпетых уголовников убийц и садюг в красную армию из зон и тюрм не набирали. Добровольцев хватало как то. Из тюрьм брали небольшое число, тех кто шёл по некоторым политическим статьям. Уголовщины там не было и в помине.

Да и штрафные батальоны были совсем не то, что представленно в идиотском фильме.

[spqr1945]

Вокруг штрафбатов создано множество мифов, в основном благодаря сериалу. Сериал прямо таки каноничен в своей антисоветскости, тут и злые ГБшники и безвинные попавшие под молот репрессий и безжалостное командование, гнавшее солдат на убой. Мифов много, а правлды то почти и нету - штрафных бригад не было и быть не могло, потому что на армию был как правило всего 1 штрафной батальон. А стрелковая армия - это 45 000 - 60 000 человек, и в ней всего 1 штрафной батальон на 300 человек. То есть ну совсем малое число.

Сериал - тоже порождение идеологической парадигмы, на этот раз антисоветской. на мой взгляд лучшее из недавно снятого о войне - это фильмы "Звезда" и "Брестская Крепость", которые сделаны без идеологического давления, просто по фактам и воспоминаниям. Умеют все-таки иногда снимать нормальное кино о войне среди всякого шлака.

Вот кстати у американцев есть весьма неплохой сериал "Братья по оружию" и "Тихий Океан", сняты кстати по реальным фактам и вомпоминаниям реальных людей, сюжет вполне жизненный и не высосан из пальца в угоду кому-либо. Нам бы побольше такого кино.

Должно ли кино воспитывать патриотические чувства или рассказать пусть и не всегда приятную правду? Я на стороне правды, но многие со мной не согласятся, предпочитая умалчивать неприятные факты. Впрочем пропаганда всегда так работает - она редко напрямую врёт, скорее там подсветит, там замажет, другие факты выставит в том или ином свете и пропагандистская конфетка готова, притом нетолько у нас, но и везде в мире, не исключая и Запад.

[petrovna]

Звезда вообще мой самый любимый фильм, каждый раз пересматривая этот момент, слезу прошибает.

Добавлено спустя 3 минуты 6 секунд:

spqr1945 на данное время нашей стране просто необходима выборочная пропоганда, потому как выросло поколение, для которого правда не важна, они послушают её и выбирут один негатив и начнут тыкать в него, забывая положительные моменты. Надо учиться у США в этом отношении, своих лишь в хорошем свете, чужих только всегда в плохом и никогда по другому.